У. Уилер - Браслет певицы

– А что с бароном фон Мюкк? – спросила мисс Ива с любопытством, в то же время насмешливыми, лукавыми глазами глядя на инспектора.

– О, мисс Ива, джентльмены, только пусть это останется строго конфиденциально, никакой огласки! – вероятно, в великосветских салонах уже не один раз обсуждалась потрясающая строго секретная новость, а потому рассказ графа Бёрлингтона был отточен до мелочей, и ему не терпелось повторить его, – Знаете ли вы, что он был немецким шпионом?

– Боже мой, кто бы мог подумать! – изумилось общество.

– И знаете ли, как его вывели на чистую воду? Инспектор, может быть вы в курсе?

– Понятия не имею! – ответил Суон. – Может быть, мистер Флитгейл слышал что-нибудь?

– Нет, господа, я ведь сейчас совершенно не интересуюсь текущими событиями; можно сказать, что я целиком и полностью пребываю в седьмом веке до рождества Христова, – Флитгейл пребывал также в самом благодушном настроении. Как ни странно, особое облегчение теперь он испытывал даже не от того, что необходимость драться на дуэли отпала, а от того, что не надо было ездить за город и упражняться в фехтовании с Алоизом.

– Ну, разумеется, господа, просто в высшем свете подобная информация происходит, как правило, из самых компетентных источников, – чуть самодовольно заметил Бёрлингтон. – Так вот, этот фон Мюкк, немецкий шпион, имел агентов в разных странах, и в Англии в том числе. Но! Этот агент уже был известен нашим доблестным секретным службам. А также им был известен тайный код, основанный на… на… кажется что-то каббалистическое, если я не ошибаюсь. И вот, была разработана изящная и совершенно сокрушительная операция: фон Мюкку была доставлена шифрованная телеграмма, которая якобы – вы понимаете, господа? – якобы была составлена одним из его агентов в Италии. И сообщала она о том, что этот самый агент прибывает в Лондон с дипломатической миссией, и имеет какие-то особо секретные документы, которые желал бы передать ему через тайник. А знаете ли вы, где был обустроен шпионский тайник? На кладбище!

Всё общество отреагировало на это потрясающее известие хоровым изумлением.

– Да-да, на кладбище Кенсал-грин, под могильным камнем леди Байрон, жены великого поэта нации! Невероятный цинизм, вы не находите? Так вот, прямо у могилы этой удивительной женщины его и взяли наши доблестные полицейские. Я нахожу это прекрасным подтверждением могущества Британского льва!

– Какая потрясающая история! И самое удивительное – она разворачивалась практически на наших глазах! – заметила мисс Ива, любезно предлагая Бёрлингтону чашечку чаю.

– Да, да, этот кошмар с убийством барона Фицгилберта… Я даже знаю, отчего фон Мюкк организовал его убийство. Он пытался подкупить барона, этого кристально честного человека, этого истинного защитника Короны! И, когда барон категорически отказался от предательства и пригрозил фон Мюкку разоблачением, этот мерзавец организовал его убийство руками полковника Брюстера! Ну, инспектор Суон, я ведь прав?

– Несомненно, правы, – с восторгом в голосе подтвердил Суон.

– Конечно, фон Мюкк никому не нравился здесь, в Лондоне. Одно его отношение к бедняжке Мелисанде уже говорило многое о его истинном лице, скрывающемся под маской тевтонской невозмутимости. До чего он довёл несчастную женщину! Ну, слава Богу, для неё уже всё позади. Фон Мюкк был выслан из страны.

– Что же, он уже покинул Англию? – спросил Суон для поддержания разговора, так всех развлекавшего.

– Да. Вернее – нет. Собственно, даже трудно сказать, – Бёрлингтон понизил голос и заговорил тише. – Знаете ли, с ним приключилась пренеприятнейшая история. Я слышал, что судно уже покинуло территориальные воды Англии, когда это произошло. Он упал за борт, – совсем уже таинственным шёпотом сообщил граф.

– Как? Просто так – упал за борт? – переспросил Флитгейл.

– Представьте себе. Подробностей я не знаю, но говорят, что это случилось уже после того, как сопровождающие его британские офицеры покинули корабль. Они отчалили на шлюпке береговой охраны, а буквально через полчаса барон вышел на палубу прогуляться и упал за борт.

– Кто бы мог подумать! – Ива разливала чай, подавала сливки и предлагала печенье с необыкновенной элегантностью. – Как хорошо, что всё закончилось!

– Ну что же, я был счастлив застать мисс Иву в добром здравии. Прошу вас, вы все приглашены на прощальный вечер князя Урусова, я думаю, он будет также рад видеть вас. А теперь – позвольте откланяться.

Когда Алоиз отправился проводить графа Бёрлингтона вниз, и дверь за гостем закрылась, общество обменялась многозначительными взглядами, а после – заразительный хохот раздался в гостиной мисс Ивы.

В рассказе графа правда о последней операции была изумительно переплетена со слухами и умело запущенной дезинформацией. Правдой, действительно, было то, что фон Мюкк получил зашифрованное сообщение от своего итальянского агента. Агент уже несколько месяцев как был перевербован русскими, дальнейшее было делом техники. Суон составил текст записки, Урусов зашифровал её необходимым образом, и некоторое время назад от итальянского посольства в Великобритании Мелисанде фон Мюкк были преподнесены, в знак её вклада в исполнительство великой итальянской оперной музыки, небольшие настольные часы в перламутровой раковине. Разумеется, подарок был проинспектирован бароном, а записка в раковине содержала известие о необходимости срочной передачи особо ценного документа; в благодарственной записке от примадонны содержался зашифрованный ответ с указанием места тайника. Это вновь было Хайгейтское кладбище (Урусов с усмешкой подтвердил, что и в других городах немец предпочитал кладбища или уединённые религиозные святыни), но уже не могила с сосудом на северо-западе, а склеп с ангелом на юго-востоке. Благодаря помощи кладбищенских обитателей – семейства Дуберсов, мистера Капера и самого Кривого Генри – были взяты под контроль все подобные склепы, а семейство Дуберсов на время пополнилось несколькими новыми домочадцами.

Фон Мюкка взяли прямо в склепе, в тот момент, когда он запустил руку в нишу тайника.

По договорённости с русскими, фон Мюкк был без особого шума выдворен из страны под усиленной охраной британских служб, но при входе в нейтральные воды охрана покинула судно на паровом катере. После этого фон Мюкк поступил в полное распоряжение людей Урусова, находившихся на борту негласно. Фон Мюкк не имел обыкновения прогуливаться по палубе и вообще практически не выходил из своей каюты, но в один прекрасный день он всё же вышел – погода была ветреная, на море была качка, и последний раз барона видели разговаривающим с матросом на корме.

Честь семейства Фицгилбертов не пострадала.

После завершения операции Руперт Фицгилберт нанёс Суону частный визит. Он пришёл лично поблагодарить Суона за проявленную им деликатность – хотя решение скрыть участие Фицгилберта в шпионаже было принято на самом верху, и Суон лишь выполнял распоряжение Харрисона, правда – полностью разделяя его решение. Руперт не возражал, чтобы при этой встрече присутствовала и мисс Ива, наоборот – он даже обрадовался этому.

– О, инспектор Суон, вы не представляете себе, в каком ужасе мы жили эти полгода, – говорил Руперт. – Особенно Клара. Если уж назвать действительно кристально честного человека в нашей семье, то это, без сомнения, Клара. Бедняжка, что она пережила… Ведь она первая заподозрила, что происходит что-то не то. И, знаете ли, она однажды увидела чертежи. Это случилось прошлой зимой: Клара решила провести уик-энд в имении. Она приехала довольно поздно и прошла в кабинет мужа, поздороваться. На столе лежало несколько листов чертежей, и мой брат сказал, что у него очень много работы, что он взял некоторые чертежи, чтобы разобраться с ними дома. Кларе это показалось странным, Эдвард сам всегда повторял, что никто не имеет права вынести из Адмиралтейства даже обёртку от сигары. Она долго мучилась и молчала, а потом… потом она поделилась со мной своими переживаниями. Она очень волновалась за мужа. Я начал наблюдать за братом и пришёл к выводу, что он что-то скрывает. Но после весеннего покушения на него у меня появились ужасные подозрения. Я пытался успокоить Клару, но, боюсь, она сама стала догадываться, что Эдвард оказался… Бог мой, я до сих пор не могу произнести это вслух… неблагонадёжен, так?

А после смерти Эдварда, когда обнаружилось, что все его документы были уничтожены, а секретарь пропал, у меня не было уже ни малейшего сомнения. И у Клары тоже. Как она мучилась… Она старалась сохранить безупречную память о своём муже, но она очень, очень боялась разоблачения. Поймите – выбор между супружеской верностью и патриотизмом – самое страшное, что только может выпасть женщине. Она испытывала страшные муки. Поразительная женщина. Да, инспектор, это я попросил нашего семейного доктора давать ей довольно большие дозы успокоительного, чтобы избавить её от этого кошмара. А теперь я беспрестанно повторяю ей, что она совершила добродетельный поступок – она спасла репутацию нашей семьи, спасла своих детей от позора, сохранила имя Эдварда незапятнанным. Боже, как я устал…