Николас Ремин - Снег в Венеции

– Откуда вы знаете, что княгиня опознала Хаслингера?

– Я был с княгиней в «Ла Фениче», и мы случайно встретились с Хаслингером Она сказала ему, что видела его на борту «Зигмунда». Но она имела в виду что-то большее! Только я не сразу об этом догадался…

– А как отреагировал на ее слова Хаслингер?

– Он вдруг куда-то заторопился и ретировался. Я не придал этому особенного значения. Зато сейчас я уверен, что он тоже узнал княгиню – или Марию Голотти, как ее звали когда-то. По ее веснушкам, светлым волосам и зеленым глазам.

– Но если княгиня знала, кто такой Хаслингер, почему она вам об этом ничего не сказала?

– Ей пришлось бы тогда рассказать мне обо всем, что произошло тогда в Гамбараре, – сказал Трон. – Чего она, разумеется, не хотела. Кроме того, она опасалась, что полковник Перген возьмет, по своему обыкновению, Хаслингера под свое крыло. Как и двенадцать лет назад.

– Что, между прочим, означает, что княгиня тоже в опасности! Если Хаслингер последовательно избавляется от всех, кто ему чем-то угрожает, она тоже у него на прицеле – следующая за полковником.

– Ваше императорское величество изволит рассуждать так, будто полковник уже убит. Хотя пока что он цел и невредим, и все это не более чем гипотеза.

– Но, по-моему, весьма основательная гипотеза. Как только документы окажутся у Пергена, Хаслингер начнет точить свой нож. И потом…

Императрица резко провела указательным пальцем по своей шее. Трон нашел этот зловещий жест руки в тугой черной перчатке чрезвычайно элегантным.

– Но я не хочу отнимать у вас чрезмерно много времени, граф. – Императрица улыбнулась. – Где мне вас найти, если вы не в полиции? Вдруг возникнет необходимость что-то сообщить.

– Ваше императорское величество может отправить для меня сообщение.

Грон ожидал, что после этого императрица поднимется и удалится, но она продолжила беседу:

– Я хочу спросить вас еще кое о чем, граф.

– Да?

– Правда ли, что в глазах убитого отпечатывается облик убийцы, стоящего перед ним?

Трону эта теория была известна. Он предполагал, что она возникла одновременно с изобретением фотоаппаратуры: глаз подобен линзе, а сетчатка – светочувствительной пластинке. Трон ответил:

– Это от многого зависит.

– Например?…

– От расстояния между жертвой и убийцей, от освещения и от того, открыты ли были, у жертвы глаза в момент убийства. Процесс основывается на совершенно естественных законах оптики. – Трон и представления не имел о том, в чем заключаются естественные законы оптики, но прозвучало это недурно.

Лицо императрицы сделалось задумчивым.

– Представьте себе, что вы сейчас убили меня, граф.

Трон усмехнулся.

– Ваше императорское величество, вы требуете от моего воображения невозможного.

Однако императрице было не до шуток.

– Как близко вы должны подойти ко мне, чтобы ваше лицо запечатлелось на моей сетчатке?

– Пожалуй, ближе, чем на метр. Но мое лицо при этом должно быть отлично освещено, – сказал Трон.

– Достаточно ли света одной свечи, чтобы моя сетчатка запечатлела ваше лицо?

– Вполне возможно.

– Тогда возьмите свечу, приблизьте ее к вашему лицу и подойдите ко мне.

Трон поднялся и взял свечу с алтаря. Он приблизился к императрице и низко поклонился. Императрица шагнула навстречу, слегка откинув голову.

– Ну а теперь? Видите вы что-нибудь в моих глазах? Видите свое отражение?

Трон покачал головой.

– Я слишком далеко от вас, ваше императорское величество.

– Тогда приблизьтесь.

Трон сделал еще шаг вперед. Он смотрел прямо в лицо императрицы.

– А теперь вы свое отражение видите, граф? – Она чуть повернула голову, чтобы ему было удобно.

Но с такого расстояния Трон не смог увидеть в глазах императрицы свое отражение. Он видел радужную оболочку и зрачки императрицы, окруженные блестящим белком, а в зрачках – отражение свечи, которую он держал в правой руке, но отражения лица не было. Трон вгляделся, стараясь, чтобы императрицу не смутил столь пристальный взгляд. Увы, он не увидел своего лица, но не успел разочароваться, как – вдруг! Наконец-то! Вот! Нечто. округлое, выпуклое, с двумя небольшими тенями в нижней части выпуклости появилось в зрачках императрицы. Трону потребовалось несколько секунд, чтобы догадаться – это появился его нос, странным образом деформированный. А потом он увидел и остальные детали своего лица, тоже до нелепости искаженные в выпуклых зрачках-зеркальцах: лоб с морщинами, глаза навыкате и толстые, вывернутые губы. Трон нашел, что очень похож на карпа.

Его лицо было всего в десяти сантиметрах от лица императрицы. Он вдыхал фиалковый запах ее духов, и на какое-то мгновение ему даже показалось, будто слышно, как бьется ее сердце. «Боже мой, – в ужасе подумал Трон, – каждый, кто войдет сейчас в часовню, вообразит себе, что у нас с императрицей…»

– Алвис!

Голос прозвучал резко, как удар плетью. На пороге часовни застыла графиня Трон.

– Я вам не помешаю, Алвис? – Графиня предупредительно кашлянула.

Трон встал, стараясь закрыть собою императрицу.

– Мы проводили сейчас что-то вроде научного эксперимента, – сказал он. – Это касается отражения предмета в зрачках, которое запечатлевается в нем, если… – Он не стал договаривать. Не было смысла все до мелочей объяснять графине. Слишком уж запутанная история, чтобы внятно изложить ее в нескольких словах.

Графиня сделала два шага по направлению к алтарю и остановилась. Трон заметил, что дверь за собой она притворила.

– Эксперимент с отражением предмета в зрачках? – Графиня бросила на Трона уничижительный взгляд.

Правила этикета требовали, чтобы он прежде всего представил дам друг другу. Но вправе ли он представлять императрицу матери? Нет! Ведь тогда ему пришлось бы раскрыть инкогнито императрицы, а на это имела право только она сама. Мог ли он представить матери некую графиню Хоэнэмбс? Нет, это тоже было чревато всяческими неприятностями, ибо нельзя исключать, что графиня узнает императрицу. Трон почувствовал, как его прошиб пот.

На помощь пришла императрица, которая (он услышал, как сильно зашуршало при этом ее платье) и подошла к нему. Боковым зрением Трон увидел, что она не сочла необходимым снова надеть маску. Когда императрица заговорила, голос ее прозвучал удивительно ровно и спокойно.

– Я весьма сожалею, графиня, – сказала она, – что не успела пока представиться вам. – Это не вполне соответствовало истине, потому что императрица не имела ни малейшего поползновения отыскать графиню в толпе съехавшихся на бал гостей. – Если я отвлекла графа от его обязанностей гостеприимного хозяина бала, простите меня великодушно…

Графиня, не отрываясь, смотрела на императрицу. Расстояние между ними не превышало двух метров. Трон слышал, как мать взволнованно дышит. Она вдруг присела в реверансе, как молодая девушка, машинально расправила складки на платье и наклонила голову. А потом проговорила совершенно спокойно по-немецки, с богемским выговором:

– Я не знала, что ваше императорское величество изволит беседовать здесь с графом.

Она с достоинством поклонилась еще раз и медленно, не оглядываясь и не поворачивая гордо поднятой головы, легко отошла к двери. Будь графиня в Хофбурге, на аудиенции у императрицы, это в точности соответствовало бы придворному этикету. Но здесь где не было лакея, который открыл бы перед ней дверь, возникла небольшая проблема. Перед дверью графиня была вынуждена повернуться к императрице спиной. Естественно, это могло испортить впечатление от блестящих манер графини Трон.

– Еще один момент, графиня, – сказала императрица, снова надев маску и превратившись в графиню Хоэнэмбс. – О разговоре, – продолжила она, – который у меня состоялся с графом, никто не должен ничего знать. Вам самой известно лишь, что на вашем балу побывала графиня Хоэнэмбс, которую сопровождали Кёнигсэгги. – Сделав полшага вперед, императрица напомнила: – А вы, граф, кое-что обещали мне…

И вновь Трон поймал на себе взгляд глаз, ярко блеснувших из-под маски, когда в них отразился огонь свечи. Императрица улыбнулась. Несколько секунд Трон не мог понять, что она хотела этим сказать, а потом догадался и сказал.

– Когда я имел в виду пригласить ваше императорское величество на танец, я еще не знал, кто передо мной.

– Как прикажете вас понять? Вы отказываетесь от вашего намерения, граф? – Императрица капризно улыбнулась, а брови над маской удивленно приподнялись.

Трон поклонился и сказал:

– Мне и в страшном сне не приснилось бы, что я могу проявить неуважение к вашему императорскому величеству.

Императрица вновь улыбнулась, на сей раз – дружески. Собственно, сказанные им только что слова следовало понимать так: он никогда не осмелился бы пригласить императрицу на танец. Однако она, похоже, истолковала его слова по-иному, граф ни при каких обстоятельствах не осмелится отвергнуть ее – пусть и косвенное – приглашение к танцу.