Антон Чижъ - Божественный яд

Малецкий недобро глянул на Ванзарова и, ни с кем не прощаясь, вышел из кабинета.

— Обиделся, вот досада! — пробормотал Эбсворт и тут же посмотрел на Ванзарова. — Что вы хотите сообщить мне о сыне?

— Скажите, Эдуард Егорович, ваш сын знаком с производством? Он бывает в цехах?

— Ну, разумеется! — Эбсворт удивился наивному вопросу сыщика. — Он мой наследник. Я ввожу его в курс дела. Роберт полностью освоил рецептуру, знает весь технологический цикл, прекрасно разбирается в финансах. Сейчас заканчивает коммерческое училище… Господа, может, наконец объяснитесь?

Ванзаров и Джуранский переглянулись.

— Еще один вопрос… У вас нет его фотографии?

— Конечно есть! — Эбсворт повернул одну из богатых фотографических рамок, стоящих на столе. — Вот, это мой дорогой мальчик, мой Роберт!

На салонной фотографии стройный юноша, лет двадцати, в идеально приталенном костюме, с модной стрижкой и усиками, элегантно опирался рукой на колонну из папье-маше. Обычный снимок дорогого фотоателье.

— Это тот, из номера! — склонившись к сыщику, шепнул Джуранский. — И заколка на галстуке — та же!

— Мне тяжело это говорить… — продолжил Ванзаров. — Но ваш сын, скорее всего именно тот человек, который бросит отраву в чаны с пивом.

Председатель откинулся на спинку кресла и добродушно улыбнулся.

— Господа, это невозможно! — спокойно сказал он. — Мой сын второй день болеет и не выходит из дому. Доктора прописали ему постельный режим минимум на неделю.

— А доктора уже нашли причину болезни? — спросил сыщик.

— Пока нет, но мы вызвали лучших специалистов!

— Он не может есть, пьет только чистую воду маленькими глотками, сильно ослабел и ни один врач не может понять, чем он болен… — печально проговорил Родион Георгиевич.

— Да… А откуда вам это известно? — тревожно спросил Эбсворт.

— Видимо, мы действительно ошиблись! — Ванзаров поклонился и вышел.

Он не мог сказать всей правды и торопился сделать то, что еще было в его силах.

К пяти утра, после тринадцати часов бесконечного допроса, жандармские ротмистры Дукальский и фон Котен выбились из сил. Они испробовали все, что было в арсенале Охранного отделения. И даже особый препарат, который официально не существовал и применялся в исключительных случаях, чтобы развязать язык особо упрямым подследственным. Но проклятая полька молчала.

Скоро она перестала ощущать боль. Валевска впала в глухой обморок.

Жандармы вынуждены были признать свое поражение. Девушку отволокли в соседнюю камеру и бросили на солому.

Хелена очнулась около восьми утра.

Она разглядела дверь камеры, доползла к ней на четвереньках и ударила локтем раза три.

Охранник Баландин быстро прибежал на стук и открыл окошечко.

— Чего надо? — грубо прикрикнул он.

— Солдатик, мне бы яблочка, — прохрипела Хелена.

— Да тебе, видать, мозги отбили! — охранник ухмыльнулся. — Баланду через час получишь!

— Я заплачу, — прошептала она. — Сбегай на улицу, может, лотошник пройдет.

— И сколько дашь? — с издевкой спросил тюремщик.

Хелена подтянула ногу, сняла ботинок и вытащила из-под стельки свернутую сотенную бумажку.

— Вот! — она показала купюру. — Отдам, как принесешь…

Сто рублей — двухмесячное жалованье жандармского унтер-офицера!

Баландин запер окошечко камеры, проверил все остальные двери и выбежал на набережную Мойки.

На его удачу, невдалеке прохаживался низенький мужичок в драном зипуне с лотком яблок Баландин крикнул его. Торговец рысцой подбежал к важному покупателю и выбрал три самых спелых яблочка, запросив гривенник. Баландин сунул ему пятак и быстро исчез за массивными дверями Охранного отделения.

Через час, когда в подвал спустился сменщик, он обнаружил на полу бездыханное тело унтера Баландина. Рядом валялось недоеденное яблоко. Еще одно, целое, откатилось в угол дежурного помещения. Жандарм поднял тревогу.

Все арестанты оказались на месте.

И лишь в одной камере обнаружили мертвое тело женщины.

Вызванный эксперт без труда установил: яблоки пропитаны раствором цианистого калия.

Получив вместо протокола допроса срочное донесение о кончине арестованной, Герасимов растерялся.

Полковник испугался не призрака агента Озириса, который будет пугать его по ночам. Нутром ищейки Александр Васильевич почуял беду.

На столицу империи надвигалась катастрофа, которую начальник Охранного отделения бессилен был остановить.

Перебинтованный и еле стоящий на ногах Курочкин рвался в бой, но Ванзаров запретил ему даже думать о работе. С такой раной он в любую минуту мог потерять сознание. Из больницы Филимона отправили на извозчике под опеку любящей невесты и будущей тещи.

На филерский пост у дома Эбсвортов Родион Георгиевич агентов выбрал лично. Из-за недостатка людей, занятых в обеспечении порядка особого положения, Филиппов разрешил взять только четырех человек: две смены по двое.

Филеры взяли под контроль особняк пивного магната в Волховском переулке в шестом часу вечера 7 января. Они видели, как вернулся домой сам Эдуард Егорович Эбсворт, как в восьмом часу приехал вызванный врач и через полчаса покинул особняк.

Всю ночь филеры не смыкали глаз. Ванзаров попросил их обратить особое внимание на случайных и ничем не примечательных субъектов, которые могли вертеться около особняка. Но у парадного подъезда не задержался ни один прохожий.

В семь утра из дома вышли две кухарки с огромными корзинами и вернулись с покупками к девяти. В выходной день господа, очевидно, вставали поздно.

В одиннадцать к дому подъехал личный экипаж главы семьи. Эдуард Эбсворт в сопровождении супруги отбыл на дневную прогулку.

В полдень из дверей особняка вышел молодой человек в роскошном пальто на бобровом меху в сопровождении слуги. Ричард выглядел неважно, но передвигался без посторонней помощи. Слуга сбегал за извозчиком. Эбсворт-младший уселся в сани и отправился на Невский проспект. Филеры последовали за ним.

Ричард остановился у здания «Сан-Ремо», посмотрел на окна второго этажа и приказал трогать дальше. Он поехал на Васильевский остров и долго кружил по Большому проспекту и линиям. В конце концов он остановился на Третьей линии возле дома, где проживал профессор Серебряков. После этого сани отправились на Седьмую линию, и там Ричард тоже не вышел, а лишь наблюдал за угловым домом.

Около двух часов он подъехал к ресторану «Медведь» и попросил извозчика ждать. Один из филеров последовал за Робертом в зал. Ни с кем не встретившись, Эбсворт-младший полчаса посидел за столом, заказав легкий обед, но так к нему и не притронулся, оставил большие чаевые и вышел из ресторана.

Примерно в три часа пополудни Роберт подъехал к Англиканской церкви, вылез из саней, направился к воротам храма, но вдруг остановился и, резко повернувшись, пошел обратно. Он приказал отправляться домой.

В четыре часа Эбсворт-младший вернулся к фамильному особняку. Он пробыл в доме до восьми часов вечера.

В восемь пятнадцать он показался вновь, прошел на соседнюю улицу и только здесь остановил случайного извозчика.

Без четверти девять молодой человек подъехал к кварталу, ограниченному Рижским проспектом, Курляндской и Эстляндской улицами, — именно там располагались здания завода «Калинкин». Эбсворт приказал извозчику медленно ехать по кругу. И примерно в половине десятого вечера сани остановились у ворот солодовни на Эстляндской.

Выполняя приказ Ванзарова, один из агентов соскочил с пролетки и побежал в ближайшее управление Третьего участка Нарвской части срочно телефонировать в сыскную полицию.

Ванзаров весь день безвылазно просидел в кабинете.

Родион Георгиевич переписал отчеты и справки по всем залежавшимся делам, перечитал все скопившиеся газеты, несчетное число раз смотрел в окно и даже раза три телефонировал домой. Софья Петровна еще не полностью оправилась от потрясений последних двух дней.

К сожалению, за тот подвиг, который мадам Ванзарова совершила, пойдя на встречу с беспощадной Валевской, она не могла быть удостоена медали от Департамента полиции. Ведь, по официальной версии, преступницу задержал Джуранский. Но Ванзаров все-таки решил преподнести ей награду в виде колечка с бриллиантом. Поэтому некоторое время он изучал каталоги ювелиров.

Каждые полчаса в кабинет сыщика заглядывал озабоченный Джуранский. Ванзаров только пожимал плечами.

Последнее донесение от филеров поступило в четыре часа. С тех пор не было никаких новостей. Телефонный аппарат молчал.

В кабинете пришлось зажечь свечи. Из-за всеобщей забастовки в городе было отключено электричество. Петербург погрузился в первобытную тьму. Не работали театры, рестораны и магазины. Остановилось движение конок. Встали поезда на железнодорожных вокзалах. По улицам торопливо пробегали одинокие пешеходы. В воздухе витало предчувствие чего-то тягостного и тревожного. Но телефонные станции работали исправно.