Елена Руденко - Незримого Начала Тень

Князь, следуя этикету, протянул руку, дабы помочь даме подняться, но ведьма отшатнулась от него. Красивое лицо на мгновение исказилось болью.

— Отойдите, — с трудом прошептала она.

Долгоруков послушно отступил.

Генриха похоронили в горах, один из священников "инквизиторов", которые узнав о смерти своего пастора стали гораздо дружелюбнее, предложил отслужить заупокойную службу. Однако князь отверг столь любезное предложение, сказав, что отпевание отслужат в Кисловодске.

— Генрих встретится там с Анной? — вслух размышляла я.

— Если их души, действительно, этого пожелают, — ответил князь.

Мы неспешно отправились в путь домой. Обернувшись, я увидела размытые силуэты Генриха и Анны, которые, взявшись за руки, смотрели нам вслед.

Лейла вновь стала прежней, и жених вскорости позабыл о былом страхе пред невестой, когда её устами говорила далекая царица. Постепенно их молчание сменилось неспешной беседой на незнакомом мне языке. Возможно, черкешенка тоже потомок древних?

А что ждёт меня? Чувствую, как с каждым днем мое беспокойство становится сильнее.

— Я постараюсь защитить вас, Аликс, — произнес Долгоруков, его голос звучал уверенно, давая понять, что речь идёт не о защите в пути от нападения абреков.

— Кто такой Властелин Волков? — спросила я, вспомнив слова Лейлы.

— До принятия ислама горцы верили, что страж загробного мира иногда принимает облик волка*, - чётко ответил Долгоруков, — Эти верования они переняли у огненных хранителей…

___________________

* Образ хранителя врат загробного мира с головою волка, также был распространен в религии древних египтян.

Князь замолчал, явно не собираясь сказать мне нечто большее.

— Не бойтесь, — произнес он, на сей раз его голос звучал неуверенно.

Долгоруков понимал о незавидности моего положения, но не желал себе в этом сознаться.

Свет пополудни безмятежно строг

Из журнала Константина Вербина

Граф Апраксин воспринял мой рассказ с удивительным спокойствием, будто речь шла об обыденном случае.

— Значит, господа инквизиторы уберутся из наших краев? — спросил он задумчиво.

— Вы правы, граф, после смерти Фроста, их общество обречено, — ответил я, — один из них процитировал писание "порази пастора и рассеятся овцы"…

Генерал кивнул.

— А госпожа Роговцева? — спросил я. — Как вы понимаете, мы не можем предъявить ей обвинения, хотя она едва не убила мою родственницу, и стала соучастницей убийства сельской ворожеи…

— Пусть убирается ко всем чертям! — с раздражением воскликнул Апраксин. — Поверьте, мне самому тяжко на душе, что из-за боязни предать случившееся огласки, преступница избежит наказания…

— Случай слишком невероятный, — согласился я.

К своему удивлению, меня совершенно не беспокоило, что ведьма не предстанет перед судом. Странная уверенность говорила, что преступницу ждет скорое наказание… Она ввязалась в опасную игру с мистическими силами и действует слишком самоуверенно и неосторожно…

— Хотя в водяном обществе уже говорят… ладно, наплевать, что говорят! — махнул рукой граф. — Они постоянно что-то говорят!

На несколько мгновений воцарилось молчание.

— Позвольте узнать, как обстоят ваши дела со следствием убийства графа Белосельского и господина Федулина? — задал Апраксин вполне ожидаемый вопрос. — Вас столь досадно отвлекли…

— Спешу вас заверить, что у меня появились некоторые соображения, — ответил я, — но мне нужно совсем немного времени…

— Действуйте! — перебил меня генерал.

Поразмыслив, я велел кучеру запрячь коляску и поспешил в усадьбу графа Белосельского, очень надеясь застать госпожи Федулину. Дама любезно согласилась меня принять. Вернувшись, я узнал, что Озеров стал другом безутешной вдовы, и хотя не дает поводов для домыслов, сплетники прочат внезапной дружбе скорое романтическое завершение. Возможно, они правы, многие дамы, с легкостью и без сожаления меняют темный траурный наряд на светлое подвенечное платье.

— Я знаю, кто убил графа и вашего мужа, — я сразу же перешёл к делу.

— Кто убийца? — взволнованно спросила она.

Ей стоило больших трудов сдерживать чувства. В печальных глазах сияла искорка нескрываемой радости от подаренной надежды торжества справедливости.

— Господин Озеров, — прозвучал мой краткий ответ, как я и подозревал, вызвавший бурю негодования.

— Не может быть! — Федулина гневно отпрянула.

Былая доброжелательность сменилась явным отчуждением. Неужто водяное общество право, и вдова решила найти утешение в объятиях некогда тайного поклонника.

Поскольку возникла угроза с позором быть выставленным за дверь раньше времени, пришлось попытался смягчить гнев дамы.

— Дай Бог, чтобы я ошибался. Мне бы хотелось встретиться с Озеровым завтра… Простите за навязчивость, было бы любезно с вашей стороны присутствовать при нашей беседе…

Она смерила меня надменно-презрительным взглядом.

— Как вам будет угодно, — коротко ответила Федулина, — я впервые встретила доброго друга… неужто вы поддались глупым сплетням…

Её тон и взгляд красноречиво говорили мне, что я не должен более задерживаться в этом доме. Тем самым дама давала мне понять, что очень обижена моими подозрениями.

— Простите, думаю, вам известно, что я не снискал славу любителя светских новостей, — таковы были мои слова, брошенные на прощание.

Дмитрий Озеров держался очень взволнованно, скорее опасаясь за свою репутацию в глазах Федулиной, чем за возможное обвинение в убийстве. Он молча исподлобья смотрел на меня, не зная, как подобрать слова, иногда переводя нежный взор на объект своих былых страданий.

— Я не убивал ни графа, ни Федулина! — в его тихом голосе звучало отчаяние. — Зачем мне их смерть? Вы можете утверждать, что я решил отомстить графу… Но зачем мне убивать Федулина?

Он вновь умоляюще взглянул на свою даму сердца, которая в знак утешения ответила ему ласковым взглядом.

— Не отпирайтесь, вы хотели смерти Федулина, поскольку влюблены в его супругу, — перебил я.

Подобное заявление, разумеется, звучало как возмутительная наглость, но иногда сыщику приходится пренебрегать этикетом.

— Моя любовь к Люси не означает, что я желал зла её мужу!

Ох уж эти романтические фразы, способные вывести из терпения любого.

— Вы занимались чёрной магией, — напомнил я, — обряд на смерть соперника.

Озеров понимал, что боле отпираться бесполезно. Он молча опустил взор.

— А давно вы практикуете? — иронично спросил я.

Федулина молчала, кусая губы.

— Нет, я не любитель мистического ремесла, — в тон мне ответил подозреваемый. — Я не верил, что обряд может убить человека… Мне просто хотелось выплеснуть свою злость… Я уже говорил вам!

— Злость может убить, — заметил я.

— Почему вы решили, что я сделал обряд именно на Василия Федулина? Может, мишенью стал один из многочисленных врагов. Что привело вас к выводу, будто я хотел убить графа и Федулина? — Дмитрий Озеров не мог сдержать чувств.

— Вы хотели жениться на госпоже Федулиной, — сказал я. — и продумали всё до мелочей, чтобы заполучить его состояние. После смерти графа половина его имущества перешла к Федулину — брату его жены, другая половина — Лизаньке, в качестве приданого. После смерти Федулина его состояние переходит к супруге… Вы решили разыграть свою любовь к госпоже Федулиной, чтобы потом, убив её мужа, жениться на богатой вдове…

Озеров окинул меня взглядом полным негодования.

— Вы можете обвинять меня во всех смертных грехах, но вы не смеете говорить о неискренности моих чувств! — фраза оказалась вполне ожидаема.

Госпожа Федулина продолжала молча взирать на наш разговор, утирая платком заплаканные глаза. Надо отдать должное, дама держалась весьма мужественно.

— Я нашла это в саду нашего дома, — вдруг произнесла она, — это ваша табакерка?

Она достала из ящика стала ничем непримечательную вещицу.

— Судя по вензелю, табакерка принадлежит Дмитрию Озерову, — задумчиво произнёс я, рассматривая внезапную находку.

— Впервые вижу эту вещь! — отрицал он.

— Верно, Озеров не единственный на водах с подобными инициалами, — согласилась Федулина.

— Простите, вынужден вас задержать, — объявил я о своем решении.

Озеров устало вздохнул.

— Люси, я не убийца, вы верите мне? — с мольбой в голосе спросил он, глядя в задумчивые глаза Федулиной.

Она улыбнулась ему трогательной печальной улыбкой.

— Да, я вам верю, — кивнула она, сдерживая слёзы.