Валерия Вербинина - Золотая всадница

– Прошу вас, подождите…

Она кутается в шаль Муси, хотя ей вовсе не холодно, а скорее наоборот. Через минуту офицер возвращается.

– Прошу. Генерал вас ждет.

Она вошла, и дверь за ней тотчас же затворилась.

Подняв голову, Амалия встретилась взглядом с человеком, который сидел за столом. Надо сказать, что менее всего она ожидала увидеть тут его.

– А я и не знала, что ты стал генералом, – сказала она.

Милорад Войкевич улыбнулся одними углами губ. Он понимал, что им предстоит непростой разговор, и в его власти было этого разговора избежать. Но полковник Войкевич, или, как он называл себя сейчас, генерал Войкевич не привык пасовать перед трудностями. Напротив, они его вдохновляли.

– Одно время король хотел произвести меня в генералы за то, что я спас ему жизнь на ипподроме. Нет никакой разницы, дает звание бывший повелитель или народ. Но я полагаю, получить звание от народа почетнее.

И он посмотрел на Амалию своими черными непроницаемыми глазами. И, хотя в его взгляде, в поведении, в словах не было ничего оскорбительного, Амалия так и вспыхнула.

– Это ты велел повесить Лотту и Кислинга? – спросила она, еле сдерживаясь.

– Я уже давно собирался это сделать, – ответил Милорад, словно речь шла о самой обыденной вещи. – Надо было повесить и твоего Оленина…

– Он не мой.

– Но я дал тебе слово, что его не трону.

Амалия смотрела на него – и не верила своим ушам, своим глазам. С ней говорил самый близкий, самый преданный королю человек, глава его охраны, создатель шпионской сети, не подчиняющейся никому, кроме самого Войкевича, и все под предлогом безопасности монарха и его семьи! И ладно Стефан, который не отличался особым умом, не сумел вовремя его раскусить; но она, так гордившаяся своей сообразительностью, – как? Как она не поняла, что положение Войкевича давало ему больше всего преимуществ для осуществления государственного переворота? Все при дворе знали, что Войкевич окружил короля своими людьми, и это касалось не только охраны, он даже в личные секретари продвинул своего родственника – и никто, никто ничего не заподозрил? Почему? Потому что он до поры до времени ловко скрывал от всех свои честолюбивые устремления? Или потому, что он на самом деле был совсем не тем, кем казался, – дамским угодником, взяточником, которого не интересует ничего, кроме денег, и недалеким военным, каким его считал и умнейший Петр Петрович Оленин? Но кем же он был на самом деле? И какие цели он преследует сейчас, когда, по-видимому, так близок к тому, чтобы добиться своего?

А еще Амалия поняла, что ей никогда не нравилось слово «преданный». В русском языке оно, как двуликий Янус, обозначает и того, кто предан сердцем и душой, и того, кого предают. А где-то совсем неподалеку от него и слово «предатель».

Она отвела глаза. Ей совершенно не хотелось с ним говорить, не хотелось его видеть. На маленьком столике в углу была брошена начатая шахматная партия, в комнате находились и другие вещи, принадлежавшие прежнему хозяину, бывшему наследнику престола. Какое скверное слово «бывший», пахнущее забвением и смертью. Уж в Иллирии – почти наверняка.

– Где его высочество? – спросила Амалия вслух.

То, что она в такой момент оказалась способна спрашивать о Михаиле, задело Войкевича куда сильнее, чем если бы она набросилась на него с упреками. Тем не менее он ответил:

– Арестован. Как и все остальные.

– Зачем? – спросила Амалия.

– Что – зачем?

– Зачем все это? Ты обязан всем королю Владиславу, и сам Стефан…

Она поняла, что говорит совсем не то, что нужно. Какая разница, в самом деле, обязан или не обязан – важно, что он сделал то, что сделал.

Вошел какой-то офицер с синей повязкой, покосился на Амалию. Войкевич тотчас же подошел к нему, и они о чем-то заговорили быстрым шепотом. В конце разговора Войкевич, очевидно, отдал какие-то приказания, лицо офицера просияло. Он козырнул и удалился, прикрыв за собой дверь. Милорад собирался вернуться на место, но передумал и сел за столик с шахматами.

– Шах, – сказал он, переставив одну из фигур. – И мат. Люблю шахматы, но плохо то, что они не отражают реальную жизнь. Пешка может превратиться в ферзя, но король никогда не может стать пешкой. А между тем многие короли не заслуживают ничего, кроме этого звания.

И он со значением посмотрел на Амалию.

– Поэтому ты решился поставить Стефана на место? – мрачно спросила она.

– А ты считаешь его достойным правителем? – вопросом на вопрос ответил Милорад.

– Он – законный правитель, – вывернулась Амалия. Однако она понимала, что ее собеседника этот довод не убедит.

– Которого ты с помощью детской уловки заставила подписать выгодный твоей стране договор, который идет вразрез с нашими интересами. Да-да, ты не ослышалась – детской уловки. И если она тебе удалась, то только потому, что я не стал тебе мешать. Я говорил тебе, что я всегда буду на шаг впереди тебя? Мне даже было выгодно то, что ты делаешь. Каждая новая выходка Стефана, каждая его безумная трата приближала меня к цели. Ведь когда король сорит деньгами, сорит бездумно и глупо, все видят, чем он занимается, и начинают роптать. Потому что расходы королевских особ ложатся тяжелым бременем на плечи тех, кто работает и платит налоги. А люди устали содержать свору никчемных бездельников только потому, что они носят корону и называются «ваше величество».

– И давно ты стал таким… республиканцем?

– Я не республиканец, – спокойно ответил Войкевич, – но я люблю мою страну. Я просто патриот, Амалия. Стефан оказался плох не потому, что он король, а потому, что он никчемный правитель. Ты даже не представляешь, сколько усилий я приложил, чтобы он не предавал свою родину. Если бы не я, он бы давным-давно раздарил Иллирию ее врагам. Это человек, у которого нет ни масштабного ума, ни понятия о государственных интересах. Владислав подозревал, что его сын не годится для того, чтобы управлять государством, и поэтому написал подробное завещание. Но даже оно не могло удержать Стефана от глупостей, и незадолго до твоего приезда он едва не отдал Дубровник австрийцам.

Верно, вспомнила Амалия, завещание… Государственный почерк! И ведь интуитивно она тогда поняла, кем Войкевич был на самом деле, – поняла, но не обратила на это внимания.

– И давно ты до этого додумался? – сухо спросила она. – Я имею в виду coup d’Etat[30].

Войкевич с вызовом посмотрел на нее.

– Хочешь знать правду? Я с самого детства во всем был лучше Стефана. Лучше знал латынь и лучше лазал по деревьям, лучше запоминал стихи и лучше фехтовал. Покойный король полагал, что я послужу его сыну хорошим примером и, глядя на меня, он чему-то научится. Но Стефан всегда оставался самим собой, легкомысленным и никчемным. Когда он стал наследником, ничего не изменилось. И ведь не я один видел, что Стефан не годится для того, чтобы управлять страной. На то же самое Владиславу намекали и граф Верчелли, и Иванович… даже Михаил, но это ничего не изменило. Когда Стефан стал королем, я решил оставаться в тени и незаметно осуществлять управление вместо него. Чтобы не возбуждать подозрений, я вел себя как все – брал взятки и делал вид, что участвую в интригах. На самом деле мне ничего не было нужно. Я всегда в глубине души оставался честным человеком, но не имеет смысла быть честным среди подлецов. Когда ты окружен ими, ты должен быть самым подлым и самым изворотливым. Уверен: Оленин говорил тебе обо мне нечто подобное, – добавил он со смешком.

– А если бы Стефан оказался достойным наследником своего отца? – спросила Амалия. – Что тогда?

– Тогда я бы с радостью оставался его адъютантом, только и всего. Но нет никакого смысла в том, чтобы хранить преданность тому, кто в любой момент может предать тебя самого. И когда я понял, что достаточно одного королевского каприза, чтобы меня погубить, и еще одного, чтобы погубить всю страну, я стал задумываться о том, что могу сделать. До Лотты я кое-как справлялся с ситуацией, но когда появилась балерина, мне стало гораздо труднее. Потом ты… И еще Кислинг, который догадался, что по каким-то причинам я играю против него. Когда я тебя увидел, то решил, что ты поможешь мне избавиться от Лотты, постаравшись завоевать короля. Потом мне очень понравилось, что ты не стала этого делать… Я тогда впервые посмотрел на тебя совсем другими глазами, – добавил он как бы про себя.

Ах вот, значит, в чем была истинная причина его интереса к ней…

– Однако ты придумала совсем другой план, очень простой, но изобретательный, и стала претворять его в жизнь. Меня он вполне устраивал, но потом австрийцы все-таки взяли верх, и Стефан лишил меня своего доверия и звания адъютанта.

Верно, вспомнила Амалия. И тот подслушанный обрывок разговора между Милорадом и его кузеном, в котором Войкевич говорил о своих планах… О своих великих планах, которые, казалось, сорвались! В каком отчаянии, наверное, он находился тогда!