Стальная память - Евгений Евгеньевич Сухов

судебный процесс длился полных шесть дней. Все желающие в зал судебных заседаний не поместились, поэтому заседания суда транслировались через специально установленные репродукторы. Государственный обвинитель потребовал для Чуприна расстрела. Выступая с последним словом, Михаил Никодимович вроде бы искренне каялся, просил у горожан прощения – как будто за злодеяния и убийства можно простить – и просил суд оставить ему жизнь. После короткого совещания суд вынес предателю смертный приговор. Полтора месяца он еще покоптил небо, ежеминутно ожидая, что за ним вот-вот придут. А потом приговор был приведен в исполнение. Говорят, когда его вели на расстрел, он беззвучно рыдал. Но это мало кого трогало…

* * *

Маховик правосудия разворачивался далее…

После возбуждения уголовного дела в отношении начальника отдела по борьбе с бандитизмом республиканского управления МВД майора Остапчука следствие занялось четвертым членом «банды разведчика» – неким Севой. Кто он такой, где проживает и каков круг его знакомств – все это было неизвестно. Впрочем, имелись две существенные зацепки, одна из которых была блудница Тамара, о которой в своих показаниях упоминал Жорка Долгих. Следователям довольно скоро удалось ее отыскать. Однако кто такой Сева, по ее словам, она не знала.

– Ну ходит он ко мне, так что с того? – сказала она следователю, глядя ему прямо в глаза. – Ко мне многие ходят. Так часто бывает: облюбует клиент себе какую-нибудь дамочку и захаживает всякий раз уже конкретно к ней. И я, возможно, Севе нравилась. Но о себе он мне ничего и никогда не рассказывал. Да и с какой стати ему раскрывать душу перед какой-то шлюхой? – категорично и вполне безжалостно к себе промолвила Тамара, после чего допрос сам собой заглох. Правда, следователь, что ее допрашивал, попытался припугнуть ее соучастием в злодеяниях, совершенных ее «кавалером», если она не расскажет о нем все, что знает. Однако Тамара оказалась не из пугливых. И в конечном счете кроме занятий проституцией предъявить ей было нечего…

Другой зацепкой было ограбление с двойным убийством четы Литвиненко девятого мая 1945 года, совершенное Севой. О чем тоже сообщил Георгий Долгих в процессе его допроса. Было принято решение еще раз и с самого начала провести расследование данного преступления.

Начали с того, что участкового уполномоченного младшего лейтенанта Балабанова, в чьем ведении находилась территория, включающая улицу Баумана, отправили по близлежащим домам с опросом. Состоял он в следующем: не видел ли кто в определенное время, то есть в предполагаемое время совершения убийства, неизвестного мужчину возле дома, в котором проживали муж и жена Литвиненко. Несмотря на звание, участковый уполномоченный Балабанов был мужчиной в возрасте лет под пятьдесят, поэтому к порученному делу он отнесся обстоятельно и неспешно. Обходя квартиры соседних домов, он наконец наткнулся на одного мужчину, который, задумавшись над вопросом участкового уполномоченного, ответил:

– Да, видел.

– Вы можете рассказать поподробнее? – попросил Балабанов.

– Ну а что поподробнее… – неторопливо произнес седоватый мужчина, верно вороша свою память. – Когда девятого мая сорок пятого объявили о победе, все высыпали на улицу. Вышел и я. Откуда-то из окна играла музыка. Многие люди танцевали…

– А что делали вы? – воспользовавшись паузой, спросил участковый уполномоченный.

– Просто смотрел и радовался вместе со всеми долгожданной победе. А танцевать я не мог, ходил в то время на костылях – после ранения с ногой были проблемы.

– И увидели незнакомого мужчину, так? – поинтересовался младший лейтенант милиции.

– Все так, – последовал ответ. – Он буквально выскочил из арки дома, где произошло убийство. О чем, конечно, мы узнали позже… – добавил седоватый мужчина. – И едва не столкнулся со мной. Еще немного, и он бы сбил меня… Ну, я ему сделал замечание. Он извинился, после чего мы поздравили друг друга с победой и разошлись.

– Получается, у вас было достаточно времени, чтобы хорошо его разглядеть, – сделал вывод участковый.

– Я и разглядел его хорошо, – заверил младшего лейтенанта милиции седоватый мужчина.

– И вы помните, как он выглядел? – осторожно спросил участковый, опасаясь спугнуть свалившуюся на него удачу.

– Помню, – последовал ответ. – Я ведь художник, – пояснил седоватый мужчина, – и у меня профессиональная память. Раз увидел – и навсегда запомнил, – не без гордости добавил он.

– Знаете, я бы хотел попросить вас пройти со мной в прокуратуру. Там с вами побеседуют и отпустят… – предложил Балабанов, на что получил вполне ожидаемый ответ:

– Хорошо. Рад буду помочь.

* * *

В прокуратуре седоватого человека тотчас провели в большой кабинет с портретом Сталина на стене и усадили на мягкий удобный стул.

– Повторите, пожалуйста, все то, что вы говорили участковому, – обратился к седоватому мужчине пожилой следователь.

– Хорошо, – ответил свидетель и повторил ему едва ли не слово в слово все то, что он говорил участковому уполномоченному.

– А словесный портрет мужчины, с которым вы едва не столкнулись, вы составить можете? – поинтересовался следователь.

– Зачем словесный? – поднял взор на следователя седоватый мужчина. – Я же художник. Могу и настоящий нарисовать…

Мужчина нарисовал портрет Бабаева. Да так, что тот был как живой. Конечно, по одному портрету найти человека в большом городе сложно. Но возможно. Если сильно постараться. Прокурорские следователи постарались. И нашли.

Брать Бабаева выехала милицейская группа из трех человек и пожилой следователь прокуратуры, что двадцать с лишком лет назад принимал участие в расследовании преступлений банды конокрада Шакур-карака. Буквально за несколько минут до приезда группы из подъезда дома переменной этажности с венецианскими окнами, пилястрами, ризалитами и прочими архитектурными излишествами, что стоял на улице Правопроточной, вышел неприметный человек в застиранной солдатской гимнастерке. Он был пожилым, простенько (если не сказать бедно) одетым и не имел руки. Скорее всего, он приходил к кому-то в гости или ошибся адресом, поскольку такие граждане, как он, в итээровском[104] доме не проживали.

Человек без руки пошел вдоль Протоки, не оглядываясь и ничем не привлекая к себе внимания. Таких, как он, увечных и неприкаянных, в те годы было много…

Караковый – темно-гнедой с подпалинами.

Владимирский тяжеловоз – порода тяжелоупряжных лошадей, выведенная в Советском Союзе в первой половине тридцатых годов на конезаводах Владимирской области.

Нештукованный – без заплаток.

Сверкальцы – драгоценные камни (жарг.).

Зерна – жемчуг (жарг.).

Рыжая – (здесь) золотая (жарг.).

Бабки – деньги (жарг.).

Косуха