Далия Трускиновская - Рецепт на тот свет

— Она отдала ему свои перстни, — вмешался Маликульмульк. — Вот и все милосердие. У нее все руки были в перстнях.

— Это очень занятная гипотеза, — тут же подхватил Паррот. — Но ее следует развить. Мы, ученые, привыкли всякую мысль рассматривать с разных сторон. Что, если милейший герр Вайс просто отнял у фрау Стакельберг перстни, воспользовавшись помрачением ее сознания? В таком случае тебе, Давид Иероним, придется сходить в управу благочиния и написать там явочную, а потом — на Большую Песочную к герру Видау с приятным известием…

— О нет, нет, во имя Божие — нет! — воскликнул Вайс. — Этого делать нельзя, он ее погубит!

— Отчего же любящий брат должен погубить любимую сестру? А, герр Вайс? Давид Иероним, загляни-ка в тот ларь под кроватью. Похоже, что перстни — там.

— Я не мог поместить ее в комнату с дорогими перстнями! Эти старухи сразу бы подняли шум, донесли бы начальству! — оправдывался смотритель. — Богадельня — для бедных…

— А шум вам невыгоден? Вайс, перестаньте корчить из себя выжившего из ума старца, — приказал Паррот. — Почему Видау преследует свою родную сестру? Чем она ему не угодила? Если вы сейчас же не объясните нам, что значит этот маскарад, то через четверть часа окажетесь в кабинете лифляндского генерал-губернатора. Вам охота побывать в Сибири?

Маликульмульк хотел было вмешаться — да не стал. Он, прислонившись к стене, следил, как Гриндель, сидя на корточках, открывает ларец, как аккуратно вынимает сложенное стопочками белье. Было в этом нечто неприятное — но и оправдание Давиду Иерониму имелось основательное: он защищал своего старого учителя от тех отравителей, которые, возможно, явятся завтра — и на сей раз им повезет.

— О нет, нет… — прошептал бедный Вайс. — Я не мог оставить ее в беде, она пришла и просила меня о помощи… а много лет назад она помогла мне, дала мне денег, чтобы я уехал…

— Что вы натворили?

— Я ничего не натворил, я просто знал лишнее. А она меня спасла! — Вайс вдруг разволновался. — Меня могли убить, если бы я остался в Риге, как убили Ханемана, как убили бедного Николаса Даниэля…

— Ого! — произнес Маликульмульк. — Паррот, я же знал! Все это связано с проклятым бальзамным рецептом! Николас Даниэль — это тот самый брат Преториуса-старшего, которого убили в шестьдесят четвертом году, после того как в Риге побывала покойная государыня и изволила хвалить ваш пресловутый бальзам! Помните — про это герр Струве рассказывал?

— Вот перстни! — воскликнул Гриндель. На его ладони лежал платок, в который только что были увязаны дорогие вещицы Эрнестины Стакельберг.

— Прекрасный повод послать за полицией, — заметил Паррот. — Обокрасть беззащитную женщину — это и впрямь пахнет Сибирью. Вот стоит начальник канцелярии его сиятельства, господин Крылов, он подтвердит.

— Я не крал! Иначе я бы не спрятал здесь фрау Стакельберг!

— Перестаньте его пугать, — сказал наконец Маликульмульк и приосанился, чтобы речь звучала внушительнее. — Герр Вайс, вам ничего не угрожает. Вы — под защитой его сиятельства князя Голицына.

— Кто это такой? — спросил Вайс.

Гриндель не выдержал — расхохотался. Паррот фыркнул. Маликульмульк от неожиданности по меньшей мере полминуты стоял с открытым ртом. Наконец он собрался с духом.

— Это лифляндский генерал-губернатор, герр Вайс, — объяснил он. — И если он прикажет — Мельхиора Видау в двадцать четыре часа отправят из Риги в Сибирь вместе с его креслом. Ведь вы смертельно боитесь бывшего бургомистра. Вы приютили его сестру — для вас это подвиг, героическое деяние… Паррот, вы еще не поняли, что тут произошло?

— Что произошло — я понял, я только не знал, как убедить Вайса рассказать нам то, что ему известно, — ответил физик. — Добрые слова бесполезны, вон Гриндель сколько с ним бился — и без толку… а Голицына он, как видите, боится меньше, чем Видау. А знаете, кого он боится больше, чем Видау? Того ратсмана, который регулярно является в богадельню с инспекцией. Он слово скажет — и смотрителя выбросят на улицу вместе с пожитками. Найдут к чему придраться, это нетрудно!

— Я маленький человек, герр Гриндель, — сказал Вайс, — я действительно всех боюсь. Я чудом уцелел тогда, и если я заговорю — мне конец. Вы хотите моей смерти, герр Гриндель? Он меня всюду найдет… я потому только жив, что он не знает, где меня искать… он потерял меня…

Маликульмульк и Паррот переглянулись.

— Я увезу вас в Дерпт, — подумав, произнес Паррот. — И у нас есть богадельни. Думаю, мне удастся устроить вам место смотрителя, Вайс. Мое слово там кое-что значит.

— А князь хорошо наградит вас, если вы поможете распутать эту проклятую историю, — добавил Маликульмульк. — Его сиятельство умеет награждать, он не рижский бюргер, для которого предел щедрости — пять талеров.

— Герр Вайс, эти господа отвечают за свои слова, — Гриндель снова завязал перстни в платок и продолжал, склонившись над ларем и заново укладывая вещи. — Поезжайте в Дерпт! Что вас держит в Риге? Да и в Риге вам нечего бояться — Видау не посмеет вас пальцем тронуть.

— У него длинные руки, — возразил Вайс.

— Обрубим, — кратко пообещал Паррот. — Если по его приказу пытались отравить моего друга Струве — то он уже может собирать баул для увеселительного путешествия в Сибирь.

Вайс громко вздохнул.

— Но что, если та история не имеет отношения к теперешним событиям? — спросил он. — Вы ведь не захотите тогда мне помогать?..

И тут Маликульмулька проняло. Жалость он испытывал не так уж часто, острую жалость — тем более, но смотритель из богадельни, задав свой вопрос, посмотрел философу в глаза уж чересчур обреченно.

— Черт возьми, — сказал Паррот и отвернулся к окну. Похоже, он ощутил то же самое.

А Гриндель усадил старика на диван, сел рядом и обнял его за плечи.

Он единственный понял, что говорил не испуганный Вайс — говорило его одиночество.

— Не знаю, как иные, а я обещаю помочь вам деньгами. Деньги у меня есть… — Тут Маликульмульк немного смутился. Доходы были расписаны месяца на два вперед, и не им, а Варварой Васильевной: она объявила, что к весне канцелярскому начальнику нужен новый роскошный гардероб, а жалование позволяет одеться щегольски да еще нанимать помесячно извозчика, чтобы не шлепать по мартовской и апрельской грязи. Но всегда можно уговориться с фон Димшицем и пойти туда, где играют…

— Итак, все началось в шестьдесят четвертом году, когда в Ригу приехала покойная государыня? — спросил Гриндель. — И бальзам имел к этому делу отношение?

— Да, из-за бальзама все и случилось. Но я, наверно, многого не знаю, — сразу же напомнил Вайс. — Очень многого не знаю! Я маленький человек, мне никто ни о чем не докладывал. Я тогда работал на старого Преториуса, на Фридриха Даниэля, он еще жив и может подтвердить. Я с покойным дядей ездил по имениям, скупал то, что нужно аптекарю: медвежий жир, олений жир, у нас были свои поставщики — в каждой усадьбе держали егерей, охотников. Мы и змеиный жир привозили, а он считается самым дорогим! Есть люди, которые знают, как добывать змей, я встречался с этими людьми, они сущие язычники, Богу не молятся… Мы продавали всякий мелкий товар и привозили товар для аптеки Лебедя. Поэтому мы знали, что у герра Преториуса уговор с Лелюхиным, то есть с покойным Лелюхиным. Лелюхин построил фабрику и начал делать свой бальзам, а Преториус тайно брал его на продажу. Я сам несколько раз привозил то бочонок, то два. Но в аптеке Лебедя в бальзам добавляли имбирную настойку и еще что-то — для цвета и лучшего вкуса.

— Верно! — воскликнул Маликульмульк. — У Преториуса до сих пор фабричный бальзам продается! Только я полагал, будто его на фабрике крадут!

— Зачем же красть? — удивился Вайс. — Есть уговор — во всяком случае, был уговор. Это я знаю точно. А потом… потом я случайно слышал разговор… Я его не должен был слышать, но я как раз привез товар и пришел за деньгами, и как-то само вышло, что я все услышал.

— Это был разговор между Семеном Лелюхиным и Фридрихом-Даниэлем Преториусом? — спросил Маликульмульк. — Тогда я, кажется, знаю, о чем они сговаривались. Лелюхин обещал Преториусу заплатить за то, чтобы государыне в те несколько дней, что она провела в Риге, был предложен бальзам?

— Да…

— И Преториус согласился?

— Да. Он сказал — мой братец-вертопрах приударяет за женой Мельхиора Видау, а она вместе с женами прочих бургомистров будет представлена государыне. Нужно попросить ее, чтобы она в подходящую минуту предложила императрице рижскую диковинку. На это Лелюхин сказал: прекрасно придумано, и я хорошо им обоим заплачу, и Николасу Даниэлю, и фрау Видау. Преториус ответил: я сегодня же все ему объясню и пошлю его к ней. Он тайно с ней встретится и все ей объяснит…

— Так вот из-за чего он погиб… — сказал Паррот. — Видимо, он не один раз посетил фрау Видау, и это дело открылось. Но вряд ли Мельхиор Видау сам заколол молодого человека. Он, скорее всего, нанял кого-то, вроде Эмиля Круме… Неужели у него не хватило денег, чтобы отправить убийцу прочь из Риги, в какую-нибудь Саксонию или Померанию? Или убийца, нарочно оставшись, его шантажировал?