Елена Хорватова - Тайна царского фаворита

В ее руке все еще был зажат крест Алексея. Не выпуская из пальцев тонкой цепочки с крестиком, она зажгла настольную керосиновую лампу. Нужно было снять платье, чулки, расшнуровать корсет, пройти к умывальному столику, на котором стояли кувшин с водой и таз…

Но Аня снова села на кровать и принялась с тоской разглядывать золотой крестик. За дверью раздались шаги.

– Няня, это ты? – спросила Анна, но ответа не получила. Прислушавшись, она поняла, что шаги мужские – так скрипят и цокают набойками подбитые металлом офицерские сапоги. Ей даже показалось, что звякнули шпоры…

Взяв со столика лампу, Аня направилась к двери, распахнула ее и выглянула в коридор, уходивший в темноту. У лестницы, где тьма особенно сгущалась (слабые лучи керосиновой лампы не могли осветить все пространство), мелькнула высокая мужская фигура и растаяла за лестничными перилами. Видно было плохо, но Ане показалось, что мужчина одет в военный мундир…

Прислонившись к косяку, она послушала, как бешено колотится ее сердце и стучит в висках кровь.

– Эй, послушайте! – закричала она наконец, справившись с волнением. – Кто вы? И что вы делаете в моем доме?

Ей снова не ответили. Тогда Аня прошла к лестнице и посветила лампой вниз, туда, где исчез ночной гость. Лестница была пуста…

Увы, моя готовность кинуться на помощь овдовевшей Анечке Чигаревой натолкнулась на неожиданную преграду – после гибели мужа Аня переехала из московской квартиры куда-то в деревню, в старое дедовское имение. Пришлось опрашивать всех общих знакомых, чтобы узнать, где находится это уединенное место.

Оказалось, не так и далеко – всего несколько часов езды от Москвы. Я уж было собралась съездить к Анне, посмотреть, как она устроилась, как поживает, и предложить ей в случае нужды свою помощь и поддержку (ведь в том, что касается вопроса о вдовстве, я смело могу считать себя авторитетом), но в последний момент удержалась от соблазна пойти столь простым путем. Простой путь – не всегда самый верный.

Может статься, Аня специально укрылась в тихом лесном имении от людей, чтобы в одиночестве предаться скорби, и приезд незваной гостьи окажется вызывающе неуместным.

И тут я вспомнила о двоюродной тетушке моего мужа, Варваре Филипповне Здравомысловой, на чью неоценимую помощь мне не раз доводилось полагаться.

Я узнала ее в нелегкие времена, когда Варвара Филипповна, вдова, имевшая двух сыновей, находилась в весьма стесненных обстоятельствах, пытаясь поставить на ноги своих мальчиков. Почтенная вдова билась в тисках бедности, и каждая копейка, которую ей удавалось отложить, занять или выпросить, уходила на то, чтобы дать сыновьям хорошее образование. Потом на головы семейства Здравомысловых одно за другим свалились несколько крупных наследств, дела Варвары Филипповны наладились, и всю свою энергию, уходившую на добывание денег, она смогла направить на ниву общественной и благотворительной деятельности, вполне преуспев на новом поприще.

Сейчас она была увлечена новым прожектом – устройством в недавно унаследованном имении санатория для выздоравливающих после ранения фронтовиков.

Раненые с фронтов поступали в таком количестве, что тыловые военные госпитали не справлялись с потоком изувеченных людей, и среди москвичей развернулось патриотическое движение по устройству благотворительных лазаретов и лечебниц.

Под палаты для раненых отдавали частные клубы, пансионаты, жилые особняки, актовые и спортивные залы в учебных заведениях… Ни один состоятельный предприниматель не мог уверить партнеров в своей кредитоспособности, если не организовал собственным тщанием парочку лазаретов. Даже малоимущие жильцы бесплатных квартир Солодовникова задействовали все холлы и вестибюли в своих домах для размещения раненых.

Но Варвара Филипповна пошла еще дальше – она устроила пансионат для фронтовиков в лесном имении, где к услугам выздоравливающих был свежий воздух, целительные родники, парное молоко, натуральная пища и медицинская помощь опытного сельского эскулапа.

Реализация столь благородного замысла потребовала титанических усилий, причем проявлять эти усилия пришлось в основном в кабинетах начальства, добиваясь разрешений и согласований, – земские власти во многих местах противились устройству частных военных санаториев, опасаясь, что фронтовики со скуки начнут бесчинствовать и управы в сельской местности вдали от гарнизонной гауптвахты на них не найдется.

Князь Трубецкой, например, мечтавший устроить санаторий в собственном калужском имении, где можно было бы разместить до ста выздоравливающих, получил на свое прошение отказ, где было объявлено: «слишком опасно оставлять в деревне без начальства и без дисциплины большую, праздную толпу людей».

Князь быстро сдался, но такую инициативную даму, как госпожа Здравомыслова, одним отказом с пути было не свернуть – она вновь и вновь подавала прошения, добивалась аудиенции у высоких начальников, убеждала и уговаривала, скандалила и молила и сумела-таки добиться своего.

– Не каждый раненый может по тем или иным причинам использовать положенный ему отпуск, чтобы уехать на поправку домой к семье, – говаривала Варвара Филипповна. – Среди военных есть одинокие неустроенные люди, юноши-сироты, вдовцы, жители оккупированных губерний, наконец… И наш долг помочь таким людям, честно воевавшим и проливавшим кровь за отечество, встать после ранения на ноги! Ведь позаботиться о них некому!

К нуждам фронтовиков почтенная вдова относилась более чем неравнодушно – оба ее сына находились в действующей армии. (Впрочем, с недавних пор я стала подозревать в обширной благотворительной деятельности Варвары Филипповны изрядную толику эгоизма, как ни странно это звучит. Конечно, она делала людям много добра, но небескорыстно – ей всегда требовалась благодарность. И чем более горячими будут проявления благодарности, тем лучше. Почтенная вдова никому не позволяла забыть, как его облагодетельствовала…)

Расстелив на полу гостиной огромную подробную карту Московской губернии, я на четвереньках поползла на северо-восток и без труда установила, что Гиреево, где наша милая тетушка подвизается на ниве помощи ближним, и Привольное, где предается скорби молодая вдова, разделяют всего несколько верст.

Ну что ж, для начала я предложу свою помощь Варваре Филипповне, ей она будет нелишней. И уж где-где, а в Гиреево мне точно не откажут в гостеприимстве. А оттуда по-соседски проще будет нанести необременительный визит в Привольное и посмотреть на месте, как живет Аня Чигарева, как она справляется с постигшим ее горем и не пали ли первые зерна безумия на ее и без того склонный к тоске и унынию разум.

Мой дражайший супруг как раз собирался в очередную длительную поездку по местам дислокации наших войск (по здоровью не подлежащий призыву, Михаил, как настоящий мужчина, не пожелал оставаться в стороне от войны, вступил в Союз городов, преобразовавшийся с течением времени в какой-то загадочный военизированный «Земгор», занялся военными поставками и постоянно пропадал где-то вблизи линии фронта, разрывая мое сердце).

Я все время была на нервах, представляя, как мой любимый супруг, внезапно оказавшись в эпицентре сражения, спонтанно вступит в бой с прорвавшимися частями немцев и примется валить супостата в рукопашной, рискуя собственной жизнью.

Боясь его потерять, я, моля о заступничестве у Господа, даже собиралась дать какой-нибудь обет, но в голову не пришло ничего подходящего, и я обошлась без пустых обещаний, уповая на силу молитв и бескорыстную доброту Всевышнего.

Пожалуй, поездка в Гиреево с благой целью помощи ближним отвлечет меня от излишней тревоги и поможет немного развеяться. Да и неотложных дел, из-за которых я не смогла бы оставить Первопрестольную, у меня сейчас не было.

Даже мое любимое детище – парфюмерная фабрика, выстроенная несколько лет назад, вполне могла нынче обойтись без хозяйского пригляда. Производство духов, одеколонов и туалетной воды приходилось неуклонно сокращать – спирт с начала войны превратился в жгучий дефицит, закупаемые за границей ароматические масла и другие компоненты парфюмерной продукции из-за повсеместно ведущихся военных действий попадали в Россию кружным путем, нерегулярно и в малых количествах, хорошие химики были призваны в армию и налаживали на военных заводах выпуск боевых отравляющих веществ…

Удержаться со своей фабрикой на плаву мне удавалось только благодаря увеличению выпуска простого мыла, поставляемого для нужд армии и тыловых госпиталей. Но процесс мыловарения в отличие от процесса создания нового парфюмерного аромата настолько лишен всякой романтики, так прозаичен, что мне и в голову не приходило дневать и ночевать на фабрике, наблюдая за кипящими котлами с мылом.