Николас Ремин - Снег в Венеции

– Синьор Моосбруггер упомянул о том, что в ваши обязанности входит закрывать переход в первый класс с верхней палубы, – начал Трон. – Вы и вчера поступили так; же, смею предположить?

– Так точно, – подтвердил Путц.

– И при этом не было ничего необычного, на что вы обратили бы внимание? – поинтересовался Трон.

Путц не ответил, только скользнул взглядом по буфетной стойке слева направо. Трон знал, что иногда длинная пауза бывает более полезной, чем въедливые расспросы; поэтому он не торопил карлика. Наконец Путц глубоко вздохнул и спросил:

– А Моосбруггер заметил это?

– Что именно?

– Что проход в первый класс до шторма оставался открытым?

– Откуда вам это известно?

Путц вздохнул.

– Потому что я не мог найти ключи. Вот видите. – Порывшись в кармане, он вытащил два маленьких ключа, закрепленных на кольце. – Один из них – для перехода с верхней палубы, а другой – общий ключ для всех кают. Так вот, когда я вчера вечером хотел закрыть переход с верхней палубы, я их не нашел. Я даже подумал, что потерял их.

– Синьор Моосбруггер упомянул, что вы отсутствовали довольно долго, – сказал Трон.

– Я знал, что он заметит это.

– Что вы в это время делали?

– Я вернулся в ресторан, – ответил Путц.

– Вы, очевидно, не поставили об этом в известность синьора Моосбруггера, Иначе он сказал бы мне об этом.

– Нет, – тихо проговорил Путц.

– Ключи нашлись?

– Сегодня утром. Они лежали под буфетной стойкой. Наверное, я уронил их прошлой ночью, а во время шторма они «выползли» на видное место.

Трону показалось, что Путц говорит правду. Но тогда, выходит, девушку провел в каюту кто-то другой?

– Вы действительно обслуживали вчера стол надворного советника?

Путц кивнул.

– Именно так. Надворный советник сидел за десятым столом с лейтенантом хорватских егерей.

– Как вы считаете, были они знакомы прежде?

– А как же! Эти господа о чем-то горячо спорили.

– Спорили? Синьор Моосбруггер ни о какой ссоре не упоминал.

– Синьор Моосбруггер был не все время в зале ресторана. Перед закрытием он ненадолго вышел.

– И как долго он отсутствовал?

Путц на секунду задумался.

– Может быть, минут пять. Но спор дольше и не продлился. Потому что лейтенант встал и ушел.

– А надворный советник?

– Расплатился и тоже удалился. Он заплатил и за себя, и за лейтенанта. Это было ровно в час ночи. Я случайно взглянул на часы. – Путц кивнул в сторону круглых настенных часов, висевших над буфетом. – Вскоре после этого появился синьор Моосбруггер, и мы вместе стали убирать со столов.

– Надворный советник был частым гостем на вашем пароходе, – сказал Трон. – Ведь бывает так, что для знакомых пассажиров члены экипажа – начиная с капитана – делают некоторые послабления? Ну, скажем… закрывают глаза на некоторые нарушения ими известных правил? Кому, в самом деле, вред оттого, что пассажир, путешествующий в одиночестве, найдет способ с кем-то развлечься?…

Трон улыбнулся, ясно давая понять, что он вовсе не из числа записных ревнителей нравственности, но на Путца его улыбка не подействовала.

– Я не понимаю, о чем вы, комиссарио.

Впервые за время разговора Путц поднял на него глаза, и Трон заметил, что белки в них зеленоватого цвета – зрачки на их фоне выделялись только благодаря серо-коричневым ободкам. Заметил Трон и страх в этих глазах, и то, что Путц не скрывает страха. Карлик беззвучно открыл рот, потом вдруг махнул рукой и отвернулся.

Полковник Перген возник посреди зала, словно появился ниоткуда. Трон живо представил, как он торопился сюда, получив сообщение о происшествии на «Эрцгерцоге Зигмунде». Задыхаясь от быстрой ходьбы, полковник направился к столу, за которым сидели Трон с Путцем.

– Я только что узнал о случившемся, – сказал Перген, не дав себе труда поприветствовать Трона. – Вообще говоря, мы ожидали прибытия надворного советника не раньше завтрашнего дня. Думали, что он прибудет на «Принцессе Гизеле». – Он без всякого перехода осведомился: – Где трупы?

– Все еще в каюте. Доктор Лионардо поставлен в известность, – сказал Трон.

Возможно, полковник вдруг осознал, что обошелся безо всякого приветствия, возможно, он вспомнил о своих встречах с графиней Трон – во всяком случае он с опозданием заставил себя улыбнуться. Улыбка придала ему привлекательности – полковник был высокого роста, на голову выше Трона, на его открытом и мужественном лице выделялись аккуратно подстриженные усы; в общем, он вполне мог служить образцом офицера императорской армии! Как это было принято среди офицеров, накидка была не надета, а лишь накинута на его плечи. «Неудивительно, – подумал Трон, – что полковник Перген произвел на мою мать приятное впечатление».

– А это что такое? – спросил Перген, кивнув на список пассажиров парохода.

– Список пассажиров, господин полковник.

– Разрешите? – Перген снял кожаные перчатки светло-желтого цвета и взял листок в руки.

Пробежался глазами по всему списку: раз, другой. Наконец остановился на одном имени, и Трон увидел, как сердито сошлись его брови. Затем полковник раздраженно кивнул.

– Вы можете идти, – бросил он Путцу и повернулся к Трону, не сводя глаз с тщательно разграфленного и заполненного четким почерком Моосбруггера листка. – Говорит ли вам что-нибудь фамилия Пеллико, комиссарио?

– Нет. – Трон вопросительно посмотрел на него.

– Пеллико возглавляет приют для девочек на острове Джудекка, – сказал Перген. – Однако куда больше его занимают совсем иные дела. – Перген помолчал, словно на что-то решаясь. – В каюте у надворного советника находилось нечто, чем Пеллико хотел завладеть любой ценой.

– Не откроете ли вы мне, о чем идет речь? – спросил Трон, не поняв намека. Он сидел, глядя в сторону, поэтому полковник не заметил его улыбки.

– О покушении на жизнь императрицы.

Хуммельхаузер работал на Баллхаус-платц,[3] – сказал Перген. – Надворный советник отвечал за сбор и обработку информации по Венецианской области. Раз в два месяца он бывал в Венеции. Как правило, встречался со мной или с Тоггенбургом. Все донесения по городу попадали к нему на стол. А уже от него – непосредственно к его величеству императору. Особой любовью сотрудников надворный советник не пользовался, – продолжал Перген, – однако большей частью он оказывался прав. Он предсказал, что в 1856 году будет утеряна Ломбардия, а год спустя настоятельно советовал ликвидировать некоего Джузеппе Гарибальди.

При слове «ликвидировать» Перген улыбнулся, показав два ряда крепких зубов. Потом отпил кофе, принесенного Путцем, и закурил сигарету.

– Три дня назад мне вручили телеграмму от Хуммельхаузера. Из полученных донесений надворный советник сделал вывод, что группа бывших эмигрантов готовит покушение на императрицу. Он собирался встретиться со мной в отеле «Даниэли», чтобы передать соответствующие документы и инструкции.

Пока Трон и полковник Перген беседовали, полицейских на судне сменили хорватские егеря. Три солдата встали у трапа, два – у борта. И, наконец, перед дверью каюты теперь дежурил сержант; оставалось непонятно, кого именно он должен не допускать сюда – ведь, кроме Трона и Пергена, в ресторане никого не было.

Они повторно осмотрели содержимое чемоданов Хуммельхаузера, дотошно изучив его белье и бумаги однако следов документов, о которых упомянул Перген, так и не обнаружил.

– Вы считаете, что Пеллико знал, что надворный советник везет с собой документы и инструкции? – спросил Трон.

Перген кивнул.

– Не могу объяснить вам, каким образом я об этом узнал. Возможно, ему было известно больше, чем мне. У него даже была информация о том, что Хуммельхаузер появится в Венеции за день до назначенного срока.

– Какого рода документы были при нем? – спросил Трон.

– В них были указаны имена заговорщиков, время и место покушения.

– Кому еще известно об этом заговоре?

– Никому. Надворный советник хотел, чтобы обо всем был проинформирован я один. Только так можно было бы избежать резкой реакции Тоггенбурга.

– Собираетесь ли вы теперь известить коменданта города? – спросил Трон.

– Мне ничего другого не остается, – ответил Перген.

– Я не понимаю, какие цели преследуют заговорщики. Или кто-то допускает мысль, что после покушения австрийцы уйдут из Венеции?

– Нет. Расчет на то, что Тоггенбург отдаст приказ об аресте многих ни в чем не повинных людей и каждый день будет проводить по дюжине облав. Венеция превратится в бочку с порохом, которая будет готова взорваться в любую минуту. Этого кое-кому только и не хватает. – Полковник снова отпил кофе, нервно затянулся и выпустил несколько замысловатых дымных колец. – Теперь вы понимаете, почему я первым делом бросился искать эти бумаги?

– Что вы собираетесь предпринять?