Валерия Вербинина - Фиалковое зелье

– Да, это он и есть, – ответил Зидлиц. – Именно этот человек поможет нам добиться своей цели. Россия – страна, где власть не умеет действовать тонкими методами, чтобы расположить к себе население. Ее правители всегда полагались и полагаются только на грубую силу, которая не может вызывать ничего, кроме недовольства, ропота и возмущения. Поверьте, русским царем недовольны не только в Польше и на Кавказе, но и в Москве, в Петербурге, во Владивостоке… одним словом, везде. Как только претендент заявит о своих правах – вполне, кстати сказать, обоснованных, – за ним пойдут люди. Разумеется, небескорыстно, и нам на первых порах придется оказать претенденту поддержку, чтобы помочь ему свергнуть Николая.

– Вы имеете в виду военную поддержку? – сухо спросил невзрачный.

– Главным образом финансовую, – отозвался Зидлиц. – Полагаю, вам удастся уговорить Ротшильдов принять участие в этом деле, вы же имеете на них кое-какое влияние. Условия предоставления помощи можно будет обсудить, но Павел Константинович – человек разумный и, что еще более важно, щедрый. Став императором Павлом Вторым, он не забудет тех, кто расчистил ему дорогу к трону.

– А лично я не вижу смысла в этой затее, – подал голос какой-то старик с худым лицом и выставленным вперед упрямым подбородком. – Менять Николая на Павла – воля ваша, но ведь это же глупость!

– Еще раз, – сухо промолвил Зидлиц, – речь идет не о замене, а о том, чтобы с помощью претендента расшатать империю и уничтожить ее. Нам не нужна смена власти, нам нужна гражданская война, длительная и мучительная, которая положит конец могуществу России. А с ослабленной державой может всякое случиться. Само собой, Польша, Финляндия и Кавказ должны стать независимыми… как, возможно, и другие области этой страны. В сущности, так как она представляет из себя дурно сшитое лоскутное одеяло, ничего не стоит разодрать ее на части. Главное – правильно отрывать лоскуты, и все пойдет как по маслу.

– Допустим, мы добились своей цели, – после паузы промолвил Сандерсон. – Что же тогда останется мистеру Павлу?

– Он может быть великим князем московским, – усмехнулся Зидлиц. – Или тверским. Прекрасное было время, когда о существовании Московии никто не знал и она не играла никакой роли в европейских делах. Но это строго между нами, дамы и господа, потому что Павел Константинович свято верит, что мы намереваемся блюсти его интересы. Пока мы заручились его поддержкой. А когда дело дойдет до выполнения обещаний, может ведь разное произойти, не так ли?

– Каков же конкретно ваш план? – осведомился невзрачный. – Допустим, мы объявляем, что Николай – узурпатор, а Павел – настоящий наследник и должен быть императором. Нанимаем людей… Поднять поляков, конечно, не составит труда, но остальные…

– Войну выигрывают не штыки, а слова, – важно промолвил Зидлиц. Судя по всему, это было одно из любимых его изречений. – Прежде всего – пропаганда, пропаганда и еще раз пропаганда. Надо вдолбить в головы, что Николай – никто, а заправлять всем должен Павел. Как вы знаете, любое восстание разрастается подобно снежному кому, и первоначально таким комом станет наш претендент. Его роль – завести необратимый процесс, который поможет нам добиться своего. Едва почуяв надежду на избавление от Николая, заполыхают окраины, Польша, Финляндия и Кавказ. За ними последует вся империя, потому что мы посулим свободу рабам, которые безрадостно гнут спину на своих господ и терпят от них лишь тычки да побои. Заметьте, свобода – прекрасное слово, которым можно прикрыть все, что угодно. – Он повернулся к невзрачному, который внимательно слушал его. – Лучше всего это поняли ваши соотечественники-революционеры, месье, когда во имя свободы взяли за горло всю страну и рубили головы всем, кто имел несчастье им не понравиться. Никогда еще не говорилось о свободе столько, сколько в те дни!

– О, мсье, прошу вас, – довольно кисло отозвался его собеседник. – В одном я согласен с вами: если большинство населения выступит против Николая, ему придется уйти… так или иначе.

– А ему придется, – задумчиво ответил Зидлиц. – Не забывайте, что императору не на кого опереться. За границей его еле терпят, дома же открыто ненавидят. Он не может положиться даже на русскую аристократию – дворяне предали его, выступив против него в декабре двадцать пятого года. В сущности, у него никого нет, кроме горстки жалких наемников. И он падет… вместе со своей империей. Вообще, когда пыль уляжется, хорошо было бы поделить ее на части и обратить их в колонии. Украину, пожалуй, Австрия согласна взять себе.

– Англия не откажется от Кавказа, – подал голос Сандерсон. – Кроме того, мы заберем себе порты в европейской части – для облегчения нашей торговли.

– Порты нам самим пригодятся, – возразил Зидлиц со змеиной улыбкой. – Впрочем, я полагаю, что мы всегда сумеем уладить этот вопрос. Пока медведь еще разгуливает по лесу, было бы неосмотрительно делить его шкуру.

В публике раздались довольные смешки и даже несколько аплодисментов. Балабуха, засевший в кустах неподалеку от Гиацинтова, аж побагровел от бешенства.

– Знаешь, Владимир Сергеич… – пропыхтел он. – Незлобивый я человек, честное слово, но едва услышал, как они этак запросто делят мою страну на части… Ей-богу, так и чешутся руки порвать на части их самих!

– Тише, Антон, – остановил его Владимир. – Для одного раза мы с тобой, пожалуй, услышали более чем достаточно. Давай-ка срочно возвращаться в посольство. Дело оборачивается куда хуже, чем я мог себе вообразить.

Он поднялся, держась вдали от света, который шел из окон, и осторожно двинулся прочь от дома. Балабуха, возмущенно сопя, последовал за ним, но едва они сделали десяток шагов, как в грудь Владимиру уперлось дуло пистолета, и офицеров со всех сторон окружили вооруженные тени.

– Ба, кого я вижу, – произнес до отвращения знакомый голос гусара Ферзена. – Никак господин Гиацинтов собственной персоной?

Владимир сделал движение, пытаясь схватиться за пистолет, но было уже поздно.

– Тц, тц, тц, – укоризненно поцокал языком Ферзен, отбирая у Владимира оружие, в то время как его подручные проделали ту же операцию с Балабухой. – И совершенно это ни к чему. Шагай!

Пленников отконвоировали в дом.

– Вы их нашли? – спросил Сандерсон, но тотчас же узнал Гиацинтова и даже подался назад.

– Кто это? – высокомерно спросила Розалия, обмахиваясь веером из перьев.

– Никто, – доложил Ферзен, широко ухмыляясь. – Просто шпионы. Неудачливые шпионы, – прибавил он.

– Вам придется от них избавиться, – вмешался Зидлиц, брезгливо передернув плечами. – Если они доложат о том, что слышали, всему конец.

Владимир, очень бледный, поднял голову и в упор посмотрел на невзрачного француза.

– Вас кто-то предупредил о нашем приходе? – спросил он. – Это та записка? Мои поздравления! Значит, вашей организации удалось завербовать даже честнейшего Ивана Леопольдовича!

– Никто его не завербовывал, – ответил вместо француза Сандерсон. – Вы сделали большую ошибку, схватив его сына.

– Его сына? – остолбенел Балабуха.

– Ну да, его секретарь, который с нами сотрудничал, – его побочный сын. Неужели вы не знали об этом?

И тут, как обыкновенно пишется в старинных романах, омерзительная истина открылась перед офицерами во всей своей неприглядной наготе. Секретарь! Николай Богданович Берг! Богданович – стандартное отчество, которое дают незаконнорожденным… а Берг – окончание фамилии Адлерберг! Побочные дети нередко получают конечную часть фамилии отца вместо целой… Так вот почему Жаровкин писал, что у негодяя была дополнительная причина для предательства! Ведь всем известно, что легче всего вербуются люди, обиженные судьбой, незаконнорожденные и обойденные в смысле карьеры… И вот почему посланник казался таким потрясенным, когда они с Балабухой приволокли к нему предателя и представили все необходимые доказательства! Не дипломатический скандал вовсе страшил Ивана Леопольдовича, а перспектива увидеть под военным судом собственное детище… Поэтому он пошел ва-банк и предупредил заговорщиков, что ночью к ним нагрянут незваные гости. Теперь их с Балабухой убьют, и император никогда не узнает… и России придет конец. И секретарь так и останется на своем посту, а в списке агентов, отдавших жизнь во имя своего отечества, прибавятся еще два имени…

– Кстати, их здесь только двое, – вмешался невзрачный. – А где третий?

– Кто? – глупо спросил Ферзен.

– Великий и неуловимый агент Сотников, – подал голос желчный Зидлиц. – Где он? Если эти двое подслушивали внизу, значит, он тоже был где-то рядом!

– Какой Сотников? – искренне изумился Владимир. – О чем это вы, господа?