Джулио Леони - Закон тени

Из-за переборок слышалось то тяжелое сонное дыхание, прерываемое вскриками ночных кошмаров, то легкий смешок и любовная возня. Повсюду на полу, на грязных матрасах, виднелись силуэты слуг, намаявшихся за день. Пространство в глубине помещения было отгорожено деревянной переборкой и, видимо, предназначалось для хозяина.

Вход закрывала дверь. Пико решительно дернул за веревку, щеколда пошла вверх, и дверь открылась. На кровати, тесно прижавшись друг к другу, лежали два тела. Тело постарше рывком село на постели, и рядом высунулась курчавая голова младшего, в глазах которого все еще светилось сладострастие. Оба с тревогой уставились на стражников в форме дома Медичи.

— Кто вы? Что вам надо? — только и смог выдавить из себя Оливеротто, раздраженно лягая ногой мальчишку и пытаясь спихнуть его с постели.

— Трактирщик, Лоренцо де Медичи просит оказать ему любезность, — отчеканил Пико, невозмутимо оглядев сцену.

— Что… Лоренцо? Что он желает от своего покорного слуги? Я ухаживаю за этим юношей, который уже несколько дней болен. Но нет того, что я не сделал бы для великого правителя Флоренции даже в этот ночной час!

— Просился ли на постой некий Фульдженте Морра из Рима?

— Морра? Да, есть чужестранец с таким именем. Судя по багажу, он художник. А почему вы его разыскиваете?

— Скажи мне, где он, — приказал Пико, не отвечая на вопрос.

— Там, в старом сенном сарае. Он снял его целиком для завершения каких-то работ. Остановился на месяц. Человек спокойный, платит исправно, девиц не запрашивает, никаких признаков болезней на нем нет…

— Он сейчас у себя? — перебил Пико.

— Не знаю. Я его не видел с самого приезда. Уже несколько дней. Питается этот Морра не у меня, и не думаю, что часто выходит…

— Проводи нас к нему. Сер Лоренцо желает с ним поговорить. — Пико поднял с пола штаны и бросил их трактирщику.

Тот начал быстро одеваться, стараясь не глядеть на испуганного голого мальчишку, сжавшегося в ногах кровати. Оливеротто двигался с осмотрительной осторожностью кота, который стремится закопать за собой «грехи». Он быстро развел огонь в камине и зажег фитиль фонаря, все время рассыпаясь в уверениях, что тотчас же выполнит все пожелания Великолепного.

Пико был уверен, что на самом деле трактирщик хочет максимально отодвинуться от собственного позора. Однако стражников Великолепного это не особенно смущало. Поскольку во Флоренции содомский грех карался смертью, Оливеротто, конечно, нервничал, но совсем не как человек, над шеей которого уже повисла веревка. Он был из рода Паллески, принадлежавшего к партии Лоренцо, и это давало ему определенные преимущества.

Они пересекли внутренний дворик с земляным полом и подошли к одному из домов, окружавших двор. Оливеротто назвал его старым сенным сараем, и, наверное, первоначально так оно и было. Высокая, как церковь, постройка, с крышей, покрытой засохшими ветками плюща, имела только один вход. Пико удостоверился в этом, быстро обойдя дом вокруг. Если внутри находился человек, то возможности бежать у него не было.

Засов сопротивлялся нажиму, словно его что-то удерживало изнутри. Пико с силой постучал в дверь.

— Морра, откройте! Я пришел от Лоренцо де Медичи! — громко крикнул он.

Приказ не возымел никакого действия. Джованни снова стал стучать, на этот раз громче. Не может быть, чтобы тот, кто находился внутри, не услышал такого грохота, даже если очень крепко спал.

— Ломайте дверь! — приказал он стражникам.

Те быстро огляделись вокруг. Неподалеку валялось массивное деревянное вьючное седло мула, которое, должно быть, оставил какой-то торговец. Стражники подняли его и, действуя им как стенобитным орудием, начали выламывать дверь. После двух ударов старые петли поддались, а после третьего дверь с треском распахнулась.

По инерции солдаты проскочили несколько шагов вперед и влетели в сарай. Пико увидел, как они испуганно ринулись обратно, зажав руками рты. За ними вырвался такой ужасный запах, словно открылась дверь в преисподнюю.

Юноша отшатнулся от нестерпимой вони и в замешательстве пробормотал:

— Что за дьявол?

Даже в самых захудалых мясных лавках он никогда не ощущал ничего подобного: это был запах смерти и разложения. Такой смрад носился над полями сражений, если воины в запальчивости не успевали похоронить мертвых. Пико столкнулся с ним только однажды, когда, движимый любопытством, сбежал из дома и добрался до болот Феррары, где сошлись войска Венеции и Урбино. После боя прошло как раз два дня, и над болотами носился тот же ужасный запах смерти.

Но здесь, в замкнутом пространстве, вдали от лихорадочного возбуждения битвы, этот трагический признак конечности плоти поразил его, как звук трубы Страшного суда.

Оливеротто бегал вокруг сарая, выдирая на себе немногие оставшиеся волосы, и норовил заглянуть внутрь. Пико раздраженно отмахнулся от него. По мере того как внутрь проникал свежий воздух, запах ослабевал. Юноша подождал еще несколько минут, снял кусок шелковой ткани, который носил на поясе, и обмотал его вокруг головы, прикрыв нос и рот. Потом отобрал у трактирщика фонарь, набрал в легкие побольше воздуха и шагнул внутрь.

Помещение было пусто, если не считать старого тюфяка, расстеленного на полу. В углу кучей валялись наспех брошенные дорожные сумки, и из них высовывались рулоны бумаги и носильные вещи. Похоже, таинственный постоялец не удосужился даже разобрать багаж по приезде. Или не успел…

На тюфяке лежало недвижное, словно впавшее в глубокий сон, человеческое тело. Пико, поплотнее замотав тканью рот и нос, поднес к телу фонарь. Покойник лежал ничком в луже, где жидкости распада смешались с кровью, вытекшей из невидимой раны, и застыли, превратившись в какую-то зеленоватую кашу.

Джованни сделал над собой усилие, взял труп за плечо и перевернул на спину. Тусклое пламя осветило осунувшееся лицо и рот, сведенный судорогой бесконечной агонии. Блуза на груди была порвана, и в прорехе торчала деревянная рукоятка, видимо, ножа или другого оружия, которым ему пронзили сердце. Застывшие руки вытянуты вдоль тела, пальцы сведены судорогой. Скорее всего, прежде чем нанести последний удар, его держали за руки.

— Иди сюда, Оливеротто! — крикнул Пико, обернувшись к двери. Трактирщик нерешительно шагнул вперед. — Подойди ближе! Это Фульдженте Морра?

Оливеротто сделал несколько неверных шагов, бегло взглянул на мертвого, кивнул и тут же отскочил, вытаращив глаза и борясь с накатившей тошнотой.

— И ты ничего не заметил? — настаивал Пико. — Под твоим кровом убили человека — и никто не поднял тревоги? А может, ты сам замешан в этом преступлении?

Страх, внезапно вспыхнувший в глазах трактирщика, видимо, заставил его пересилить отвращение от зловония и страшной сцены перед глазами. Он энергично замотал головой и крикнул:

— Нет! Клянусь жизнью моих детей! Морра явился среди ночи, по римской дороге, при нем почти не было багажа, и его никто не встречал! Он снял сарай, и ни я, ни моя семья его больше не видели. Он сказал, что у него работа, какой-то заказ, и он не хочет, чтобы его беспокоили.

Пико отвел глаза. Ужас трактирщика был так неподдельно наивен, что приходилось ему верить. Да и вряд ли у него хватило бы способностей срежиссировать такой спектакль. Этот жалкий тип мог разбавлять вино и обманывать сборщиков податей. Однако, чтобы хладнокровно совершить убийство, надо иметь большой опыт в злодеяниях, а его опыт ограничивался только похотью. Состояние трупа говорило о том, что убийство произошло несколько дней назад. У Оливеротто было предостаточно времени, чтобы ликвидировать тело человека, которого, в сущности, никто не знал, и уничтожить следы преступления.

Нет, скорее всего, он тут ни при чем. Пико огляделся. Багаж был вскрыт. И эта небрежность, которую поначалу приписали постояльцу, по здравом размышлении свидетельствовала о том, что в его вещах кто-то наспех рылся. Джованни быстро просмотрел рисунки. Эскизы человеческих лиц, наброски архитектурных деталей — все, чему и положено находиться в багаже художника.

Но ничего, что представляло бы особую ценность. Какие-то бумаги, костяной гребень, маленький нож. Почему его убили? Из-за какого-нибудь рисунка? Но вряд ли хоть один из них стоил человеческой жизни.

Да и одежда на трупе, насколько можно было судить под пятнами зловонной жидкости, была ничем не примечательна. Пико нагнулся, чтобы разглядеть смертельную рану и предмет, торчащий из груди. Это была длинная кисть с куньими волосками, поредевшая от долгого употребления. Должно быть, она прошла между ребер и проткнула сердце.

Странный способ убийства. Может, преступник хотел оставить особый знак? Но прежде всего — как ему это удалось? Дверь была заперта изнутри, в стенах не наблюдалось никаких других выходов. Только в коньке крыши виднелось узкое отверстие, расположенное точно над очагом из выложенных на земле камней и служившее простейшим дымоходом. Но человек в него точно не пролезет. Да и вряд ли кто смог бы вскарабкаться на потолок, чтобы выбраться на крышу.