Виктор Егоров - Заговор против «Эврики». Брошенный портфель

— К Мишке Полуянову. Мотор у него в машине барахлит. Посмотрю.

— Ну, ладно, иди, — Григорий Борисович любовно посмотрел ему вслед: — Механик.

Вечером Семен долго лежал в постели, думал, все было понятным в доме Григория Борисовича — и сам хозяин, и хозяйка, и Оля. Только у Петра была тайна, но чем дольше он думал, тем больше Семену казалось, что эта тайна какая-то иная — уж слишком далеки были друг от друга Петр и Гертруда Рахими. Все, что узнал он за последние дни о Петре и его семье, казалось, подтверждало это. Но стоило вспомнить ночное посещение Гертрудой квартиры, в которой был Петр, как приходило сомненье, и все возвращалось к своему началу. “Рыбалка… — неожиданно вспомнил он. — Что это за рыбалка? Надо будет посмотреть. А утром — поговорить с Олей… Утром… Игорь… Василий Степанович…” — Сон подкрался и охватил его.

На станцию он пришел рано. Дождался Олю. Она, увидев его, обрадованно подошла.

— В Москву?

— Да.

— Вы на Петра не сердитесь, у него и так не все ладится, — сказала она, вспомнив вчерашнее.

— А что с ним?

— Было у него… — проговорила она и, нахмурившись, замолчала.

Разговорилась Оля только в вагоне, но о Петре но сказала больше ни слова.

С Семеном Игорь встретился после обеда.

— Ну, что у тебя нового?

— Пока ничего.

— Как Пастушенко?

— Не пойму я никак его.

— Темнит?

— Похоже. Ты съезди на автобазу, где он работает. Может, и узнаешь что новое.

Игорь пробыл на автобазе до вечера. Пастушенко весь день стоял у станка, в обед сходил в столовую, с автобазы поехал прямо на вокзал, на электричку — и домой. Был спокоен и ровен. Игорь старался не показываться ему на глаза, как условились, он подождал Семена на вокзале. Харитонов проехал с Игорем два перегона. В пустом вагоне они свободно поговорили.

— Что слышно о нем в автобазе?

— Хвалят.

— Не заметил ничего?

— Парень как парень. Только подозрителен.

— Вот и мне так кажется, — сказал Семен.

— Эта девушка кем ему приходится? — спросил Игорь.

— Какая?

— Та, с которой видел я тебя сегодня,

— Его сестра.

— Не водят ли они тебя за нос?

Семен ответил не сразу:

— Не думаю.

Они помолчали.

— У них в семье упоминали Владивосток, говорили, что Петр жил там, — сказал Семен, прощаясь. — Ты запроси срочно Владивосток, верно ли это?

— Ладно, запрошу.

Электричка остановилась. Старший лейтенат вышел. Проходя мимо окна и закуривая, коротко махнул рукой. Вагон поплыл, закачался. Сумерки сгущались. Где-то далеко на западе догорала заря, ее слабый свет скользил по небу, а на земле было все темно и хмуро. В вагоне тоже было темно — огня не зажигали. Всю дорогу Игорь думал о Пастушенко. Он в чем-то себя чувствует виновным и боится постороннего глаза. Пастушенко был в той же квартире, куда заходила Гертруда Рахими. Значит… И все-таки это могло ничего не значить. Прямых улик ведь нет. Надо глядеть и глядеть… А у Семена с этой Олей что-то наклевывается. Красивая девушка. Игорь был смущен и растерян. Он не мог понять, осуждает Семена или нет, — все сплелось так сложно — и любовь и подозрения. В вагоне, наконец, включили свет, и Игорь развернул газету.

Утром Харитонов и Смирнов докладывали полковнику.

— Ну, как у вас с Пастушенко?

Семен переступил с ноги на ногу:

— Все то же.

— Что дал запрос во Владивосток?

Игорь ответил:

— Никакого Петра Пастушенко там не было.

— Где он бывает? С кем общается?

— Нигде, кроме автобазы.

— Не приметили, никуда он не собирается?

— Завтра на рыбалку.

Еще брезжило и небо едва начало светлеть, а Петр Пастушенко уже подходил к вокзалу. Он был в короткой куртке, в сапогах, удочки торчали в брезентовом чехле, сумка тяжело оттягивала плечи. Не оглядываясь, он вошел в вагон. Поезд тронулся. За окном убегали назад кусты. Вдалеке в белом тумане показалось озеро.

Поезд замедлил ход. Петр встал, начал собираться. Тихая сонная станция выплыла из утренней рани. Рыбаков оказалось неожиданно много. По берегам, заросшим кустарником и камышом, неслись приглушенные голоса. Тянуло табачным дымом.

Петр забился в самую глушь. Он снял сумку, разобрал снасти, поставил удочки и присел. Туман поднялся и растаял, с каждым часом вода становилась светлей. У Петра уже плескалась в ведерке мелочь, стала брать и крупная рыба. Он сходил за сушняком, развел костер…

Утром Семен собрался в Мигуньки. Позвонил Василию Степановичу и услышал:

— Не надо.

— Что-нибудь случилось?

— Приезжайте-ка вы оба с Игорем сюда.

Семен беспокоился, что могло случиться, и жалел, что сегодня не увидит Олю. А ему хотелось видеть ее каждый день и каждый час… Они ехали с Игорем в такси. Игорь рассказывал о том, что рыбалка Петра Пастушенко была обычной. Ни с кем он не встречался. Два дня прошли безрезультатно. Семену хоть бы что, а Игоря это раздражало. Чего бы проще — вызвать, допросить, сказать Пастушенко напрямик: признавайся, а не то… Но нельзя, нельзя — у них нет ни одной улики. “Какое в нашей работе нужно адское терпение”, — думал Игорь.

И с Леной тоже нужно терпение. Она вчера сердилась и молчала — это было в первый раз, и Игорь растерялся. Не мог же он сказать ей, почему приходит редко и где бывает вечерами, а придумывать Игорь не умел и не хотел. Он знал Лену улыбчивой, а теперь увидел сердитой и был с ней терпелив и внимателен, хотя обиделся. Под конец Лена повеселела, он поцеловал ее, и все кончилось тихо и мирно.

Василия Степановича они встретили в коридоре. Полковник шел в свой кабинет. Увидев Семена и Игоря, улыбнулся:

— Пойдемте, пойдемте. У меня есть для вас новости.

В кабинете все втроем сели на диван.

— Ну-с, дело с Пастушенко проясняется. Никакой он не враг. Просто в войну мальчишкой сбился с пути. Сидел в тюрьме. Ушел на фронт. Был у немцев в плену. Чтобы скрыть свое прошлое, сменил фамилию. Жил во Владивостоке, и звали его там не Пастушенко, а Крившенко. У него во Владивостоке семья. Обживется, хочет перевезти ее сюда. За прошлое свое стыдится, оттого и ходит бирюком. Ну, а в том, угловом доме, он бывает частенько — у него там тетка. Софья Марковна поговорила с Олей, и та ей выложила все, как есть. Да и Гертруда Рахими показала, что, не решившись войти к Родригесу, она, проверяя, удалось ли ей уйти от наблюдения, зашла в соседний дом и постучала в квартиру, в которой горел еще свет. Там была старушка и крутоплечий парень с темными неласковыми глазами, спросила, не живут ли тут Раевские — никаких Раевских, конечно, не было, и она сама таких не знала, спросила первое, что пришло в голову. Ясно, что Пастушенко столкнулся с Гертрудой случайно…

На улице перед домом Родригеса появился человек. Игорь даже вздрогнул, до чего он был похож на убитого Ираджа Рахими. Вспомнился полутемный вагон, маленькая станция и забинтованный лоточник. И сразу пришло в голову: он забинтовал лицо, чтобы не выдать своего сходства с Рахими. Кто же из них лоточник? Тот, который убит, или этот? Скорее всего лоточник вошел в вагон, чтобы подменить прибывшего из Ирана. Убит лоточник, а этот настоящий Рахими. Надо сейчас же сообщить полковнику.

Рахими остановился, оглянулся. У него развязался шнурок. Он поставил ногу на камень, наклонился. Через улицу в доме Родригеса шевельнулась на окне занавеска. Рахими был таким, каким Игорь видел его в Баку на вокзале: нос с горбинкой, темные, гладко зачесанные назад волосы, и та же походка, и скуповатые жесты. Не было только темных очков.

Завязав шнурок, Рахими зашагал, не оглядываясь.

За углом Игорь догнал Семена.

— Что ты скажешь, Семен? Рахими воскрес.

— Да, он очень похож на покойного.

— Мне думается, что это настоящий Рахими, а убит лоточник, он подменил Рахими в вагоне, Рахими надо было остаться в СССР.

— Я тоже подумал об этом. Ну, хорошо, обсудим потом.

Рахими дошел до гостиницы “Метрополь”. У входа в кассу кинотеатра остановился в раздумье, оглянулся. Прямо на него шла полная, рыжая женщина в осеннем пальто и в красной шляпке. Она сердито взглянула круглыми черными глазами, он, пропуская ее, посторонился. Билеты взял в Голубой зал. Семен и Игорь подождали, когда он войдет в фойе. Игорь пошел за билетами. Семен остался на улице. “Как бы не выскользнул черным ходом”, — подумал Семен и, выхватив из рук Игоря билеты, взбежал по лестнице наверх.

Рахими сидел в уголке, за цветами, и листал газеты…

Прозвенел звонок. Отложив газеты, Рахими встал, большими шагами прошел в распахнутые двери. Семен нагнулся к Игорю:

— Газеты…

Тот кивнул.

Семен проскользнул в зал, садясь, приметил через два ряда впереди черную крупную голову, чуть скошенное в сторону правое плечо. “Все в порядке…”