Дороти Иден - Темные воды

— Пусть он идет, Амелия. Он, конечно, ваш отец, но кроме того он еще и чудовище.

Что-то заставило Фанни снова завести часы, которые она держала в руках, и еще раз вслушаться в звенящую мелодию.

Она внезапно поняла, что низенькая плотная фигура, выходящая в дверь холла, без своих часов ничего из себя не представляла. Как странно. Он просто исчез.

Итак, наконец она услышала голос своего отца. Фанни перечитывала сложенное во много раз письмо, которое было спрятано в подушечке для булавок леди Арабеллы.

«Дорогой дядя Леонард!

Как могу я выразить свою благодарность за Ваше намерение оставить мне Вашу собственность и капитал. Боюсь, мое владение ими продлится недолго, так как я умираю; думаю, что у меня остались один или два года жизни, но если бы Вы могли знать, насколько Вы облегчили мое сознание. Теперь я могу умереть спокойно, будучи уверенным, что моя дочь Франческа хорошо обеспечена. Она еще только дитя, похожее на мать, но по характеру настоящая Давенпорт. Я делаю своего кузена Эдгара, человека высочайшей честности, ее опекуном…»

Заснуть было совершенно невозможно. В какой-то момент ночью, она не знала наверняка насколько поздно, Фанни встала и прошла на цыпочках по темным коридорам в комнату леди Арабеллы.

Как она и ожидала, в спальне горел ночник. Она постучала и торопливо вошла.

— Бабушка Арабелла? Я так и думала, что вы не спите!

Старая леди сидела, опираясь на подушки. Она читала свою большую потертую Библию. Она закрыла книгу, оставив палец в том месте, где читала.

— Естественно, я не могла заснуть. Сон — благодать для невинных. Чего вы хотите?

— Вы ведь никогда не были мне настоящим врагом, не так ли?

— Что это заставляет вас думать, что в старости я становлюсь мягче? Конечно, я была вашим врагом, пока не поняла, что зря теряю время. Ваша воля оказалась сильнее моей. Это делает ее страшной. Мне жаль человека, который женится на вас.

— Мне бы хотелась хорошо о вас думать, — с жаром сказала Фанни. — Я знаю, что вы принесли бы меня в жертву Джорджу, но я могу это попять, потому что вы любили его. И вы все же, в конце концов, дали Нолли подушечку для булавок, чтобы я могла найти письмо отца. Я хочу вас бесконечно поблагодарить за это. — Она выглядела очень юной с рассыпанными по плечам черными волосами и слезами на ресницах. Леди Арабелла сказала нетерпеливо:

— Фу! Опять эти ваши экстравагантные чувства. Вы бесконечно благодарны мне за то, что мне следовало сделать еще несколько месяцев назад. Это могло спасти две невинных жизни. Вы понимаете это? Я — злобная старая ведьма. Но повторись всё это, я снова бы сделала то же самое. — Ее хриплый голос сорвался с чем-то средним между рыданием и кашлем. — Моему зятю следовало лучше изучить человеческое сознание. Он даже не позаботился выяснить, что его двоюродный дед Леонард любил поэзию и что его любимым поэтом был Чосер. Сильно потрепанный том «Кентерберийских рассказов» был отмечен в том месте, где старик остановился, чтобы прочесть письмо вашего отца. Я думала, что такая беззаботность со стороны вашего дяди Эдгара заслуживает небольшого наказания. Во всяком случае, я всегда ненавидела этого маленького надутого человечка. Он посмел жениться на моей дочери! Но он еще был и отцом Джорджа, и — прошу у вас прощения, Фанни — в то время это было более важно, чем требовать справедливости для вас. По крайней мере, — сказала она раздраженно, — вы должны были выйти замуж за Джорджа и стать здесь хозяйкой, и все свелось бы к тому же.

— Должно быть, дядя Эдгар всегда хотел, чтобы я умерла, — грустно сказала Фанни. — Вы помните день, когда я выпала из лодки? Возможно, он надеялся, что я унаследовала хрупкое здоровье отца и могла простудиться и тоже заболеть чахоткой. Но наверное на самом деле он решил, что было бы аккуратнее позволить мне дожить до совершеннолетия и написать завещание, как если бы он наслаждался годами ожидания. — Она спрятала лицо в ладонях и задрожала. — Это все так ужасно. Как могут амбиции и эгоизм человека так изменить его сознание? Он мог бы убивать снова и снова.

— Говорят, после первого раза это просто, — сказала старая леди. — Я считаю, что это желание даже становится сильнее человеческой воли, это как игра или выпивка. И никто не ищет преступника там, где некого подозревать, как указывал ваш дядя. Кроме того, никому не было дела до китаянки, и никто не был слишком заинтересован этой противной лисицей Барлоу. Моя смерть была бы несчастным случаем, вызванным возрастом и маразмом. Моим маразмом, ха!

— А моя? — прошептала Фанни.

На мгновение ладонь старой леди задержалась на ее голове.

— Это было привычной мыслью в сознании вашего дяди, задачей, которую рано или поздно пришлось бы выполнить. Он обвинил бы во всем эту испорченную девчонку, что когда-то увлекла его и бросила, и мою дочь за ее требования и экстравагантные поступки, вызванные, как он очень хорошо знал, неудовлетворенностью ее в эмоциональной жизни. В своем сознании он остался бы совершенно невиновным. Но этого не случилось. Давайте не будем говорить об этом. Вот, сядьте рядом со мной, и мы почитаем вместе.

Ее похожий на обрубок палец нашел нужное место. Она начала читать:

— «Они как мякина, развеянная ветром…» Сегодня не будет леденцов, — неожиданно прервалась она. — Именно Джордж всегда больше всех любил их. — Ее голос был полон безысходного отчаяния.

Джордж, очень красный и нетвердо стоящий на ногах, накануне вечером вернулся поздно и прошел прямо в свою комнату. Утром он спустился вниз одетый в форму офицера 27-го драгунского полка. Он кричал, чтобы ему к двери подали лошадь. Противоречить ему казалось опасным, поэтому грум подал великолепное животное, последний подарок отца, к двери, Джордж поднялся в седло и мгновение сидел неподвижно, такой молодой, овеяный ореолом героя и невероятно красивый. Затем он дико крикнул:

— Я чувствую дым канонады. Все прощайте! — и с великолепным мастерством наездника с сумасшедшей скоростью галопом понесся прочь, солнце блестело на его шлеме и развевались белые перья. Когда он вернулся через несколько часов, его лошадь была измотана, а сам он был ошеломлен и бормотал что-то о казаках и смертельном огне орудий.

— Вы понимаете, Луиза, — сказала леди Арабелла чрезвычайно мягко, — ему придется уехать хотя бы на время. Мы должны найти подходящую лечебницу. Иди ко мне, Джордж. Иди, Джорджи, ягненок мой. Сыграли отступление.

Тетя Луиза была похожа на собственную тень, она выслушивала все, что говорила ей мать, и механически соглашалась. Да, они должны будут уехать и жить в Довер-Хаусе в имении Далстон. Хотя дом тот маленький, темный и неудобный. Это, конечно, не место для молодой девушки, только начинающей жить, но обстоятельства Амелии так изменились, что она должна быть вообще благодарна судьбе за то, что нашлось место, где можно укрыться до тех пор, пока этот ужасный скандал немного не поутихнет.

Именно тогда Амелия всех удивила.

— Нет, мама. Я не еду с вами.

— А что же, умоляю, вы собираетесь делать? Жить за счет милосердия Фанни?

— Тетя Луиза, пожалуйста! — запротестовала Фанни. — Я все утро пытаюсь вам объяснить, как была бы рада…

Амелия не дала ей закончить. Она подняла свой круглый детский подбородок, неожиданно упрямый, и сказала, что уже все решила. Она собирается найти место горничной в какой-нибудь хорошей семье, отправляющейся в Австралию.

— Я знаю, что не умею очень хорошо шить, — сказала она, — и почти ничего не знаю о том, как крахмалят и гладят. Но Ханна собирается поучить меня, а я могу быстро учиться, если захочу. Я все сумею.

Тетя Луиза была совершенно шокирована.

— Австралия! Вы сошли с ума? Совершенно незачем ехать на другой край света. Я знаю, дело вашего отца будет ужасным скандалом, но люди так быстро всё забывают. Существует множество молодых людей, которым вы будете нужны ради вас самих.

Выражение ее лица, полное любви и тревоги, не остановило Амелию.

— Да, мама. Я уже знаю одного из таких людей. Но он, я думаю, сейчас в Австралии и надеется сделать состояние па золотых приисках. Я уезжаю, чтобы найти его.

— Амелия! — воскликнула Фанни. — Вы не можете иметь в виду того бежавшего заключенного! Ведь вы говорили с ним всего мгновение.

Глаза Амелии сияли. В ней не осталось ничего от пухленькой незрелой девушки. Это была женщина, и ее гордая уверенность делала ее в тот момент красивой.

— Это не был просто короткий эпизод. Это было нечто большее. Это было похоже — вы могли бы сказать, почти похоже на момент вечности. Я говорила себе, что это всё глупо и романтично. Я пыталась забыть о нем и влюбиться в Адама. Я думала, что мне это удалось. Но это не так. Я не могу забыть этого человека.

Фанни взяла ее за руку.

— Мне кажется, я вижу то, что увидел он. Я верю, что вы найдете его. Я молюсь об этом.

— Я найду, — сказала Амелия.