Линдсей Дэвис - Серебрянные слитки

Елена Юстина заговорила с намеком на драматизм и напряженность.

— Ты зашел на чужую территорию, Фалько. Я хочу, чтобы ты ушел.

Я повернулся. Наши глаза встретились, и я внезапно почувствовал знакомый подъем. Настроение улучшилось. Я также был уверен, что мы — партнеры, участвующие в одном фарсе.

Теперь нас в склепе было трое, и снова возникло напряжение. Создавалось ощущение, будто решаешь геометрическую задачку, в которой элементы или отдельные части, расположенные в определенном порядке, позволят нам получить фигуру, если строго исходить из правил Эвклидовой геометрии. Я улыбнулся госпоже.

— Я наконец понял, что нескольких бочонков мускатного ореха недостаточно, чтобы большой сточный канал постоянно обваливался. Однако свинцовых брусков достаточно! Политический заговор провалился, поэтому главарь, вероятно, собирается взять слитки себе. Я также понял что он отправится к слиткам, а затем сбежит. Во дворе стоит аккуратный ряд повозок, на которых можно перевозить тяжелый груз. Я предполагаю, что они должны покинуть двор, груженые серебром, сегодня ночью после вечернего звона. А когда этот негодяй за ними придет, я буду здесь.

— Фалько! — в бешенстве закричала Елена. — Это мой отец. Ты не можешь его арестовать!

— Тит может. Тем не менее в случае государственной измены мы освобождаем сенаторов от неудобства публичного суда, — сухо заметил я. — Достопочтенный сенатор может ожидать получения уведомления с предупреждением, чтобы у него было время аккуратно упасть на меч в тишине его родного дома…

— Доказательств нет, — заявила Елена.

— Большое количество косвенных доказательств всегда указывало на Децима, — печально возразил я, — с самого первого случая, когда он добровольно вызвался помочь другу претору, до того как на нас с тобой была устроена засада, и до неприятного типа, которого поселили у меня в квартире, пока твой отец платил за мою квартиру… Кстати, мне интересно, госпожа, а почему ты никогда не упоминала о существовании этого склепа? Что собираешься делать — позволить отцу сбежать с серебром? Какая преданность! Ты определенно произвела на меня впечатление!

Она молчала, поэтому я повернулся к ее дяде, продолжая играть роль простака.

— Несколько неожиданный поворот для вас, господин? Ваш высокопоставленный брат назван казначеем Домициана…

— Заткнись, Фалько, — произнесла Елена, но я продолжал говорить.

— Присутствующая здесь госпожа, которая так восхищается императором, и будет оформлять все документы по хранящимся грузам, тем не менее, она кажется вполне готовой позволить своему бедному отцу доить монетный двор… Елена Юстина, ты знаешь, что не можешь этого, сделать.

— Ты ничего обо мне не знаешь, Фалько, — пробормотала она очень тихо.

Я резко развернулся, возможно, более резко, чем собирался.

— О, душа моя, я хотел это выяснить!

Я отчаянно пытался увести ее отсюда, пока дело не приняло крутой оборот. Я не сомневался, что вскоре так оно и будет.

— Господин, это не место для дамы, — обратился я к ее дяде. — Вы прикажете своей племяннице его покинуть?

— Это ей решать, Фалько, — Камилл поджал губы привычным образом и выглядел безразличным. У него было до странности неподвижное лицо. Я догадался, что он всегда был независимым и самоуверенным и настолько самодостаточным, что это выглядело странным.

Я стоял спиной к холодным сложенным рядами свинцовым брускам. Елена находилась слева от меня, ее дядя — справа. Я видел, что Камилл Метон понимает: что бы я ни говорил Елене, за ним я не переставал наблюдать. Я сделал еще одну попытку.

— Послушай меня, госпожа. Когда мы с тобой находились в Британии, ты сказала, что Сосия сообщила мне имена заговорщиков. Она сообщила.

— Значит, ты мне врал, Фалько!

— Не зная этого. Но теперь я знаю, что перед смертью Сосия выяснила, кто участвовал в заговоре. Доказательства находятся у Тита Цезаря. Поэтому сделай то, что я от тебя прошу, Елена, ладно? То, что случилось здесь раньше, и то, что происходит сегодня, не должно иметь к тебе никакого отношения…

— Ты ошибаешься, Фалько! — наконец вмешался Публий Камилл Метон.

Елена Юстина обернулась легкой накидкой, стараясь согреться. В склепе было прохладно. Публий был одет в тогу, как и любой человек, занимающий положение, во время всеобщего праздника. Тут он сложил руки чуть выше талии, как солдат, выполняющий задание и бессознательно успокаивающий себя тем, что его кинжал и меч все еще под рукой. Он смотрел прямо на меня, пытаясь выяснить, что мне на самом деле известно. Я приподнял одну бровь, приглашая его продолжать.

— Если тебя правильно информировали, то ты должен был понять, что Елена Юстина находилась в центре заговора, поскольку являлась женой Пертинакса! — заявил он голосом, полным мстительности.

Иногда разум работает очень странно. До того, как я даже повернулся к ней, я принял его слова за правду.

У меня кружилась голова. Наши глаза встретились. Елена не предпринимала попыток это отрицать. С моей неудачливостью я всем сердцем привязался к этой женщине и до этой минуты никогда не сомневался в ее честности!

Она наблюдала за тем, как я принимаю эту новость, в ее в глазах я увидел презрение. Я специально тренировался, чтобы не реагировать заметно для окружающих, тем не менее, понял, что все мои чувства к Елене Юстине полностью отразились на моем на лице. Я не мог изменить выражение лица. Одно страдание приковывало меня к слиткам. Я не мог ее обвинить, даже говорить было тяжело.

Затем в глазах все почернело — кто-то сзади ударил меня по голове. Среди черноты я видел только вспыхивающие огоньки.

«Ничто из того, что она когда-либо говорила мне, не было правдой. Ничто из того, что она когда-либо делала, не было настоящим…» Я оставался без сознания, но все еще видел ее лишенное маски лицо, застывшее в момент, когда она наблюдала за тем, как до меня доходит истина.

Я достаточно пришел в себя, чтобы понять, что лежу лицом вниз, а кто-то — Камилл Метон собственной персоной — связывает мне руки и ноги. Он хорошо поработал, но допустил ошибку — не связал две веревки между собой, как сделал бы я на его месте. Если он оставит меня одного, то я смогу добиться некоторой подвижности.

Странно, как продолжает работать сознание, даже если ты еще не пришел в себя. Я постепенно приходил в себя и теперь слышал возмущенный голос, который задавал вопросы: «Если это Елена, то почему она сказала, что Пертинакс является владельцем корабля с контрабандой? Почему она передала Титу Цезарю имена заговорщиков? Почему она сегодня отправила мне браслет Сосии?..» Вероятно, я застонал.

— Не шевелись, — проворчал Метон.

Я всегда подозревал, что за непримечательной внешностью может скрываться исключительно умный человек. Он выбрал то единственное заявление, которое может меня потрясти до глубины души, затем ударил рукояткой меча. Теперь я видел, что меч валяется рядом. Пытаясь отвлечь Метона, я принялся бормотать себе под нос:

— Я не чувствовал себя так глупо с тех пор, как командир в армии сказал нам, что учения окончены, а потом бросился на нас с мечом, как раз когда мы уходили с тренировочной площадки… Урок состоял в том, что никогда нельзя доверять противнику до тех пор, пока он не превратился в мертвечину… — Подумав, я невинно добавил, — или пока ты его надежно не связал!

Метон стоял прямо надо мной.

— Прости! — извинился он неискренне.

На самом деле притворство закончилось. И у меня не осталось сомнений: в тот момент когда он ударил меня по голове, он признал свою вину.

— Где Елена? — спросил я.

— Я вывел ее наружу.

Я пытался говорить ровным голосом, но от этой новости пришел в отчаяние. Что он с ней сделал? Что он с ней сделает?

— Люди начнут меня искать, Метон.

— Пока нет.

— А тебе требовалось это о ней говорить? — я был в дикой ярости.

— Это имеет значение только, если она имеет для тебя значение…

— О нет! — с удовольствием перебил я. — Это только имеет значение, если я когда-то имел значение для нее.

Метон рассмеялся и поднял меч.

— Ну, Фалько, если ты ее и волновал, то ты сам все испортил.

— О, я все порчу! — с сожалением признал я.

Но я знал лошадь, которая могла бы поклясться, что это неправда.

Я лежал неподвижно. У меня была мысль, что Камилл Метон вполне может оказаться типом, который врежет мне ногой по ребрам. В этом деле мои ребра и так достаточно пострадали и до сих пор болели. Пока я был рабом, я всегда ждал пинков и тумаков, но рудники и рабство остались в прошлом. Поэтому я почувствовал неконтролируемую панику, нарастающую от одной лишь угрозы драки.