Сергей Зверев - Господа офицеры

— Ваши бы слова да Аллаху в уши. Но… Пожалуй, вы правы, полковник. Русским нечего противопоставить нашей супергаубице, кроме смехотворных диверсантов, большая часть из которых потонула, как слепые котята, а оставшихся в живых мы непременно выловим, когда они попытаются удрать за линию фронта. Кажется, я недооценивал вас, — нехотя признал Киамиль-паша. — И вашу «Большую Берту». Ах, до чего было бы замечательно вдобавок изловить этого нахального сопляка, их великого князя!

…Если бы этот хвастливый и самодовольный разговор чудом услышал старый унтер Петр Николаевич Бестемьянов, он непременно бы сказал что-то вроде: «Дай бог нашему теляти волка сожрати!»

Над южным берегом озера Ван стояла тихая весенняя ночь. Полную луну укрывали легкие, почти прозрачные облака, но даже они делали ее свет неверным, обманчивым, не позволяющим разобраться в калейдоскопе ночных теней, скрадывающим движения и фигуры.

Конечно же, теперь Вильгельму фон Гюзе никакие побеги из лагеря стали не нужны, и немец распорядился усилить режим охраны: помимо караульных на вышках и двоих солдат, топтавшихся вкруговую по периметру между внешним и внутренним рядами колючки, у жилого барака стояли двое часовых. Им был отдан приказ: в ночное время пленных из барака наружу не выпускать.

К проложенной между столбами с проволокой гравийной дорожке, по которой ходили двое турецких солдат, бесшумно подползали трое: Сергей Голицын, Андрей Левченко и Петр Николаевич Бестемьянов.

Николенька тоже порывался было принять участие в съеме часовых, но тут уж поручик так выразительно глянул на великого князя, что даже говорить ничего не пришлось. Во взгляде поручика явственно читалось: «Ваше сиятельство, нельзя же быть такой упрямой бестолочью! Неужто печальный опыт вас ничему не научил? В храбрости вашей никто не сомневается, как и в вопиющем недостатке опыта… Ох уж мне эта детская уверенность, что одной храбрости достаточно, а остальное само собой получится».

Юноша и двое казаков страховали передовую тройку, спрятавшись за железнодорожной насыпью, на которой, чуть поодаль, располагалась громадная платформа с «Большой Бертой». Если снять часовых бесшумно не удастся, они должны были прикрыть огнем отход троих своих товарищей. Маленького армянина оставили в лесном убежище ждать, чем закончится рискованное дело, на которое пошли его русские друзья.

Сценарий нападения на охрану лагеря предварительно был детально обсужден и расписан с точностью до секунд. Важная роль в нем принадлежала Андрею Левченко, по-прежнему одетому в турецкую шинель и с турецкой винтовкой — правда, без единого патрона! — за спиной.

Штабс-капитан подобрался к заранее выбранному местечку у внешнего ряда проволоки и замер. Голицын с Бестемьяновым тем временем по-пластунски подползли к углу периметра, оказавшись прямо под караульной вышкой. Правильно: под фонарем, как известно, темнее всего, тут часовой их никак не ждет, а караульный на вышке тоже сквозь настил не увидит. Да и от лунного света, пусть рассеянного облаками, вышка их дополнительно прикрывает, прячет в свою тень. Все готово, но начинать, по замыслу Сергея, должен Левченко.

Двое караульных, обходя объект, топают навстречу друг другу. Один по часовой стрелке, другой — против нее.

Ага, вот они встретились, голубчики, и мало того, что остановились переброситься парой слов, так один еще имел наглость закурить! Это на посту-то! Голицын про себя жестко усмехнулся и толкнул локтем в бок притаившегося рядом Бестемьянова: мол, гляди, Петр Николаевич, до чего у турок паршиво караульная служба поставлена!

Что ж, задача упрощается: вспышка спички положила засветку на глаза обоим туркам. Получаем выигрыш в секунду-другую, а в такой ситуации это очень много.

Так, вот парочка разошлась. Один направился в сторону Левченко, другой — к вышке, под которой залегли Сергей с Бестемьяновым. Покамест все идет по плану. Поравняться с двумя засадами часовые должны одновременно.

Стояла тишина, глубокая и зловещая, точно затаившийся перед прыжком ночной хищник. Ее нарушали только шаркающие шаги караульных по гравию дорожки да чуть слышный плеск озерной волны.

Левченко вскочил на ноги прямо перед часовым, когда их разделяло не более шага и тонкий ряд колючей проволоки в косой крест. Часовой опешил: на глазах у него лежала засветка от вспышки спички, свет луны был ослаблен облаками, и в первые — самые важные! — мгновения турок смог различить по ту сторону проволоки некую темную фигуру неопределенных очертаний, но в турецкой шинели. И, самое главное, подействовал точно просчитанный Голицыным мощный психологический фактор: турок охранял периметр для того, чтобы никто из пленных не выбрался наружу! Если караульный и ожидал опасности, то с другой стороны, из-за внутреннего рядка колючки!

Тесак Андрея вошел точно «под ложечку». Турок, даже не охнув, упал на колени, а затем мягко, точно тряпичная кукла, повалился головой вперед, на внешний ряд периметра.

Бесшумно, как кот, Левченко нырнул головой вперед точно в небольшую прореху, образовавшуюся в косом кресте проволоки, смягчил падение, приземлившись на полусогнутые руки, перекатился и, оказавшись на гравийной дорожке, рядом с мертвым часовым, тотчас вскочил.

Все произошедшее заняло не больше времени, чем сердцу два раза стукнуть! Для часовых на вышках и для напарника убитого караульного ничего не изменилось: как шел по дорожке солдат в турецкой шинели и с винтовкой за плечом, так и идет. И ни малейшего шума.

Теперь пришла пора действовать поручику Голицыну и Петру Бестемьянову. Их «клиент» уже дошел до угла огороженного проволокой квадрата, оказался под площадкой караульной вышки. Турецкий часовой делал свои последние шаги по земле…

«Эгой!» — как и было условленно, Левченко, изображавший второго часового, тихонько окликнул турка привычным для него возгласом вроде русского «Эй!». Тот повернул голову в сторону своего «напарника»: что, мол, ему нужно? И прозевал бесшумный и стремительный, как у атакующей кобры, рывок Голицына. Мгновение — и все было кончено: артиллерийский тесак перерезал горло незадачливого караульщика.

Еще пара секунд, и двое русских оказались на гравийной дорожке периметра. Бестемьянов быстро снял с трупа шинель, накинул ее на себя, а за плечом у него повисла винтовка.

Первая часть плана была реализована на «отлично», периметр был пройден, а у Сергея Голицына появилась ближняя подстраховка. Ведь теперь снова двое «турецких солдат» шаркали сапогами по дорожке меж двух рядов ограждения. Внешне ничто не изменилось, охранникам на вышках просто в голову не могло прийти, кто на самом деле топчет дорожку внизу.

По расчету Голицына, до очередной смены караула оставалось около сорока минут: как и в русской армии, турки караулили в три смены по два часа.

Теперь предстояло самое сложное: за это время незаметно подобраться к часовым у двери барака и снять их столь же быстро и бесшумно. Выполнение этой части своего плана поручик взял на себя.

Медленно и осторожно, буквально по вершку, Голицын полз через плац. В правой руке он сжимал два тесака, свой и Бестемьянова. Нужно было приблизиться к входу в барак, охраняемому двумя турками, на расстояние точного убойного броска, аршин на пять.

Одно неосторожное движение, малейшая неточность — и все пропало, он обнаружит себя. Выручало то, что лунный свет был не так безжалостно резок, как прошлой ночью. Да еще помогали разгильдяйство и беспечность двух часовых у барака: они, нарушая устав, переговаривались о чем-то, коротая время, и не слишком внимательно следили за плацем. Разгильдяев можно было понять: как и двое только что упокоенных караульщика, они не ждали нападения снаружи. Их же поставили охранять барак, чтобы пленные из него ночной порой не выходили, — вот они и охраняют.

Пора! Сергей чуть приподнялся на левом локте, коротко, без замаха метнул один тесак и сразу же второй.

Поручик был не только превосходным наездником, он виртуозно владел любым холодным оружием. Огнестрельным, впрочем, тоже…

Голицын сработал четко: ножи, брошенные им, угодили одному охраннику под кадык, а другому точно в сердце. Оба часовых беззвучно свалились, и вновь солдаты на вышках этого не заметили. Путь в барак был открыт. Сейчас Сергей освободит пленных офицеров!

…Сперва подполковник Ростовцев решил, что продолжает спать и Господь посылает ему замечательный сон. Но нет! Вновь послышался тихий, но отчетливый и веселый голос:

— Подъем, господа офицеры! Довольно спать, пора России послужить! Только тише, ликование оставим на потом. Слушайте меня внимательно…

…Дверь небольшого домика, где расположились бодрствующая и отдыхающая смены караула, резко распахнулась. Никто из ошеломленных солдат даже не успел схватиться за оружие. Лишь офицер, начальник караула, успел дернуться, расстегнул кобуру, но тут же упал с ножом в горле. Вскоре все турки оказались связаны, во рты им всунули кляпы. Пленные русские офицеры разобрали оружие врага.