А. Веста - Доля ангелов

   Встав с подветренной стороны Чертова Клыка, мы собрали скомканные, сбитые штормом сети. Через полчаса подгоняемые бодрым ветром, ухая с волны на волну, мы шли к берегу.

   – Не одиноко на маяке? – спросил я, отжимая майку.

   Буржуйка шипела, нагнетая жар. Старик подбросил еще угля в малиновое жерло.

   – Одному хорошо. Я двадцать пять лет не был один, потом двадцать пять лет был один и не успел соскучиться. Я повидал много людей и городов. В Сибири был, в Заполярье...

   – Лагеря?

   Он не ответил, раскуривая старинную, с медными накладками трубку. Пламя яркими всполохами обрисовало крупный череп, изувеченный нос и седой щетинистый подбородок, выступающий вперед, как носок сапога.

   – Двадцать пять лет – долгий срок... За что, сидел отец?

   – Стоять за свои убеждения иногда приходится сидя, – усмехнулся старик. – Я солдат. Я воевал против вас, вы воевали против меня.

   Он подбросил дров в буржуйку и продолжил:

   – Сейчас принято во всем винить Гитлера. Но так ли уж он виноват? Почему двенадцать миллионов русских солдат не смогли удержать нашего натиска? Над этим вопросом я бился большую половину своей жизни.

   Я всмотрелся в него с нехорошим любопытством, так изучают посетители музея ритуальный топорик индейцев майя или ржавые орудия палача.

   – Гитлер и Сталин – близнецы-братья...

   – Хозяин, ты веришь в то, что сейчас говоришь?

   – За пятьдесят лет, еще никто не опроверг моей веры, – он протянул ладонь к ревущему пламени, словно присягая. – Оба они были людьми из народа, не слишком образованными, но очень способными. По убеждениям Гитлер был социалистом и революционером. Как и Сталин, он мечтал выправить людскую породу и вывести «нового человека», совершенное творение без страха и упрека, и в этом деле оба вождя не чурались магических штучек. Они искали союза с древними богами, а может быть и демонами своей мечты. Они ставили дух выше плоти и не боялись пускать кровь. Перед войной у Сталина и Гитлера, действительно, наметились общие цели. В лагере я слышал от одного немца, а тот слышал от другого немца, что перед войной Гитлер и Сталин тайно встречались на яхте в Черном море.

   – Нет ничего странного, что лидеры двух держав встречались, странно, что из этого делают тайну. А что было дальше?

   – Яхта называлась «Мертвая голова» и принадлежала Германии. Гитлер был весел и радушен, он сказал, что уже видел Сталина в кинохронике и тот сразу показался ему симпатичным. Эти слова передал мне единственный уцелевший свидетель. Все остальные были уничтожены. Так вот, он утверждал, что Сталин и Гитлер решили не только мирно поделить земной шарик, но и вместе осваивать Луну. Они договорились совместно бороться за оздоровление белой расы и против всех видов дегенерации.

   – Вот это, действительно, смело. Оба вождя имели явные признаки этой самой дегенерации.

   – Должно быть, это их и сблизило. К тому же на пути к столь грандиозным планам их подстерегал общий враг...

   – Общий враг?

   – Ну да... Две великие империи Россия и Германия оказались на пути у одного завоевателя: мирового заговора ростовщиков, жиреющих на крови и войнах. Это бесчестие рода людского умеет рядиться в пышные одежды идей и тогу гуманизма, но если вывернуть исподом любую войну или революцию – ты увидишь только одно – деньги, грязные деньги, которые переходят из рук в руки.

   – Нет, хозяин, ты не прав. Все войны в мире идут за мозги. И деньги, эта желтая и зеленая слизь, только оружие в этой битве.

   – Ладно, кто старое помянет... – примирительно сказал немец. – Здесь, в России я обрел вторую Родину. Тогда в сорок первом я высадился на этом берегу, теперь держу здесь последний форпост и называю твою страну своею, ведь я полюбил ее! Не надо много ума, чтобы поливать свою историю грязью. Ты попробуй вместить ее в свое сердце и голову, понять и простить, отделить черное от белого, и то, что прежде тянуло вниз, станет опорой в твоем пути. О, это великий труд: познать истину, значит стать свободным!

   Сталин сумел воплотить великие мечты вашей нации. Ни страх перед НКВД, ни репрессии не могли породить «русское чудо» – всплеск героизма, научных открытий и трудовых подвигов. Он научил ваш народ великой любви сквозь страдание.

   – Но какой ценой... Империи, построенные на не отпетых костях, обречены на гибель.

   – Но есть и другой закон: чтобы получить все, надо отдать все! Были времена, когда русские продавали в рабство своих жен и детей, чтобы собрать деньги на ополчение. Не каждый способен отдать самое дорогое за Родину, за своих братьев по крови и вере. Ваши старики до сих пор преданы своему великому вождю, я тоже не изменил присяге. Я и есть тот самый «новый человек», в любую минуту готовый умереть за свой народ.

   Я с невольным почтением посмотрел на старика. Я завидовал ему; умереть с молитвой или гимном на устах дано не каждому. Дайте и мне великую идею, за которую не жалко умереть!

   – Русские – великий народ! – немец поднял палец. – Мы шли освобождать Россию от ига комиссаров, мы думали, что встретимся с марксистскими недочеловеками, азиатскими выродками. Но очень скоро мы поняли, русские – мужественные, благородные и великодушные... Я восхищен ими. Фридрих Второй, прусский король, говорил: «Русского солдата мало заколоть, его еще и повалить надо». Вы единственный народ в Европе, у которого еще есть шанс в истории.

   – Довольно позднее прозрение...

   – Правда всегда бесстрашна, но если ты в чем-то не согласен со мною, парень, тебе лучше уйти.

   – Да, мне, пожалуй, пора.

   – Прощай... Ты бы мог стать хорошим солдатом, – сказал старик на прощание. – Если будет нужда, приходи на маяк. Я, Генрих Штихель, пожизненно приписан к этой развалюхе.

   – Ты не пытался вернуться в Германию? – спросил я, прежде чем старик запер за мной дверь.

   – Нет, – он покачал своей тяжелой «тевтонской» головой. – Я скоро умру, но совесть моя чиста. Я – ангел ада, железный солдат – заплатил по всем счетам, но не нарушил присягу. Но ты спросил, где бы я хотел умереть? Я бы хотел умереть в родной Вестфалии.

   Я вернулся в палаточный лагерь на берегу во второй половине ночи. Шторм утих. Ветер смел с ночного неба обрывки туч. Над заливом висела тусклая грязно-желтая луна. Глухо выла собака. Подходя к пристани, я заметил, что «Мертвой головы» нет на приколе. Плеск воды заставил меня сбавить шаг и укрыться в тени палаток. Я даже решил, что вижу морскую деву. Облитая лунным светом девушка вынырнула вблизи пирса, вскарабкалась по сваям и принялась отжимать волосы. Я скорее почуял, чем узнал ее. Это была Маша, кто же еще?

   Я ушел под широкий тент и лег на жесткую лавку, подложив под затылок скрещенные руки, желая лишь одного – как можно скорее забыть все, чему был невольным свидетелем.

   Очнулся я от стрекота вертолета. Под парусиновым тентом гулял холодный ветер. Я отряхнулся, заглянул в полированную стенку титана: в глазах плавала муть, в щеку ребристым иероглифом впечаталась клешня краба.

   «Мертвая голова» мирно покачивалась у пирса. На берегу совещались водолазы в полной экипировке, похожие на глянцевых игуан, вставших на задние лапы. Подразделение ихтиандров собиралось обшарить подветренную акваторию. С большой долей вероятности туда должно было прибить волной нечто их интересующее.

   Я сполоснул лицо и поплелся к яхте, чтобы попрощаться. На выскобленных добела досках палубы, обхватив руками колени, сидела Маша, не в силах унять дрожь в хрупких стеблях рук и ног.

   – Что случилось, Маша?

   В ответ ее зубы заплясали. Предчувствуя дурные известия, я сел рядом с ней на свернутые пирамидой канаты. И тут я разглядел ее окончательно: смазливая девочка из предместья, нищая студенточка государственного вуза, юная нимфа, на миг оседлавшая золотого быка и мгновенно поблекшая, как бабочка в сачке.

   – Где Маркел?

   – Я уже все рассказала следователю. Маркел поспорил с Маугли, что дойдет до маяка по ночной воде. Я легла спать в кемпинге. Утром яхту нашли пустой.

   Моя рука, предательски подрагивая, ложится на атласное плечико «невесты моря»:

   – Маша, я видел тебя сегодня ночью... Это был ночной заплыв?

   Она едва заметно повела плечом.

   – Ну, допустим, что дальше? – бросила она с колючим вызовом.

   – Ты поссорилась с моим братцем и решила удрать с яхты?

   Маша молчала. На ее предплечье тлел бледный, расплывшийся синяк.

   Зная Маркела, я мог предположить только одно: он напился и стал выкручивать ей руки. Маша оказала достойное сопротивление. Такие колючки вполне могут дать отпор любому королевичу: «только после свадьбы!»