Андрей Добров - Крыса в храме. Гиляровский и Елисеев

– А, – сказал Коля, – теперь все понятно.

Он продолжил есть рулет из утки. А я встал и налил себе рюмку водки из буфета. Но не успел выпить, как вдруг подумал: вот в чем штука!

– Знаешь, Коля, – повернулся я к юноше. – Что если действительно ларчик просто открывался? Просто открывается, и не надо тут мудрить! Надо просто посмотреть, что хранится в этом ларчике!

– Вы о чем? – спросил Коля.

– Ничего, ничего, ешь, не обращай на меня внимания.

«Скорый» из Питера должен был прибыть в девять. Ближе к восьми я начал одеваться. Палку с набалдашником я оставил дома, но в одном кармане у меня по-прежнему лежал кастет, а в другой я положил «наган». Иван быстро доставил меня к Николаевскому вокзалу. На перроне уже стояла группа из пяти человек, среди которых своим клетчатым пиджаком и кепкой выделялся Теллер.

– Здравствуйте, Федор Иванович, – сказал я. – Надеюсь, Елисеев предупредил вас о моем присутствии?

– Предупредил, – сухо ответил Теллер, – хотя я совершенно не понимаю, зачем вы здесь. К тому же вам не хватит места в пролетке. У нас их всего две.

– Ничего! – бодро ответил я. – У меня свой личный извозчик.

Мне показалось, что во взгляде Теллера мелькнула легкая зависть, которую он сразу подавил.

Мы стояли под навесом дебаркадера, и дождь стучал по крыше оглушительно. Справа пассажиры заходили в вагоны состава, отправлявшегося в столицу. Мужчины курили на перроне, носильщики бодро катили тележки с чемоданами и коробками, перехваченными толстыми кожаными ремнями, чтобы не разлетелись по перрону. Невдалеке от нас женщина в темном платье, присев на корточки, обнимала маленькую кудрявую девочку, а рядом стояла няня. Пахло дровяным дымом, углем и чем-то еще таким особым, чем обычно пахнет на вокзалах.

– Долго еще ждать? – спросил я.

– Не больше пятнадцати минут, – ответил главный охранник и попросил меня отойти с ним на несколько шагов в сторону от группы.

– Господин Гиляровский, – сказал он. – Я не знаю, чем руководствовался Григорий Григорьевич, но вы должны понять, что встреча и сопровождение крупной суммы денег – это не просто прогулка по Тверской. Это процедура, в которой все роли расписаны, и любое промедление, отставание или просто несоответствие регламенту заставит нас сильно нервничать, потому что сохранность денег может оказаться под угрозой.

– Не беспокойтесь за меня, Федор Иванович. Я не буду мешаться под ногами. Я поеду за вами, стараясь соблюдать дистанцию. Вы можете просто не обращать на меня внимания.

– Хотелось бы! – зло ответил Теллер.

Раздался далекий гудок паровоза, служитель вокзала через рупор громко объявил:

– Внимание! Ожидается прибытие поезда из Санкт-Петербурга на четвертый путь! Просим встречающих отойти от края платформы!

Теллер вернулся к своим спутникам, одного из которых я узнал – это был мой давнишний знакомый, амбал, с которым мы фехтовали у забора. Далеко, на путях, широким веером расходившихся в стороны рельсов, показался черный силуэт паровоза. Из его трубы вырвалась струя белого пара, и он снова дал гудок. Паровоз все разрастался в размерах, пока, наконец, не подошел ближе к уже самому концу платформы, шипя гидравлическими тормозами. Следом показался изогнутый ряд вагонов. Наконец состав въехал под крышу дебаркадера и остановился. Мы находились прямо напротив третьего вагона, из которого должны были передать деньги. Первым вышел проводник, а за ним сразу два человека в черных костюмах. Они встали по бокам от двери, пропуская третьего – господина в хорошем коричневом костюме и с кожаным саквояжем в руках. Спустившись на перрон, он остановился. Еще один охранник не выпускал пассажиров из вагона, пока господин в коричневом костюме не передал Теллеру саквояж. Охранники магазина тут же окружили своего шефа. Руки они держали в карманах, вероятно, на рукоятках револьверов. После того как группа Теллера с саквояжем начала удаляться, охранник в вагоне открыл выход для остальных пассажиров, возмущенных задержкой.

Отправившись вслед за главным охранником, я увидел, как он со своими людьми вышел на площадь перед Николаевским вокзалом. Они разместились в две ожидавшие пролетки. В первой ехал Теллер, а по бокам от него втиснулись два охранника. Во вторую сели двое остальных людей Теллера. Я свистнул Ивана, и тот быстро подъехал.

– Видишь этих господ? – спросил я. – Следуй за ними, но не обгоняй.

Такой процессией мы доехали до самого магазина, где пролетки с Теллером и охранниками тут же проследовали на разгрузочный двор через открывшиеся ворота. А я отпустил Ивана и вошел через дверь охраны. Мы встретились возле лестницы, ведущей на второй этаж, к конторе. Теллер, сопровождаемый двумя своими людьми, быстро пошел наверх. Я – следом за ними.

В конторе нас ждал Елисеев.

– Ну, что? – спросил он. – Привезли?

– Так точно! – отрапортовал Теллер и поставил саквояж на стол.

– Никаких происшествий?

– Никак нет!

– Хорошо.

Елисеев вынул из жилетного кармана маленький ключ на цепочке, открыл замок и распахнул саквояж, плотно набитый пачками денег, перехваченных бумажными лентами. Елисеев провел по деньгам пальцами, и, захлопнув саквояж, снова запер его на замок.

– Все в порядке, – сказал миллионер. – Похоже, все здесь. Отправляйте его в сейф.

Теллер открыл металлическую решетку, которую, по-видимому, пока не запирали ввиду отсутствия денег в сейфе, и поставил саквояж на стол внутри помещения кассы. Елисеев подошел к сейфу, некоторое время набирал шифр на диске, потом вынул из кармана брюк еще один ключ – длинный и причудливой формы, вставил в замочную скважину и попытался повернуть.

Но ключ не повернулся. Елисеев попытался снова. Тот же результат. Елисеев вынул ключ и вставил его снова, но и в этот раз открыть сейф не удалось. Миллионер отошел от сейфа и посмотрел на Теллера.

– Что случилось, Григорий Григорьевич? – спросил главный охранник.

– Хотел бы узнать это от вас, – сказал Елисеев. – Я не могу открыть сейф.

– Позвольте, – удивился Теллер. – Но ключ хранился у вас.

Елисеев раздраженно пожал плечами.

– Что за черт! – воскликнул он и снова попытался открыть сейф – однако опять безрезультатно.

Следующие десять или пятнадцать минут Елисеев снова и снова набирал комбинацию цифр на диске, а потом вставлял ключ и не мог повернуть его даже на пол-оборота.

– Похоже, что с сейфом возникла проблема, – наконец сказал он, вспотев. – Странно, я недавно проверял механизм. Все работало.

Он посмотрел на меня:

– Что думаете вы, Владимир Алексеевич?

– То же, что и вы, – ответил я, – замок испорчен. Возможно, кто-то засунул в отверстие обломок гвоздя или кусочек свинца. Григорий Григорьевич, может быть, вы отвезете деньги к себе и положите их в личный сейф, в своей квартире?

– Нет, – быстро сказал Елисеев, покраснев. – Я не могу сейчас… Мне неудобно. Пусть лучше остаются здесь. Я немедленно дам телеграмму представителю фирмы-изготовителя этого сейфа. Их отделение есть в Петербурге. И завтра утром механик приедет вместе с моими конторскими служащими. Все это время деньги должны оставаться здесь, под охраной.

Он повернулся к Теллеру:

– Федор Иванович, вы лично отвечаете за этот саквояж. Я требую, чтобы вы всю ночь, до приезда специалиста, находились в этой комнате неотлучно. Поставьте охрану у дверей, а также у всех входов в магазин. И еще, я хотел бы, Владимир Алексеевич, – сказал Елисеев, обращаясь уже ко мне, – чтобы вы тоже подежурили здесь. Боюсь, все это не случайность, и ночью у нас могут быть гости.

– Если вы мне не доверяете, Григорий Григорьевич… – начал Теллер.

– Я доверяю вам, – ответил миллионер, – но, знаете, одна голова хорошо, а две лучше. И хватит об этом. Я так хочу. Чем больше будет народу, тем лучше. А Владимир Алексеевич с его прекрасной спортивной формой безусловно пригодится. Вы согласны помочь, Гиляровский?

– У меня были планы на этот вечер, – начал я, – но если вы просите…

– Теллер? – Елисеев повернулся к главному охраннику.

– Слушаюсь, – тихо ответил тот и зло посмотрел на меня.

– Ну же, Федор Иванович, посидим, поболтаем, ночь пролетит незаметно.

– Не сомневаюсь, что это будет самая яркая ночь в моей жизни, – пробурчал Теллер.

Елисеев распорядился, чтобы нам в контору принесли бутербродов и несколько кувшинов с водой. Было решено перенести в контору даже ночной горшок из сторожки, чтобы мы могли справлять нужду, не выпуская друг друга из виду.

Наконец все ушли и оставили нас с Теллером вдвоем. Он сел у стола, на котором стоял саквояж. Я подвинул стул к противоположному концу стола и тоже сел, вынул из кармана блокнот, карандаш и стал писать заметки, время от времени исподтишка поглядывая на Теллера. Тот сидел, закрыв глаза, как будто дремал. Но по движению желваков на его скулах я мог определить, что он напряжен. Время тянулась медленно. За окнами скоро смолкли далекие звуки города, не слышно было больше грохота колес пролеток по булыжной мостовой, затихли голоса людей, дождь продолжал барабанить по оконному стеклу. Наконец Теллер взял бутерброд с ветчиной и принялся есть. Я тоже почувствовал голод и потянулся за бутербродом. Теллер пододвинул ко мне блюдо.