Александр Бушков - Дикое золото

– Это и есть ротмистр Бестужев, успевший в наших краях не на шутку прославиться? – спросил бородатый столь же неприязненным тоном.

– Он самый, – Бестужев прищелкнул каблуками. – С кем имею честь?

– Прокурор губернской судебной палаты Верещагин, – сообщил тот набычась. – Чиновник особых поручений при губернаторе, губернский секретарь Ремизов… Вы намерены и далее держать нас в коридоре, пристав? – покосился в сторону камеры. – Что у вас там?

– Пьяный орет, – не моргнув глазом, ответствовал Мигуля. – Прошу в кабинет, Викентий Сергеевич…

Влетев первым в маленький кабинетик околоточного, прокурор и не подумал сесть – он пробежался по комнате от двери к окну, вернулся, встал перед приставом:

– Нам только что сообщили, что вами задержан инженер Мельников. Извольте объяснить ваши действия. Должен сразу предупредить, что губернатор уже извещен о вопиющем произволе, проявленном в отношении весьма известного в городе лица, и им в помощь мне направлен господин Ремизов… Итак, пристав?

Мигуля, тщательно подбирая слова, начал:

– Викентий Сергеевич…

– Я вам не Викентий Сергеевич, а господин прокурор!

– Господин прокурор, – сговорчиво повторил Мигуля. – Инженер Мельников задержан по подозрению в причастности к грабежу золотых обозов…

– Основания?

Мигуля протянул ему показания Даника, столь же напряженно следя за руками прокурора, как давеча за Мельниковым при чтении им сего документа. Верещагин быстро прочел, крутя головой и фыркая, сложил бумаги вдвое и сунул себе в карман.

– Каким образом выбиты эти «показания», мне уже доложили. Меры приняты. У вас имеется что-то еще, помимо этой филькиной грамоты? Что молчите? А у вас, ротмистр?

Бестужев медленно покачал головой. Слишком хорошо понимал, что его рассказ об уловке с пулеметами будет немедленно осмеян и отметен.

– Подведем итоги, – густым басом произнес прокурор. – Насколько я понимаю, по вашей линии, ротмистр, каких-либо претензий к господину Мельникову не имеется? Что же вы тут в таком случае делаете?

– Вызван в качестве свидетеля, – кротко ответил Бестужев, решив не лезть на рожон. – По делу о нападении на поезд с золотым грузом.

– Ну, в таком случае извольте пока не мешать, – прямо-таки отмахнулся прокурор. – Далее… Согласно существующим правилам, дела о грабежах и разбойных нападениях должна вести сыскная полиция, а не городская. Что в таком случае господин Мельников делает в помещении околотка, где не имеется сыскной комнаты? И где же сотрудники сыскной полиции? А? – Он демонстративно заглянул под стол, в шкаф, словно надеялся обнаружить там агентов из сыскного. – Где, я вас спрашиваю? Пристав!

Мигуля убито молчал.

– Где Мельников, наконец?

– В камере, – глядя в пол, сообщил Мигуля.

– Ну вот что, Ермолай Лукич, – зловеще протянул прокурор. – Властью, данной мне законами империи, вынужден решительно пресечь сие безобразие. Молчать! – рявкнул он, хотя все и так молчали. – Вы в полиции служите не первый год, прекрасно понимаете, какие беззакония только что творили… Вы, ротмистр, тоже, надеюсь, с грехом пополам разбираетесь в юриспруденции?

Бестужев помалкивал. Возразить было нечего – то, что они с приставом здесь устроили, и в самом деле решительно противоречило как уголовному праву, так и ведомственным инструкциям. Затеяно было все в расчете на то, что победителей не судят, – но им не дали времени…

– Так вот, господа мои, – протянул прокурор. – Вариантов развития событий у нас всего два. Либо вы велите немедленно освободить господина Мельникова и извинитесь перед ним должным образом, либо мы с вами отправимся к полицмейстеру для подробного разбора ваших действий… Итак?

– Зыгало! – крикнул пристав, успев бросить на Бестужева печальный взгляд. – Выпусти… господина инженера!

Бестужев поразился самообладанию Мельникова – выскочив из камеры в крайне растрепанном и перепуганном виде, он с полувзгляда оценил ситуацию. И в мгновение ока обрел прежнее ироническое спокойствие. Улыбнулся:

– Викентий Сергеевич, рад вас видеть. Надеюсь, справедливость восстановлена?

– Ну разумеется, батенька! – прогудел прокурор. (Ремизов держался в стороне, иронически поглядывая на происходящее.) – Господа, я не слышу ваших извинений…

– Я в них не нуждаюсь, – великодушно заявил Мельников. – Прекрасно понимаю, насколько у господ расстроены нервы из-за серии постигших их неудач, как они горят рвением оправдаться и доказать свою полезность… Всего хорошего, господа!

– Ну, вы ангел, – с неудовольствием проворчал прокурор. – Я бы этих молодчиков… – Уже уходя, он обернулся и яростно погрозил пальцем Мигуле с Бестужевым: – Сма-атрите у меня, голубчики! Доиграетесь! Не в дикой Африке живете!

И все трое скрылись из виду. Появившийся неизвестно откуда молодой околоточный, благоразумно пересидевший визит грозного гостя где-то в отдалении, развел руками:

– Ермолай Лукич, что поделать, не двери же перед носом было запирать…

Безнадежно махнув рукой, Мигуля прошел в кабинет. Повернулся к Бестужеву, улыбаясь криво, жалко:

– Все благополучно рухнуло…

– Даник, – сказал Бестужев. – Что он имел в виду, этот ваш либеральный прокурор, говоря, что в отношении его «меры приняты»?

Посмотрев ему в глаза, Мигуля охнул, схватился за телефонную трубку:

– Барышня! – яростно постучал по рычагу. – Барышня, спите вы там, что ли? Сорок пятый дайте. Николаевскую часть! Я т-те покажу, Свиридов, «кто спрашивает»! Панкстьянова мне из-под земли! Панкстьянов! Что там у тебя с Даником? А? Ага… Так… Кто? Ага… – Лицо его все более вытягивалось. Повесив, наконец, трубку, он сказал, глядя в сторону:

– Вскоре после нашего отъезда Даника забрали жандармы. Что тут было поделать? Прикатили двое нижних чинов с поручиком, потребовали…

– Ермолай Лукич, – тихо сказал Бестужев. – Наружным наблюдением этого не объяснишь. Кто-то из ваших стукнул, из части…

– Сам знаю, – сварливо откликнулся Мигуля. – Не маленький. – И потерянно повторил: – Все благополучно рухнуло…

Бестужев быстро сказал:

– Можете узнать насчет Тутушкина?

– Ну, если надо… Барышня! – воззвал он в трубку. – Сто тридцать первый попрошу… Пожидаева мне, быстренько! Иван Андреич, Мигуля телефонирует. Как там мой постоялец? Ага… Да так, нужно мне было… Нет, пусть и далее… – Повесив трубку, печально улыбнулся. – Ну, по крайней мере, Ванька в наличии, на месте. До арестного дома покамест не дотянулись. Да какое это теперь имеет значение? Подсекли нас, а?

– Не раскисайте, пристав, – сказал Бестужев, несмотря на все случившееся, чувствовавший прилив злого азарта. – Далеко не все еще потеряно… У вас есть доступ к центральному полицейскому телеграфу?

– Конечно.

Почти не раздумывая, Бестужев присел за стол, вырвал листок из своего блокнота и быстро написал: «Петербург, охранное отделение, Васильеву. В лесу пожары. Большие пожары. Ввиду крайне затруднительного положения прошу вашего вмешательства и предоставления особых полномочий. Ответ прошу немедленно. Лямпе».

И протянул листок Мигуле:

– Отправьте вне всякой очереди. Сейчас в Петербурге около девяти утра, о телеграмме доложат немедленно, и вскоре о наших затруднениях будет знать генерал Герасимов. Мы еще побарахтаемся, Ермолай Лукич… Ох как побарахтаемся! Не вздыхайте, мне, собственно, не нужно уже ваше присутствие, так что вы ни с какого боку не замешаны в дальнейшем… Дайте мне только Ваську Зыгало, а? На всякий случай. Не исключаю, что мне придется кое-кого сейчас брать…

И он подумал: «Интересно, когда Герасимов договаривался об этой фразе, «лесных пожарах», имевшей значение крика о помощи, требования немедленного вмешательства Петербурга, свет наш Александр Васильич и в самом деле имел в виду одни лишь обтекаемые «непредвиденные обстоятельства» или втихомолку думал о варианте «предателя в рядах»? Поди пойми Герасимова…»

– Думаете, выйдет толк? – с сомнением покрутил головой Мигуля. – Я не сомневаюсь, что ваш Герасимов – личность могущественная, однако ж начали активно прятать концы…

– Я не уверен, что им удастся спрятать все концы, – сказал Бестужев. – Ничего еще не рухнуло, пристав, ничего еще не решено… Я специально добавил к условленным «пожарам» эпитет «большие», чтобы там, в Петербурге, зашевелились… Позвольте телефон? – Он снял трубку. – Барышня, попрошу… минутку! Ермолай Лукич, где у вас телефонный список? Спасибо… Попрошу семьдесят третий. Госпожа Аргамакова? Вас беспокоит ротмистр Бестужев, если вы меня еще помните. Рад слышать… Ирина Владимировна, могу я поговорить с вашим мужем? Понимаю?… Сочувствую… В таком случае осмелюсь просить вас о встрече…

Она вошла в роковой шестнадцатый номер без малейшего смущения – красивая, уверенная в себе молодая женщина, провинциальная светская львица, одна из «гетер» Ваньки Тутушкина, у которого еще не выветрилось из кудрявой головы классическое образование… Бросила мимолетный взгляд на пустой стол, и в ее взгляде Бестужев подметил легонькое удивление. «Ага, – подумал он почти весело, – ожидали, голубушка, полный стол фрухтов и конфект, не говоря уж о шампанском? Фигушки, как изящно выражается Оленька Серебрякова…»