Эрик Вальц - Тайна древнего замка

Я посмотрела на Элисию. Она была единственной, кого я опасалась, ведь кому еще придет в голову обвинять меня? Кроме Эстульфа и моей верной служанки Бильгильдис, присутствовали только священник и крепостные, среди них три девы-вдовы, столь трогательно заботившиеся обо мне и о маленьком Рихарде, когда я болела.

Еще утром они пели:

И в час счастливый

ведет человека

злая судьба

к терниям на пути.

Элисия молчала. Она уже давно узнала правду и долго боролась за справедливость, но в то мгновение, когда нужно было сделать выбор между истиной и моим благополучием, моя дочь выбрала меня. Более того, ее молчание означало отказ от наследства и графского титула, который мог бы получить ее еще не рожденный ребенок. Я с благодарностью посмотрела на нее. Сколь бы озлобленной и ожесточившейся ни была Элисия, в решающий момент она поддержала меня. Я этого никогда не забуду. Я немалым пожертвовала ради своей дочери, но все это было не зря. Элисия была верна мне, и ее верность на самом деле была любовью, пусть она и не понимала этого. Я достаточно хорошо знаю свою дочь. Она следует своей совести и представлениям о добре и зле, какие бы поступки она ни совершала.

Я была спасена… Но надолго ли?

Прошло всего лишь мгновение, и вперед вышла Бильгильдис. Она вытянула вперед руку, указала на меня и громко произнесла что-то невнятное. Звуки, срывавшиеся с ее губ, были ужасны, а сокрытый в них смысл… Мне казалось, демон говорит со мною. «Почему? Почему, Бильгильдис?» Эта мысль пронеслась в моей голове, но тут я увидела, как слезы блестят на ее глазах. И это не были слезы печали или боли, нет, то были слезы радости. Бильгильдис ждала этого мгновения много лет, и стон, сорвавшийся с ее губ, на самом деле был смехом. Бильгильдис хохотала.

Я потеряла сознание.

Бильгильдис

Теперь с Клэр покончено. Завтра я расправлюсь с ней. Викарию в связи с выдвинутыми мной обвинениями ничего не оставалось, как согласиться на ордалии, испытание огнем. Теперь графине придется босиком пройти пятьдесят шагов по раскаленным углям, и если на ее подошвах останутся ожоги, значит, она виновна. Полагаю, ни у кого не возникает сомнений в том, каков будет исход этого испытания. Клэр искалечат, а Эстульфа, как ее искусителя, посадят голым на осла, изобьют розгами до крови и прогонят прочь из графства.

Та, что мучила меня всю мою жизнь, теперь заплатит за все. Наконец настал этот день. Почти тридцать лет я ждала этого. До сих пор не могу поверить в собственную удачу. Был ли в моей жизни день счастливее? Бальдура убили этой ночью, и потому мне суждено стать не только свидетельницей, но и обвинительницей по этому делу. Ах, это сладостное мгновение, когда я в присутствии всех указала на нее пальцем. И я кричала, я кричала в своем сознании: «Посмотрите, вот она, женщина, лишившая меня красоты, лишившая меня голоса, лишившая меня возлюбленного во времена моей юности, жившая с моим любимым во времена моей зрелости. Глаз за глаз, — мысленно кричала я. — Язык за язык».

Видел бы ты ее глаза в этот момент, о мой читатель из дальних времен. Вначале Клэр ничего не понимала. А потом… потом она поняла все. Да, графиня поняла, как сильно я ненавидела ее все эти годы. И она пошатнулась под грузом этого осознания. Но Клэр все поняла слишком поздно. Подписав бумагу о моем освобождении, она сама вложила мне в руку щипцы, которыми я вырву ее поганый язык. Сегодня из моего рта течет кровь, но я радуюсь, ибо знаю, что завтра потечет кровь изо рта Клэр. А потом… послезавтра…

Обвинив Клэр в неверности, я отправилась к Оренделю. Юноша не выходил из своей комнаты, как я и просила его, но под его дверью слуги успели обсудить смерть Бальдура, потому Оренделю было известно об этом.

— Это они сделали, да, Бильгильдис? Это Эстульф и моя мать убили моего зятя, да?

Я кивнула. А потом написала: «Я обвинила твою мать в супружеской измене и клятвопреступничестве. Завтра ее накажут за это. Затем наступит твой черед покарать ее».

— Я это сделаю, Бильгильдис. Я убью Эстульфа, а потом… Может быть, достаточно будет убить только Эстульфа? Без него мать не сможет править, да еще и после обвинения в клятвопреступничестве. Я стану графом, все будет хорошо. Верно? Она же все-таки моя мать, Бильгильдис. Я правда должен это сделать?

Я написала: «Ты должен. Подумай о том, что они сотворили с тобой. Подумай о том, что это она привела к смерти твоего отца и зятя. Эстульф был лишь инструментом в ее руках. Убей их обоих, убей их так, как убивали они. Пускай в последний миг они узнают, кто отмстил им. Тебе нечего бояться. За это тебя назовут героем».

Орендель подумал немного.

— Обещаю, я сделаю это, — в его голосе не было и тени грусти.

Я попрощалась с ним, зная, что Орендель убьет свою мать и его казнят за это преступление. Мы увидимся с ним в аду.

Я изведу весь род Агапидов.

Теперь оставалась только Элисия. И о ней я тоже позаботилась. Вообще я хотела сделать ей сюрприз, открыться ей, когда ее мать и брат уже подохнут. Но, вернувшись к себе, я увидела трех своих рыжих плакс. Как и всегда, они принялись скулить: «Бильгильдис, как ты могла! Бильгильдис, что ты натворила! Бильгильдис, ты навлекла беду и на замок, и на графство!» Я просто вышвырнула их за дверь, но одна из них все же успела сказать:

— Госпожа Элисия ждет тебя. Она хочет поговорить с тобой.

Не хватало мне еще выполнять приказы кого-то из этой семьи головорезов, шлюх и идиотов. Всю мою жизнь они измывались надо мной, выливали на мою голову помои, ожидая, что я впитаю всю их грязь, как губка. Что ж, теперь они увидят, как эта губка возвращает все накопленное за долгие годы. Но мне мало одной только мести. Видеть их лица в это мгновение — вот истинное наслаждение. Моя личина верной служанки и так уже пала, мне не нужно разыгрывать комедию перед Элисией. И вот, так я и отправилась к ней. Как свободная женщина.

— Прошу тебя, Бильгильдис, отзови свои обвинения. Еще не поздно. Это я во всем виновата. Это я ввела тебя в искушение, сея вражду между тобой и моей матерью. Я думала, у меня есть причины для вражды с нею. И все же… Может быть, ее ребенок и от Эстульфа, но какая разница? Мой отец мертв, Бальдур тоже. Какой смысл в нашей распре? Кому это пойдет на пользу? Точно не мне. Милая Бильгильдис, я знаю, ты делаешь все это ради меня, но позволь же мне сказать тебе…

И тогда я расхохоталась. Я просто не могла больше сдерживаться. Я делаю это ради нее? Ради Элисии? Это дитя и вправду утратило всякую связь с миром яви, больше, чем я думала раньше.

Мой смех вначале удивил ее, потом же она разозлилась.

— Бильгильдис, довольно. Мы не будем спорить об этом. Сделай то, о чем я говорю, и с тобой все будет в порядке. Ты свободна. Тебе дадут свой дом. Давай расстанемся друзьями. Ты всегда была моим другом, так оставайся им и дальше.

И тогда я просто передала моей «подруженьке» копию одного из писем, которые я сегодня утром передала гонцу. Эстульф отправил одного из своих людей к герцогу, чтобы сообщить о смерти Бальдура. За пару серебряных монет гонец согласился передать одно письмо герцогу, а второе — бургомистру Констанца.

Копия письма Его светлости, герцогу Бурхарду Швабскому, от Бильгильдис, свободной женщины

Ваша светлость, позвольте Вашей покорной слуге довести до Вашего высочайшего сведения нижеследующее. Дитя, что носит ныне во чреве Элисия Брейзахская из рода Агапидов, — плод ее преступной связи с Мальвином из Бирнау, викарием Констанца, о чем Элисия сама поведала мне. Не пристало мне судить о том, как это связано с жестоким убийством Бальдура, однако же торжественно клянусь пред Господом нашим Всемогущим, пред Богородицею-Девой, пред всеми святыми и ангелами, что я говорю правду. Покорнейше сообщаю Вашей светлости, что направила бургомистру Констанца жалобу по всей форме, какой надлежит, но осмелилась поставить в известность и Вас об этом богомерзком союзе. Я очень больна, Ваша светлость, и надеюсь сим истинным свидетельством заслужить отпущение грехов.

Я не делала копию второго письма, но и этого было достаточно, чтобы у Элисии вся кровь отлила от лица. Она просто лишилась дара речи. Я же подошла к ней, вырвала бумагу у нее из рук и плюнула ей прямо в лицо. Правда, я не ожидала, что слюна в моем рту смешается с кровью. Теперь вся ее физиономия была покрыта алыми капельками. Вначале я сама удивилась, видя это, а потом пришла в восторг и плюнула в нее еще раз — теперь уже на ее прекрасное, белоснежное платье. Пусть и Элисию оросит алая смерть, что придет за мной.

Развернувшись, я вышла из комнаты, оставив девчонку стоять столбом.

Вот и все. Я записала все, о чем стоило писать. Конечно, я могла бы написать еще о завтрашнем заседании суда, о криках Клэр, когда ее будут калечить, потом о казни Оренделя, а может, даже и о судьбе Элисии, если я доживу до того дня, как ее силой отправят в монастырь, а ее новорожденного ребенка живьем закопают в землю, едва он появится на свет. Но я устала. Моя задача здесь выполнена, а если я и не довела чего-то до конца, то все равно ничто уже не сможет остановить последствия моей мести. Сегодняшний день стал переломным для всех тех, кто столько лет плевал в меня. Даже если я умру через мгновение, я уже добилась того, чего хотела, и потому кровь, вновь проступающая в этот миг на моих губах, не пугает меня. Смерть, мой мрачный жнец, я жду тебя.