Николас Ремин - Снег в Венеции

Трон внезапно сел на постели. Его перебинтованные ребра ответили на это резкой болью, и он вновь упал на подушки.

– Ты говоришь об императрице?

Графиня кивнула.

– Я говорю о Елизавете Австрийской. Она принимает в тебе большое участие. И это она настояла на том, чтобы тебя лечил ее лейб-медик.

Трон недоверчиво улыбнулся.

– Разве такое могло нам присниться?

Графиня пожала плечами.

– Мы в былые времена были непосредственно связаны с домом Габсбургов. Что-то в этом роде я сказала, между прочим, и графине Мочениго. Она признала, что я права, хотя и не смогла скрыть своей зависти при упоминании о том, что Троны Габсбургам – не чужаки.

Трон зевнул:

– Как долго я спал?

– Довольно долго. С неделю. У тебя была высокая температура. Когда ты просыпался, ты бредил. Никого не узнавал и не знал даже, кто ты сам такой Мы все о тебе очень беспокоились.

– Кто это «мы все»?

– Алессандро, Шпаур, императрица и твой друг Сиври. – Графиня бросила взгляд на часы с репетиром, лежавшие на ночном столике.

– Между прочим, к тебе сейчас придут с визитом.

– Кто это будет?

Графиня улыбнулась.

– Княгиня ди Монтальчино. Она каждый день навещает тебя дважды. Утром в десять и днем в четыре.

– Дважды в день?

Графиня кивнула.

– И всегда проводит у твоей постели много времени. Алессандро просто сам не свой, когда она здесь. Он в ее присутствии совершенно теряет голову. Вчера начал сервировать стол в обратном порядке. Представляешь себе? Чтобы Алессандро положил на блюдо сперва отбивную, а только потом гарнир?

– Как? Княгиня оставалась у нас на обед?

– И вчера, и позавчера. Причем с Алессандро она разговаривает в таком тоне, будто он член нашей семьи.

– А он и есть член нашей семьи. Ты ведь сама с ним так разговариваешь.

– Да, но не тогда, когда он подает на стол, а у нас гости. Но, допускаю, я в этом отношении старомодна А княгиня заводит с ним во время сервировки стола целые диспуты. Не хватало только, чтобы она пригласила Алессандро сесть рядом.

– А мне это понравилось бы…

– Алессандро это тоже нравится. Стоит ей уйти, как он начинает говорить о ней не переставая. Княгиня то! Княгиня это!.. Как при этом блестят его глаза! Я его таким еще не видела. – Графиня покачала головою – Боже милосердный, ведь ему скоро семьдесят!

– Который сейчас час?

– Половина четвертого.

– Ради всего святого! Княгиня вот-вот появится! Дай мне зеркало! И мое пенсне!

В первый момент Трону было нелегко узнать себя в бородатом осунувшемся человеке с воспаленными глазами. Его крупный нос заострился, щеки ввалились, а лицо стало серо-желтым Лоб покрывали большие и мелкие ссадины. Во время своих падений он не раз сильно прикладывался к полу головой – отсюда и шишки, и синяки, и кровоподтеки. Трон усмехнулся: сейчас он был похож на престарелого Пиноккио, нырнувшего с головой в масляные краски.

Он вернул зеркало графине и вновь улегся на подушки. Он устал даже за те несколько минут, что смотрелся в зеркало. Вдобавок он до сих пор не мог глубоко вдохнуть воздух – сразу ощущалась боль в подреберье.

– Снег еще лежит?

Графиня покачала головой.

– Нет. Растаял два дня назад. Вообще заметно потеплело. Поэтому Алессандро и оставил окно открытым.

Трон повернул голову вправо и увидел, что створки окна широко распахнуты. Небо было голубое, по нему бежали легкие белые облачка. Косые лучи солнца согревали сейчас не только воздух, но и душу Трона…

Когда княгиня полчаса спустя вошла в комнату, окно было по-прежнему широко распахнуто. А на небе тем временем собрались тучи. Нет, это были не грозные снежные облака, а веселые облака ранней весны, которые неслись по небу, словно сахарная вата. Сам Трон ни неба, ни облаков не видел Его глаза были закрыты. Он понимал, что если хочет сказать княгине какие-то важные слова, то должен сделать это сейчас, пока она еще под впечатлением его героического поведения. А с другой стороны, возражал он сам себе, как можно сказать что-то важное, когда у тебя такой вид: небритое лицо, перевязанный левый глаз, шрамы на лбу, да еще ты в ночной рубашке? Как тут произнесешь нужные слова, даже если и найдешь их?

От смущения Трон притворился спящим, а на самом деле подглядывал за княгиней сквозь ресницы – любовался ее лицом, вдыхал бергамотовый аромат ее духов и прислушивался к собственному сердцебиению.

Княгиня вошла в комнату быстрым уверенным шагом и сразу притворила окно. Потом взяла стакан с ночного столика, наполнила его и поставила на место. Заметив на столике влажный след, вытерла его салфеткой. Потом той же салфеткой смахнула со стола крошки.

Трон чувствовал, что деловитость княгини напускная, что она просто скрывает смущение – такое же точно смущение, какое не позволяет ему самому открыть сейчас глаза. В конце концов княгиня, не обращая внимания на Трона, начала приводить в порядок его постель и поправлять подушки под головой. Потом она присела рядом с кроватью и тоном, который показался Трону не слишком мягким, произнесла:

– Я знаю, что вы не спите, граф. Мне об этом сказал Алессандро. Кроме того, это заметно по вашему дыханию. Можете спокойно открыть глаза.

Княгиня взяла его за руку и крепко сжала. Трону почудилось, что она сделала это, чтобы он никуда от нее не удрал. Вот уж этого ей опасаться было нечего!

– Как вы себя чувствуете?

– Я чувствую себя лучше, чем выгляжу. – Трон открыл наконец глаза, у него перехватило дыхание от того, что он увидел.

Княгиня склонилась над ним. Ее светлые волосы были высоко взбиты. Трон мог различить каждую веснушку на ее носу. Одна прядка волос выбилась из прически и упала на щеку. В ее зеленых глазах он увидел чувство, которое простому определению не поддается, но называется очень просто – любовь.

– А выглядите вы значительно лучше, чем несколько дней назад, – деловым тоном произнесла княгиня.

– Ну, и как же я выглядел несколько дней назад?

На губах княгини появилась улыбка.

– Ужасно. Лицо было еще бледнее, а нос еще острее. Вы бредили. Несли неизвестно что. Доктор Вагнер очень беспокоился…

– Последнее, что я помню, это палаццо да Моего. Как я валяюсь там на полу… и исхожу кровью.

Княгиня кивнула. Ее веки вздрогнули так, будто в глаза попали соринки.

– Да, от большой потери крови вы чуть не умерли. Пуля попала вам в плечо. Мне стоило немалых трудов перевязать его. Но крови вы потеряли страшно много, слов нет. Весь пол вокруг вас был в крови. Кровь из раны никак не унималась… – Княгиня сняла с переносицы пенсне. – Я думала, ты умираешь, Алвис – Она всхлипнула.

Трон сообразил, что настал прекрасный момент для объяснения. Наконец он скажет то, что давно мечтал сказать. Но он медлил – он никак не мог решить, обращаться ли ему к ней по-прежнему на «вы», или, по ее примеру, перейти на «ты». Между прочим, он не был уверен, что не ослышался или просто заснул ненадолго и это «Алвис» и «ты» ему приснились.

Тем временем княгиня справилась с собой, и лицо ее, только что такое мягкое и открытое, снова стало привычно строгим и замкнутым. Поэтому Трон, лишь бы нарушить молчание, которое уже становилось тягостным, спросил первое, что пришло на ум:

– А почему у двери нет часовых? Я-то думал, что меня, по крайней мере, домашнему аресту подвергнут.

Княгиня живо откликнулась:

– Нет, ты не под арестом. Ты оправдан по всем статьям.

– А что произошло?

– Документы, которые искал Перген, обнаружились. Вместе с почтой для императрицы. Брук немедленно составил доклад для Тоггенбурга, а копии с него отправил Шпауру и императрице. У Тоггенбурга не было больше возможности откладывать это дело в долгий ящик Он, тем не менее, хотел отправить тебя в военный госпиталь, но тут пришло указание свыше.

– Указание от императрицы?

Княгиня улыбнулась.

– Нет. Указание пришло по телеграфу непосредственно из Вены.

– Откуда тебе все это известно?

– От Шпаура, Следствие теперь ведет он. Он оказался в высшей степени предупредительным господином. И удивительно снисходительным к некоторым фактам твоего поведения… Знаешь, Шпауру понравилось, что ты сумел бежать из военной тюрьмы. Вся Венеция только и делает, что обсуждает твой побег из «свинцовой камеры».

– Я ни в какой «свинцовой камере» не был. Это слухи – и больше ничего!

– Но этой славы тебе не избежать. Ты – тот самый человек, которому удалось бежать из «свинцовой камеры». В снежную завируху, через крышу тюрьмы.

– Глупости все это. А еще о чем судачат?

– Поговаривают и о том, будто на балу у вас была сама императрица и ты с ней танцевал.

– Было бы невежливо отказать ей…

– Она тебе нравится?

Трон на мгновение задумался, потом сказал:

– По-моему, да!

– А что тебе в ней нравится?

– Что она чем-то похожа на тебя.

– А я какая?

– Не такая, как все, – говорит Трон. – Женщин, подобных тебе, я не встречал никогда в жизни. – Помедлив немного, он спросил: – А когда я выздоровею, мы будем по-прежнему часто видеться?