Клод Изнер - Роковой перекрёсток

— Так вы не испытываете к нему ненависти?

— Ему, как и мне, можно было только посочувствовать. Когда я это понял, то стал его союзником. Мы решили разыскать «баронессу» и отомстить. Поделились друг с другом скудными сведениями, которые у нас были. Карета, в которой меня привезли на виллу, была зеленая, четырехместная, с гербом на дверце. Я запомнил кучера: он был молодой, смуглолицый, возможно, итальянец. Оберто объехал все конторы, которые занимаются прокатом экипажей в Лионе и окрестностях, и нашел карету… 14 ноября 1886 года ее взял напрокат некий Карно, семнадцатого ее вернули и оплатили счет. Этот Карно… ох, и заставил же он нас побегать, но мы в конце концов выяснили, что он был помощником профессора Жардена. Только вот… слишком поздно.

— Что слишком поздно? — не выдержал Жозеф.

— Через неделю после исчезновения драгоценностей Карно напал на полицейского и на пять лет загремел в тюрьму. Его любовницей была певица Леонтина Фуршон. Когда Карно посадили, она исчезла. После освобождения Карно днем работал в больнице, а по вечерам играл на трубе в кафешантане под названием «Якобинский трактир». Я отправился к профессору Жардену и там увидел Карно: у меня не осталось сомнения — именно он пять лет назад вез нас с баронессой, а значит, он ее сообщник… Он тоже меня узнал.

— Почему же вы на него не донесли?

Шарманса расхохотался и тут же закашлялся.

— Мы, дураки, подумали, что Леонтина обобрала его тоже и что, освободившись из тюрьмы, этот прохвост захочет ее отыскать, а значит, приведет к ней и нас. Мы решили ждать. Не знаю, как бы я это выдержал, не будь рядом доктора. Он не дал мне пропасть. Мы перебрались в Париж. Доктор устроил меня на службу в ломбард, а сам стал работать у профессора Шарко. Потом он продал «Виллу Асфоделей» и начал консультировать у себя на дому на улице Монж. Он заботился обо мне все эти годы. А еще нанял частного сыщика, который выследил нашего приятеля Карно на Монмартре. Тот сделался поэтом и выступал в «Ша-Нуар» под именем…

— Луи Дольбрез, — прошептал Жозеф, который торопливо записывал рассказ Шарманса.

— Доктор решил подобраться поближе к Дольбрезу и даже заделался для этого журналистом. Мы не выпускали негодяя из виду и сразу поняли, что именно он убил дочь Леонтины Элизу. Он заплатил этому прохвосту Гастону Молина — они познакомились в тюрьме, — чтобы тот соблазнил девочку и привел к нему. Убив обоих, Карно отправился к Леонтине, которая теперь звалась Ноэми Жерфлер. Ее он удушил.

— А затем избавился от случайного свидетеля Базиля Попеша… Иными словами, вы знали, кто убил этих четверых, но палец о палец не ударили, чтобы остановить его. И после этого вы Богом клянетесь, что не виноваты! — не выдержал Жозеф.

— Вы считаете себя проницательным, а ведь это Дольбрез крутил вами, как хотел, — добавил Виктор. — Он тщательно спланировал убийство своей бывшей любовницы и ее дочери, но при этом сделал все, чтобы подозрения пали на вас с доктором. Он и меня обвел вокруг пальца…

Раздался громкий стук в дверь. Шарманса прикрыл глаза.

— Доктор умер, он больше не поможет мне… Что со мной теперь будет?! — всхлипнул он.

6 декабря, воскресенье

Жозеф сидел возле ящика, служившего ему рабочим столом, и пристально смотрел на пачку исписанных листов. Мадам Пиньо хлопотала на кухне. Она вымыла посуду, поставила на плиту турку для кофе, вылила в раковину воду из-под грязной посуды и тяжело опустилась на табурет, причитая: «Что же с нами будет, когда я больше не смогу работать? И за что мне такое наказание!».

Жозеф очнулся и поднял голову. Ему стало жаль мать. «Я обязан добиться успеха! — сказал себе он. — Я слишком много времени потратил на пустяки! Пора действовать».

Он представил себе, как в один прекрасный день купит газету и прочитает: «Загадка „Виллы Аквилегий“. Роман Жозефа Пиньо». В мечтах все выглядело чудесно.

И Жозеф принял решение: он завтра же отправится в «Пасс-парту» и начнет переговоры о публикации романа. Если там ему откажут, обойдет редакции всех парижских газет. Его труд просто обязаны напечатать. Во что бы то ни стало. Кто знает, может быть, когда-нибудь он станет так же знаменит, как Ксавье де Местр, Вашингтон Ирвинг и граф Лев Толстой, и его будут издавать в серии «Новая популярная библиотека»… Тогда матушка сможет не работать.

Жозеф схватил ручку и принялся лихорадочно строчить:

В десять утра на подъездной аллее парка «Виллы Аквилегий» появилась двухместная карета. Ею управлял кучер в ливрее. Карета обогнула круглую клумбу и остановилась перед входом в особняк. Из нее вышла женщина под густой вуалью. Она поднялась по ступеням и позвонила. Дверь открыла горничная, она проводила посетительницу в гостиную. Оставшись одна, женщина скользнула взглядом по своему отражению в огромном зеркале и стала рассматривать висевшую над камином картину, где был изображен хирург во время операции.

— Ну до чего же хороша! Аристократка! Горделивая поступь, дорогое манто, драгоценности! Черт, проклятая вуаль, лица совсем не видно! Она молода? Хороша собой? Впрочем, какая разница! Главное — это знатная дама! — бормотал доктор Евсевий Рамбюто, который наблюдал за гостьей при помощи хитроумной системы зеркал.

В его густых, черных как смоль волосах и аспидно-черной курчавой бородке не было и намека на седину…

Довольный тем, что ему так ловко удалось ввернуть слово «аспидно-черный», на которое он недавно наткнулся в словаре, Жозеф подмигнул фотографии отца.

— Ты был прав, папа, «нет ничего легче, чем пожинать лавры».[65]

16 декабря, среда

В книжную лавку вошел инспектор Лекашер в парадном мундире с галунами. Он окинул всех победоносным взглядом, торжественно прошествовал к прилавку и приподнял кепи в знак приветствия. Однако ему пришлось подождать, пока Виктор обслужит других покупателей и освободится. Айрис помогала Жозефу упаковывать книги — многие покупали их в подарок на Рождество и Новый год. Кэндзи ходил вдоль стеллажей с покупательницей в очках, которая выбирала книгу для сына — любителя приключенческих романов, но мысли его были заняты Эдокси Аллар. Он вспоминал, как она возлежала в костюме Евы на медвежьей шкуре.

Если верить последним сплетням, неугомонная Фифи Ба-Рен нашла наконец-то свой идеал и поселилась в лучшем номере отеля «Континенталь» с каким-то русским князем. Расставаясь с Кэндзи, она подарила ему чудо современной техники — пишущую машинку Lambert. Теперь машинка красовалась возле телефона, и Кэндзи никому не позволял дотрагиваться до ее клавиш.

Он нашел на полке увесистый том «Гвианских робинзонов» Луи Буссенара и вручил его даме в очках.

— Вижу, вы все очень заняты, скоро Рождество, я понимаю, — проговорил инспектор Лекашер, разглаживая усы, и подошел к Виктору. — Хотите лакричную пастилку?

— Нет, спасибо, — отказался Виктор. — Вижу, вам удалось отказаться от табака.

— Да, и теперь я не расстаюсь с этими пастилками. Правильно говорят: стоит освободиться от одной зависимости, как тут же попадаешь в другую… Вам удалось раздобыть для меня первое издание «Манон Леско»?

— Увы, пока нет.

— Какая досада! Вы ведь у нас крупный специалист по аббату Прево… Посетили больницу Сальпетриер, «Мулен-Руж», перекресток Экразе и окрестности речки Бьевр… Может, поговорим с глазу на глаз?

Виктор нехотя провел инспектора наверх, но тот не торопился начинать разговор, делая вид, что внимательно рассматривает коллекцию гравюр на стенах, — ему хотелось помучить собеседника.

— Я пришел к вам неофициально, — наконец произнес он, — и наш разговор не будет приобщен к делу Элизы и Леонтины Фуршон. Однако не обольщайтесь: пусть у меня нет доказательств вашего прямого участия в этом деле, но куда бы ни привело меня расследование — в пансион в Сан-Манде или в жилище Грегуара Мерсье, — вы всюду побывали раньше меня. Кого встречают полицейские, когда приходят арестовывать Луи Дольбреза и Проспера Шарманса? Вас, мсье Легри! Я не поверил путаным объяснениям вашего приказчика, который, по моему мнению, чересчур увлекается романами. У него хватило наглости заявить, что вы вдвоем совершенно случайно прогуливались возле дома Шарманса, с которым он, якобы, познакомился, когда приходил в ломбард, услышали крики и бросились на помощь. Я не вызвал вас в суд только по одной причине: вы спасли жизнь бедняге Шарманса и положили конец серии убийств, которые совершал Дольбрез. И я вам за это благодарен. Поэтому будем считать, что Дольбрез не рассказал мне, как ему удалось пустить вас по ложному следу при помощи записки: помните, в «Мулен-Руж» он сказал вам, что забыл шляпу, а сам тем временем черкнул несколько строк и незаметно подкинул записку в шкафчик Гастона Молина. Полицию он ввел в заблуждение аналогичным способом — оставил литературные цитаты рядом с трупом Ноэми Жерфлер. Если бы вы его не остановили, Дольбрез опубликовал бы в газетах от имени Шарманса признание: якобы они с доктором Оберто совершили все эти преступления, а потом Шарманса убил сообщника и повесился, чтобы уйти от правосудия… Видите, от меня не укрылась ни одна деталь, хотя при упоминании о вас и у владелицы пансиона мадемуазель Бонтам, и у Грегуара Мерсье, и у нашего друга ювелира мгновенно случались приступы забывчивости.