А. Веста - Звезда волхвов

   – Ладно, эрудит, если справишься, возьму к себе.

   Квит быстро прикидывал выгоды, в его голове с треском крутился арифмометр и щелкали костяные счеты, подводя итог его вычислениям. После неудачного захвата офиса благотворительницы он разочаровался в идее справедливости и теперь стоял, как витязь на перепутье, выбирая нового хозяина. Наконец, цилиндры арифмометра в его голове, звякнув в последний раз, остановились. В глазах Квита пробежала строка бесконечных нулей, и в мозгу блеснула мысль: «Соглашайся!»

   – Я согласен, госпожа...

   – Продажная шкура! – ласково сказала Геля и погладила его по влажным кудрям, – а мне, дружок, нужны лично преданные люди.

   – Я готов предаться вам лично. – Квит подобострастно поцеловал ручку благодетельницы, прикидывая свой следующий бросок.

   Тренированное воображение уже рисовало декорации следующего акта: лазурный берег, жгучее небо Александрии или кудрявые пальмы Антильских островов, но действующие лица этой драмы уже назначены. Он – породистый, загорелый, похожий на смуглого принца с хищной улыбкой на тонких, извилистых губах. Она – пресыщенная дамочка бальзаковского возраста, в белой шляпе и белом купальнике с развевающимся парео на тугих, загорелых бедрах. О, это будет всего лишь несчастный случай: купающейся миллионерше встретилась голодная рыба-пила, а может быть, соскучившийся осьминог задушил ее в своих объятиях. Уголок газетной хроники в разделе курортных происшествий и следом – полное забвение. В битве жизни побеждает хитрейший. Терпение – вот признак истинного лидера.

   Квит окончательно распустил и сбросил гароту. Взвинченные нервы требовали разрядки, к тому же его отношения с хозяйкой особняка зрели с водевильной быстротой.

   – Поправь шнурок там, на спине, а то режет, – томно попросила Ангелина. – Нет, еще ниже...

   И Квит принялся терпеливо развязывать кожаные тесемки на теле хозяйки. Черный корсаж из блестящей кожи обливал гуттаперчевые силиконовые мячики. Талия была стиснута шнуровкой, и Квит неуверенно потянул за ремешок, подсознательно ожидая подвоха: может быть, шума спускаемого бочка, может быть, оплеухи со стороны хозяйки.

   Но Геля сама была рада сбросить черную сбрую. Тело у нее было прохладное и шероховатое, как шляпка гриба, и Квит долго не мог воодушевиться.

   – Признайся, ты хотел меня? Хотел? – страстно мяукнула Геля.

   Квит шипел от хищного сладострастия. Все же он считал себя рыцарем и с дамами обходился вежливо, но духи Донны Бес вызывали у него почти аллергию, да и предстоящая игра в «ведьму и инквизитора» мало радовала его.

   На следующее утро Квит аккуратно вскрыл файлы местных силовиков и выудил списки зачинщиков городского беспорядка. Многое поставлено на карту, чтобы пренебрегать предложением этой кошки в сапогах, которая легко может сделать его маркизом Карабасом.

   « Не женитесь на «Зимней вишне», если не хотите утонуть в сиропе», – катая языком вишневую косточку, философствовал Квит. Упругая сочная вишенка попалась ему в бокале приторного шерри-бренди, которым он запил кусок миндального торта, съеденного прямо в постели.

   – Чему ты улыбаешься, милый? – пропела Геля, успевая следить за Борисом сквозь сощуренные ресницы.

   – Тебе, моя прелесть, тебе!

   Полыхало китайское общежитие, в городе взрывались витрины и шмякали под подошвами перезрелые овощи с опрокинутых лотков. Гранатовый сок мешался с кровью, и «скорые» не успевали доставлять в больницу жертв локальных стычек. На площади уже который день шумело народное вече, и лишь накануне праздника людей удалось отправить по домам силой конных нарядов милиции и водометами.

   Но все тревоги и неурядицы оставались за порогом роскошной спальни. Гигантская кровать из литого золота на львиных лапах с массивными крыльями на спинке занимала ее почти целиком. С потолка смотрели розовые, налитые Амурчики и фривольные нимфы. Квит потянулся на постели и, подмигнув пухлому амуру, как сметливому подельнику, выстрелил в него вишневой косточкой.

   Геля, лежа на животе, озадаченно щелкала клавишами ноутбука. Назавтра было назначено открытие «Родника», и Геля подводила последние итоги.

   – Может быть, отложить открытие, Ангелок? Посмотри, что в городе творится...

   – Нет-нет, – озабоченно ворковала Ангелина. – Ни в коем случае нельзя переносить открытие. Писаки раздуют зверский скандал. Меня беспокоит другое...

   – Что беспокоит, моя киска?

   – Этот бестия Валерий... Похоже, у него в подвале под монастырем есть вентиль, который перекрывает воду. Вода уходит и возвращается по его молитве, а этот старый греховодник заявляет, что якобы сотворил очередное чудо, доступное только ему. Квиточек, мне нужна твоя помощь.

   – Всегда готов!

   – Слушай, проникни в подземку под монастырем. Посмотри, что там делается, и доложи мне.

   Через день Квит предоставил в распоряжение Плотниковой подробные карты подземелья, снятые по его небескорыстной просьбе военными картографами, и описал устройство «вентиля», обнаруженного на нижнем горизонте.

   – Этот унитазный бочок нужно взорвать. Взорвать!!! – коротко приказала Плотникова. – Уничтожить! И пусть эта седая лиса покрутится. В вашей конторе наверняка есть взрывные шашки. Я бы и сама могла достать, но боюсь замараться. Если наслежу, тебе же придется расхлебывать.

   – Уже не придется. Я подал рапорт об отставке. Меня волнует другое: взрыв такой силы могут услышать с поверхности.

   – Тогда в полночь, под гром салютов!

   – Есть! Yes-s-s! – Квит изобразил кулаком знак скорой и несомненной победы.

   –  Севергин, свидание! – буркнул в форточку конвоир.

   Егор вздрогнул радостно: «Алена! Она простила его и пришла!»

   Торопя медлительный конвой, он почти вбежал в комнату для свиданий. За пластиковым щитком ухмылялся Порохью.

   – Вы мне звонили, не отпирайтесь! – блеснул золотыми коронками немец.

   – Да, я звонил. Курт, я почти вышел на след Барятинского.

   – И что же? – Порохью даже подпрыгнул на стуле.

   – Некоторое время он был послушником у настоятеля Свято-Покровского монастыря в Сосенцах.

   – Был? Значит, это в прошлом. А где он сейчас?

   – Похоже, кто-то приложил руку к его повторному исчезновению. Я знаю, что против вашего кошелька никто не устоит. Попробуйте разыскать его.

   Порохью рассыпался в благодарностях, но Севергин резко остановил поток комплиментов.

   – Курт, помните, вы говорили о сокровищах под монастырем? Они существуют!

   – Вот как! Может быть, вы знаете, где их искать?

   – Догадываюсь...

   – В этом случае вы настоящий граф Монтекристо! Я готов устроить ваш побег, если возьмете в долю. Но если серьезно, то сейчас для меня важнее другое. За что вас засадили в кутузку?

   – Мне предъявлено обвинение в убийстве Черносвитова. На днях меня отправляют в Москву. Если бы я мог освободиться, хотя бы часа на четыре, я бы обследовал подземелье. Там должны остаться следы Лады. А от нее нити тянутся к Касьяну Ярославовичу, и, возможно, я вышел бы на его убийцу.

   – Вот что, я могу внести за вас любой денежный залог. Я приобрел выгодный тендер на ввоз табака в Россию и теперь могу позволить себе немного посорить деньгами.

   – Меня «обменяют на табак»? – впервые улыбнулся Севергин.

   – «Табачный митрополит», «табачный капитан» и «табачный лейтенант». Жизнь мельчает... У нынешних русских только одна проблема – желание денег. Я хорошо заплачу, и вас выпустят на несколько часов. Я видел, что на автомобиле начальника местной милиции в трех местах проржавел капот. Это заставит его быть сговорчивей.

   – Нет, Курт, с Никодимычем, моим крестным, это не пройдет!

   – Панин ваш крестный? Ха! Крестный Дроссельмейер? Помните этого доброго распорядителя в «Щелкунчике»? Тогда он поможет своему крестному детищу бесплатно.

   – Это невозможно.

   – Тогда – побег. Решено! Сегодня ночью, будьте готовы. Какой номер вашей камеры?

   – Восьмой. Вы что, серьезно?

   – Со всей немецкой серьезностью в кармане и русским «авосем» за пазухой.

   – Ладно... Но учтите, со мной в камере сидит язычник Будимир, его тоже обвиняют в убийстве, хотя он не виноват.