Дэвид Дикинсон - Покушение на шедевр

— Я буду вам признателен, если вы разузнаете поточнее, сколько она стоит. И немедленно сообщите мне.

Когда Эдмунд Декурси зашагал прочь из усадьбы по длинной главной аллее, Джеймс Хэммонд-Берк проводил его взглядом. Затем он медленно вернулся обратно в столовую и подошел к висящему на стене Рафаэлю. Он оставался там, погруженный в созерцание Святого семейства, еще несколько часов, пока не начало смеркаться.

Лорд Фрэнсис Пауэрскорт только что устроился в своем любимом кресле у камина в доме на лондонской Маркем-сквер, который служил обиталищем ему и его семье. Был ранний вечер. У ног хозяина спала черная кошка. Что-то уперлось ему в поясницу. Он повернулся и извлек из-под подушек крохотную русскую куколку, ярко раскрашенную в красный и синий цвета. Пауэрскорт поглядел на нее с нежностью. Должно быть, Оливия потеряла, подумал он и развернул газету.

В коридоре за дверью зазвучали шаги, и в комнату неторопливо вошла леди Люси Пауэрскорт. Даже на восьмом году супружества при ее появлении у Пауэрскорта сразу теплело в груди. В руках у нее было письмо.

— Это от кузины, — с улыбкой пояснила она мужу.

Подумав о родственниках жены, Пауэрскорт ощутил прилив легкой досады. Их было невероятное количество. Его уже познакомили примерно с полутора сотнями, и осталось еще штук двадцать — тридцать. По теории вероятности, среди них вполне мог встретиться премьер-министр или архиепископ Кентерберийский, а если повезет, то и капитан сборной Англии по крикету.

У леди Люси вырвалось невольное восклицание.

— О Боже! — негромко сказала она. — Какой ужас. Его убили.

— Кого убили, Люси? — В душе Пауэрскорта мгновенно проснулся профессиональный интерес. В прошлом он частенько шутил, что в один прекрасный день кто-нибудь из их обширной родни окажется замешан в ужасном преступлении и ему, Пауэрскорту, поручат его расследовать. Похоже, эта выдумка становилась реальностью.

К леди Люси уже вернулось обычное спокойствие. Она села в соседнее кресло.

— Кристофера, — ответила она. — Кристофера Монтегю. Ты его знал.

Пауэрскорт напряг мозги. Иногда он жалел, что не составил подробной картотеки всех своих родственников с фотографиями. Это намного облегчило бы ему жизнь! Монтегю, Кристофер Монтегю — встречал ли он когда-нибудь человека с таким именем? На память ничего не приходило.

— Ах, Фрэнсис, — грустно вздохнула леди Люси, — ты безнадежен. Вы же познакомились у Сары на свадьбе.

У которой из Сар? — в отчаянии подумал Пауэрскорт. Их было по меньшей мере четыре, если не пять. И тут на него снизошло просветление — словно туман вдруг расступился перед мысленным оком. Он вспомнил ту свадьбу и хрупкого человека лет тридцати с бокалом шампанского в руке. Невысокий, в безупречном сером костюме. С аккуратными усиками. Кажется, этот Кристофер Монтегю еще распространялся тогда о прелестях итальянской провинции…

— Такой довольно молодой парень, небольшого роста? — неуверенно произнес Пауэрскорт. Он смутно подозревал, что под это описание подошло бы не меньше десятка родственников леди Люси.

— Да, — печально подтвердила леди Люси. — Это он и есть.

— И как же он умер? — спросил Пауэрскорт, довольный тем, что проблему идентификации наконец удалось решить.

— Его задушили гарротой. Так пишет его сестра. Гаррота — это что-то вроде веревки или проволоки, которой стягивают тебе горло, пока ты не задохнешься, правильно?

Пауэрскорт почувствовал смущение из-за того, что благодаря близкому знакомству жены с его мрачной профессией ей известно значение подобных слов.

— Да, Люси, ты права. Где это случилось?

Леди Люси вытерла глаза.

— Они с сестрой жили на Боуфорт-стрит в Челси. Кристофер не был женат. Но у него была маленькая квартирка на Бромптон-сквер, где он работал. Там его и убили. — Леди Люси с грустью посмотрела на мужа. — Ты ведь не откажешься расследовать это убийство, Фрэнсис? Родные наверняка попросят тебя об этом.

— Конечно, не откажусь. Но чем этот Кристофер Монтегю зарабатывал себе на хлеб? У него был свой капитал?

— По-моему, кое-какие средства у него имелись, — ответила леди Люси. — Но ему вполне хватало и гонораров.

— Он что, писал в газеты? Значит, репортер?

— Кажется, от случая к случаю он писал для «Морнинг пост». Но всегда только о выставках и тому подобных вещах. Видишь ли, Кристофер совсем недавно стал приобретать известность как искусствовед.

Пауэрскорт удивился: какие же события в жизни искусствоведа могли повлечь за собой такую жестокую насильственную смерть? Ему казалось, что искусствоведы проводят свои дни в музеях и библиотеках, занятые размышлениями о сияющих вершинах кватроченто или аллегорических полотнах Пуссена. Потом он вспомнил, как Саломее поднесли на блюде голову Иоанна Крестителя, о Юдифи и Олоферне, об ужасных муках грешников на картинах Хиеронимуса Босха. Пожалуй, смерть и искусство не так уж и далеки друг от друга. Впрочем, причиной гибели Кристофера Монтегю могли стать и перипетии его личной судьбы…

— Фрэнсис, Фрэнсис, очнись. — Леди Люси вывела его из забытья. — Есть кое-что еще. — Она вынула из конверта ключ. — Сестра Кристофера прислала мне ключ от его квартиры. Я подумала, может, ты захочешь пойти и сам все осмотреть.

— Конечно, Люси, — отозвался Пауэрскорт. — Но тело ведь вряд ли еще там?

— Не знаю. Его нашли только сегодня утром.

Пауэрскорт взял ключ от дома номер двадцать девять на Бромптон-сквер и вышел под начинающее темнеть лондонское небо. Он пробрался сквозь толпу у станции подземки «Саут-Кенсингтон».

Поодаль, на пересечении Кромвелл-роуд и Бромптон-роуд, во всем своем католическом великолепии высилась Бромптонская молельня[3]. Нужное ему место находилось рядом с основной дорогой — это был уютный скверик в окружении георгианских особняков.

Дом номер двадцать девять стоял в дальнем левом углу сквера; квартира Монтегю была на втором этаже. На крыльце дежурил полицейский. Быстро выяснив у Пауэрскорта, кто он такой и зачем сюда явился, констебль впустил его внутрь. Попутно он сообщил, что расследование дела поручено инспектору Максуэллу.

— Добрый вечер, сэр, — осторожно приветствовал Пауэрскорта инспектор. — Могу я поинтересоваться, кто вы и что вам здесь нужно? — Инспектор стоял в кухне и разглядывал пару чистых бокалов на сушильной доске. Это был высокий, тонкий как карандаш юноша с копной черных курчавых волос.

— Моя фамилия Пауэрскорт. Я занимаюсь расследованием преступлений. Семья попросила меня заняться смертью Монтегю. Он приходится мне дальним родственником.

Инспектор Максуэлл пожал ему руку.

— Комиссар не раз говорил о вас, милорд. Рад, что вы с нами.

В прошлом Пауэрскорту неоднократно приходилось работать бок о бок с комиссаром столичной полиции[4]. Он всегда старался поддерживать с лондонскими органами охраны порядка самые лучшие отношения.

— Основные факты таковы, милорд. — Максуэлл заглянул в блокнот. — Тело обнаружили примерно в одиннадцать утра — его нашла миссис Кэри, женщина, которая приходит убирать квартиру. Врачи утверждают, что Монтегю был убит вчера вечером — точное время установить не удалось. Они считают, что орудием убийства послужила струна от фортепиано или веревка, на которую вешают картины, — словом, что-то очень простое, принесенное убийцей в кармане. С минуты на минуту сюда должен приехать еще один врач, а потом тело уберут. Не угодно ли вам пока взглянуть на него, милорд? Зрелище не из приятных, — продолжал он, — но вы, наверное, видели на своем веку немало мертвецов.

Когда Пауэрскорт открывал дверь, ведущую в кабинет Монтегю, на душе у него было неспокойно. Что и говорить, трупов на своем жизненном пути он повидал достаточно, и на войне, и в мирное время, однако перспектива обнаружить очередную жертву в тихом лондонском скверике неподалеку от своего дома отнюдь его не прельщала.

В комнате, порог которой переступил Пауэрскорт, был высокий потолок и большие окна — должно быть, прежде, когда этот дом еще не поделили на три квартиры, она служила гостиной. Вдоль стен тянулись книжные полки. Мертвый искусствовед сидел за столом, сгорбившись и уронив голову на грудь. Видимо, убийца нанес удар, когда Кристофер Монтегю работал. Сделав над собой усилие, Пауэрскорт осмотрел роковые отметины на шее трупа — это были огромные иссиня-черные рубцы, оставшиеся от веревки или проволоки, которой воспользовался убийца. Похоже, смерть наступила довольно быстро, подумал Пауэрскорт. Он заметил на ножке стула грязный след, — скорее всего, убийца уперся в стул ботинком, чтобы ему было удобней душить свою жертву.

Но самым странным в гостиной дома номер двадцать девять на Бромптон-сквер было то, что случилось с имуществом покойного. На полках не хватало множества книг — оставшиеся после них пустоты зияли, как дыры на месте только что вырванных зубов. Ни на столешнице, ни под ней не было ни одного листка бумаги. Пауэрскорт аккуратно открыл все ящики по порядку — стол был двухтумбовый, — но и там ничего не оказалось.