Юрий Каменский - Чиновник для особых поручений

Они неторопливо шагали с белым лоскутом, который держал в руке Стас, ежесекундно ожидая окрика. Здесь, обязательно, должен быть патруль. И, всё-таки, команда прозвучала неожиданно.

— Стоять! Руки вверх! Кто такие?

Со спины к ним подходил долгожданный патруль — офицер и два нижних чина с винтовками. Солдаты, сразу видно, не новобранцы. Медали, нашивки за ранения, винтовки держат умело. Подпоручик, сразу видно, в строю недавно — кроме «клюквы» на темляке шашки, ничем не отмечен. Видимо, из вольноопределяющихся.

— Мы парламентёры, — спокойно отозвался Камо.

— Вижу, что парламентёры, — усмехнулся офицер. — От кого? От Временного правительства или от большевиков?

— Вы слишком много на себя берёте, поручик[85], - ледяным тоном отозвался Стас. — Ваше дело — доставить нас к генералу Корнилову.

— Смотри, ты, какие гонористые, — скривился фельдфебель с двумя Георгиевскими крестами на груди. — Ваше благородие, может, их в «холодную» до утра определить?

— Как бы Вас, фельдфебель, самого куда не определили, — с достоинством, великолепно грассируя «по-гвардейски», ответил Камо. — Подпоручик, будьте любезны доложить генералу Корнилову, что к нему капитан Сизов и князь Тер-Петросян. Он нас ждёт.

— Хорошо, пойдёмте, — согласился офицер, до которого стало доходить, что гости к ним пожаловали не совсем обычные.

До ставки генерала оказалось совсем недалеко, всего минут пять ходу. Дежурный офицер, выслушав доклад подпоручика, скрылся в помещении штаба. Буквально, через пару минут на улицу вышел Лавр Георгиевич. Увидев их, он остановился и коротко приказал:

— Обоих на гауптвахту. Допросить и утром расстрелять. Я не веду переговоров с контрреволюционерами и террористами._

— Ну, что? — хмыкнул Камо, когда дверь «холодной» за ними с лязгом закрылась. — Не зря я никогда не верил этим господам. Они мне «козырных» воров напоминают — законы свои соблюдают, пока им это выгодно.

— Это да, — усмехнулся Стас, знакомый с воровскими законами не понаслышке. — Правда, похоже.

— Ладно, надо посмотреть, как отсюда можно сбежать.

Камо стал внимательно осматривать их временное пристанище. Сизов последовал его примеру. Однако, тщательно изучив помещение, они убедились, что слабых мест это импровизированный каземат не имеет. Неизвестно, что здесь было раньше, но окон в нём не было, а единственная дверь была сшита из толстенных, похоже, дубовых, плах. Впрочем, за дверью, всё равно, часовой.

— Да, похоже, переиграли нас господа союзники, — вздохнул Стас, присаживаясь на грубо сколоченные нары.

— Полагаешь, что именно союзники?

— А кто?

На этот вопрос князь Тер-Петросян не нашёлся, что ответить и, приземлившись рядом, закурил.

— Раз нет окна, значит, надо уходить через дверь, — затоптав окурок папиросы, Камо решительно направился к двери.

Однако, сколько он ни стучал, сколько ни окликал часового, никакого ответа не последовало. Видимо, получив специальный приказ, солдат был нем, как рыба. Плюнув, Камо снова уселся на нары. Как ни прыгали взвинченные нервы, усталость брала своё — Стас с удивлением почувствовал, что у него зверски слипаются глаза. Не раздумывая, он прилёг.

— Ты, что, спать собрался? — удивился Камо.

— А что, до утра сидеть, стуча зубами? — вопросом на вопрос отозвался Сизов. — Пошли они все! Всю жизнь недосыпал, могу я хоть перед смертью выспаться?!

И зевнул, отчаянно раздирая рот. Тер-Петросян, закинув голову назад, совершенно искренне расхохотался.

— Молодец, дорогой, наш человек! Спать, так спать! Мне тоже редко выспаться удаётся.

Через несколько минут камеру оглашал храп двух смертельно уставших мужчин.

Стас бежал по перрону, сжимая в руке, только что купленный у цветочницы букет полевых ромашек. С подножки вагона, ему навстречу, тянулась Натали. Схватив жену на руки, он закружил её, зарывшись лицом в пушистые волосы.

— Зачем столько лишних движений?

Холодный голос Инги отрезвил его, словно ушат холодной воды, опрокинутый на голову. Оторопело разжав руки, Стас увидел вместо жены эстонку, которая энергичным движением высвободилась из его объятий. Батюшки, а приоделась-то! Словно Золушка на бал! Инга сосредоточенно поправляла на полуобнажённой груди смятые кружева.

— Я же тебе говорила, что не люблю мужчин, а это только маскировка. Я привезла тебе деловое предложение от одного очень серьёзного человека.

Стас с недоумением рассматривал невесть как оказавшийся в его руке конверт, запечатанный сургучом.

— В России много нефти и есть тот, кто желает её приобрести. Тебе надо только переговорить с Сосо, но это уже не мой уровень. А взамен ты можешь получить любое гражданство и не беспокоиться больше о здоровье своей семьи.

Мысли бешенным галопом заскакали в голове. Сопоставляя некогда ухваченные в своём мире обрывки информации, Сизов, словно калькулятором, «подбивал» дебет с кредитом. «Арифмометр» в голове звонко щёлкнул и выдал результат, всё, или почти всё, ставящий на свои места.

— И давно ты работаешь на Ротшильдов?

— Это не так важно. Мне нужен твой ответ — будешь ты говорить со Сталиным или нет?

— Конечно. Без этого всё равно Россию быстро не поднять. Вдобавок, мне совершенно не хочется «словить» твою пулю.

— Ты очень умный, Станислав, с тобой всегда приятно работать. Мне не хотелось бы в тебя стрелять, — неожиданно улыбнулась всегда чопорно-холодная Инга. — Пуля отменяется. Вечером я устрою нам приятный ужин на двоих.

Взмахнув шлейфом, она вскочила на подножку тронувшегося вагона и, обернувшись, что-то сказала, но паровозный гудок заглушил последние слова.

Стас проснулся рывком, словно кто толкнул. Чуть приоткрыл глаза — из-за спины падал свет и в камере кто-то был.

— Вот это нервы! — знакомый голос Корнилова вернул опера в реальность. — Спят перед расстрелом. И как спят!

Сизов повернулся лицом к говорившему и, не вставая с нар, смерил генерала взглядом с ног до головы.

— Даже перед смертью выспаться не дадут! — совершенно искренне возмутился он.

— Вроде, ещё не рассвело, чего разбудили? Исповедоваться пришли?

— Капитан! — резко одёрнул его Корнилов. — Я бы попросил выбирать выражения! И встаньте, пожалуйста, когда разговариваете со старшим по званию.

Стас насмешливо фыркнул.

— Это у вас, у живых, звания, чины, а мы, покойники, народ демократичный.

Лежавший до того лицом к стенке Камо резко повернулся и засмеялся.

— Ай, Станислав-джан, как верно сказал. Видите, господин генерал, даже в звании покойника имеются преимущества. Может, присоединитесь? Тем более, что и повод есть. И весьма весомый — данное слово нарушили. Любой порядочный генерал уже бы.

Тер-Петросян приставил ко лбу указательный палец и громко щёлкнул языком. Два текинца, замершие за спиной Корнилова, смотрели на них, как псы, только ждущие команды, чтобы разорвать в клочья.

— Признаю, — медленно сказал Лавр Георгиевич. — Что у вас есть основания для того, чтобы так говорить. Извиняет меня лишь то, что я это сделал не во имя собственной пользы, а во имя России.

— Все гнусности, творившиеся в истории, совершались именно во имя великих целей, — отбросив шутовской тон, резко сказал Стас. — Впрочем, у меня нет ни малейшего желания с вами дискутировать. Делайте то, зачем пришли, и избавьте меня от ваших откровений.

Корнилов закусил губу.

— Хорошо. Поручик, дайте этим двум коней, и пусть скачут на все четыре стороны.

Он резко повернулся и вышел из камеры, прямой и надменный, как всегда.

— Пошли, чего сидишь?

Один из текинцев махнул рукой, показывая «Выметайтесь!» Пленники не заставили себя долго уговаривать. После спёртого воздуха в камере предутренняя свежесть вливалась в лёгкие, словно пьянящее вино. Свернув за угол следом за провожатым, они увидели стоящих у импровизированной коновязи с десяток верховых лошадей и рядом наполовину разобранный автомобиль, приткнувшийся «мордой» к стене.

«Техника, в руках дикаря — кусок железа»- хмыкнул про себя Стас. Приставленный к лошадкам караульный, что грел ладони над крошечным костерком, подхватил пристроенную меж колен винтовку и вскочил. Выслушав распоряжение, он по-деревенски поскрёб затылок и, не спеша отвязав, подвёл к ним двух крайних лошадок. Взяв в руку повод, Стас вдруг почувствовал, что у него подкашиваются ноги. Дало себя знать напряжение последних дней, а более всего — та готовность к смерти, которую он, только что, миновал. Звякнула о булыжник подкова, конь, мягко тронул его губой за ворот и всхрапнув ткнул мордой в плечо.

— Погоди, — хрипло сказал он товарищу, который уже готовился вскочить в седло. — Дай, передохну чуток.