Мальтийский крест Павла Первого - Наталья Николаевна Александрова

Надо же, а мама несколько месяцев назад сказала, что сняла кольцо в кафе, когда руки мыла. И оставила его там, на раковине. Спохватилась через полчаса, а там уже и нет ничего. Ясное дело, такое колечко быстро кто-то прихватил. Я еще ее утешала, а оказалось вот что. Она отдала его этому… не буду озвучивать кому, а он подарил кольцо этой… этой… тьфу!

Тут у Вадика зазвонил телефон.

— Извини, дорогая, я должен ответить… — сказал он, но когда взглянул на дисплей, то сморщился так, будто сожрал целый лимон.

— Я же сказал, что отдам… все отдам… — забормотал он в трубку. — Непременно…

Подушкин сбросил звонок, пробормотал что-то про спам, но его девица ему явно не поверила.

И тут к столу подошла моя мама. Надо же, а я и не заметила, как она проскочила. Она сняла очки, и платок болтался где-то сзади, так что этот придурок сразу ее узнал.

— Здравствуй, Вадим! — проговорила она звенящим, прерывающимся от волнения голосом.

Он вздрогнул, повернулся к ней и побледнел.

— Алла… зачем ты здесь… что ты здесь делаешь?..

— Что я здесь делаю? Это что ты здесь делаешь! И кто эта женщина? — процедила мама, взглянув на блондинку, как на какое-то отвратительное насекомое.

— Алла, ты все неправильно поняла… — проблеял Подушкин, — Это клиентка… у нас очень важный деловой разговор, и я сейчас не могу с тобой…

— Клие-ентка? — протянула мать и вдруг делано, истерически рассмеялась. — За кого ты меня принимаешь?

— Это я — клиентка?! — в один голос с ней выпалила блондинка. — Только что ты говорил, что я — любовь всей твоей жизни! Что я — твоя райская птичка! Твой зайчик! А кто вообще эта старуха и что ей от тебя нужно? Это твоя мать?

— Так за кого ты меня принимаешь? — повторила мать, не обратив внимания на хамские слова. — Впрочем, я знаю, за кого. За доверчивую дуру… за старую доверчивую дуру! Впрочем, я она и есть! Я все тебе прощала… из-за тебя я испортила отношения с собственной дочерью… испортила ей жизнь… Ограбила ее… отдала тебе все!

— При чем тут твоя дочь?

— При том, что я отдавала тебе ее деньги! Ее! А ей внушала, что она никчемная, никому не нужная, не приспособленная к жизни личность… чтобы она доверила мне все свои дела…

Так я примерно и думала. Но неужели все деньги? Вот этому вот ничтожеству? Ну и ну!

Тут глаза мамы округлились.

Проследив за ее взглядом, я поняла, что она смотрит на руку блондинки, точнее, на кольцо на этой руке.

На свое кольцо. Лицо ее потемнело, она набрала воздуха и заорала, как пароходная сирена:

— Ты… ты подарил этой лахудре… этой мочалке мое кольцо?! Я отдала тебе подарок мужа на свадьбу, потому что ты сказал, что это единственное, что может спасти твою фирму! Отдай! — взвизгнула она и схватила блондинку за руку.

— Твое кольцо?! — истерическим голосом закричала блондинка. — Ты подарил мне старье с чужой руки? Ты, мелкий жлоб, недостоин моего мизинца! Но кольцо я ей все равно не отдам! Должна же я хоть что-то получить за то, что мучилась с тобой столько времени!

— Нет, отдашь! — вопила мать, пытаясь стащить кольцо с толстого пальца. — Это подарок моего мужа! Он был замечательный человек, не чета этому козлу!

Ага, теперь он, оказывается, был замечательный человек… а что она раньше говорила? Как она к нему относилась? И ко мне тоже…

Две женщины боролись, и наконец мастерство победило — мать стащила кольцо с руки блондинки.

Та грязно выругалась, схватила со стола чашку кофе, выплеснула на Подушкина и бросилась к выходу из ресторана. Ее никто не удерживал. Вообще странно, что никто не появился, чтобы разнять драку женщин. Посетителей почти не было, но официанты-то куда делись?

— Скотина! — устало сказала мама, садясь за стол Вадика. — Что я теперь скажу дочери? Как я посмотрю ей в глаза? Отдавай деньги, они не мои! Ты говорил, что берешь в долг, так теперь отдавай!

— А это ты видела? — огрызнулся Подушкин и показал маме большой аккуратно свернутый кукиш. — Ты у меня расписку брала? У нотариуса заверяла? Нет? Так я тебе ничего не должен. И денег у меня нету!

— Сволочь какая! — Мама схватила вилку и замахнулась на Подушкина.

Тут я поняла, что пора вмешаться. Я успела перехватить ее руку.

— Ты? — Мама оторопела.

— С ума сошла? — Я очень рассердилась. — Полицию же вызовут! Еще не хватало сидеть из-за этого урода!

Лицо у мамы сморщилось, она села за мой стол, потом уронила голову на руки и затихла. Я подумала, что пора уже уходить из этого ресторана и маму увести, пока не выгнали нас с позором. Дома с ней разберемся. Хотя что тут разбираться, ясно, что денег с этого урода не получишь.

И тут в дверях ресторана поднялся шум.

Там официант пытался задержать какого-то здоровенного бритоголового детину в дорогом костюме. Официанты в этом ресторане были крепкие как на подбор, но этот бритоголовый отшвырнул его, как щенка, и прямиком направился к столу, где сидел Подушкин.

При виде этого громилы Вадим позеленел и попытался сползти под стол, но бритоголовый ухватил его за воротник и вытащил на свет божий.

— Закусываешь? — проговорил он многообещающим тоном. — А на какие деньги закусываешь?

— На мои, — подала голос мама, подняв голову.

«На мои», — подумала я, но промолчала.

— А! С чем и поздравляю. А кто заплатит его должок Примусу? Карточный долг, между прочим — это долг чести! А этот прохиндей проиграл большие деньги и второй месяц не отдает!

— Ах, так он еще и в карты играет? — хором закричали мы с мамой.

— И не только в карты!

Он повернулся к Подушкину и проговорил:

— Сегодня я добрый, бить тебя не буду.

Подушкин заметно приободрился, а бритоголовый бросил взгляд на стол, где стояла тарелка с недоеденным блюдом.

— Это что? — процедил он.

— Треска в томатном соусе по-неаполитански… — проблеял Подушкин.

— Сойдет! — бритоголовый схватил его за шиворот, наклонил, так что лицо Подушкина аккуратно опустилось в тарелку, и сделал его головой несколько круговых движений.

Затем он отпустил его.

Подушкин распрямился…

Я не смогла сдержать смех. Вся его круглая физиономия была густо покрыта томатом, а изо рта торчал рыбий хвост.

Еще приличная порция томатного соуса была размазана по его рубашке, я уж не говорю о галстуке.

— Была треска под томатным соусом, а стал Подушкин под томатным соусом, — констатировал