Вниз по темной реке - Одден Карен

Она махнула рукой в сторону дивана, и мы уселись лицом друг к другу.

— Ты была права, когда сказала, что я трус.

— Ох, Майкл… — вздрогнула Белинда. — Не следовало мне так говорить. Я была расстроена и обижена. Злилась на тебя…

— И все же ты не ошибалась, — прервал ее я и замолчал, подыскивая слова. — Много лет назад, когда мне пришлось сбежать из Уайтчепела, я решил: никогда больше не позволю себе бояться, никогда больше не попаду в зависимость от чьей-то доброты.

Она кивнула.

— Ты правильно тогда сказала: став инспектором полиции, я вообразил, что наделен силой свыше, позволяющей справиться со злом и жестокостью. — Я покачал головой. — Конечно, ничего подобного. Никто не наделен такой властью, разве что ее крохами. Какие бы я ни прилагал усилия, страх из себя мне изгнать не удалось. Я понял это в тот день, когда тебе пришло письмо с угрозами.

— Майкл…

— Позволь мне закончить. Отчет о расследовании, который ты прочла в газете, далеко не полон. Мы не могли сообщить обо всех частностях — следовало дождаться определенных событий. Хочу тебе рассказать, почему Прайс нападал на женщин. История началась с его дочери, девушки по имени Элейн.

Белинда слушала молча, не сводя с меня изумленного взгляда. Пришлось опустить наиболее жестокие подробности из материалов судебного заседания и рассказа Рейчел. Не хотел, чтобы Белинда об этом думала. Я и сам желал их поскорее забыть. Тем не менее, к концу моего повествования Бел сидела, еле дыша и сжав кулачки так, что побелели костяшки пальцев.

— Выслушав Прайса, я понял, что он мало чем от меня отличается, — закончил я.

— Что ты говоришь, Майкл! — в ужасе воскликнула Бел. — Его поступки не имеют никакого оправдания. Ты никогда бы так не сделал…

— Надеюсь, что нет. И все же знаю точно: окажись ты на месте Элейн или Рейчел, я в своей мести не остановился бы ни перед чем.

Бел взяла меня за руку, и я крепко сжал ее ладошку.

— Знаешь, я ощутил точно такую же ярость, как и отец несчастной девушки. Мне ведь приходилось испытывать подобные чувства, — когда сталкиваешься с человеком куда более могущественным, чем ты сам, и ему плевать на твои страдания.

— Понимаю, Майкл.

— Вот и я понял Прайса. Ему хотелось, чтобы эти люди испытали ту же боль, что причинили его дочери. Он желал поставить их на свое место, надеялся, что они осознают жестокость своих поступков.

— Месть ведь не всегда сводится к тому, чтобы причинить вред самому обидчику, — медленно проговорила Белинда. — Иногда действительно нужно просто заставить человека осознать свою вину. И если словами этого не добиться…

— Ни словами, ни судами, — вставил я. — И тогда остается иной способ призвать виновного к ответу.

— И все же это нельзя назвать справедливым правосудием, — встревоженно заметила Бел.

— Нельзя, — признал я. — Однако в суде такое дело не разрешить. Ведь история, которую Прайс мог рассказать на процессе, касалась бы исключительно отцов погибших девушек.

В глазах Белинды засветилось понимание.

— Поэтому ты и сообщил мистеру Флинну о добрых делах, которыми занимались Роуз, Джейн и другие девушки. Он посвятил им большую часть статьи.

— Ну да.

Мы погрузились в раздумья, и наконец Бел вздохнула:

— Как же все это грустно…

— Да, Бел. Я до сих пор не уверен, что поступил правильно, но снова и снова пытаюсь понять, как мог бы суд вынести сколько-нибудь справедливый вердикт, и не нахожу такого решения.

— Наверное, его и вправду нет, — ответила Белинда. — Ты поступил милосердно, а суд на такое не способен.

Я остановил взгляд на наших сплетенных руках.

— А ты, Бел? Ты будешь ко мне милосердна? — Я старался говорить непринужденно, хотя от ответа любимой зависело слишком многое. Она промолчала, и я тихо добавил: — Бел, ты была крутом права, но я стараюсь. Клянусь, я хочу измениться.

— Майкл… — нежно прошептала она, и я, набравшись смелости взглянуть ей в глаза, хрипло произнес:

— Хотел бы просить, чтобы, ты приняла меня обратно, только я этого не заслужил… Я твой, Бел, что бы ты обо мне ни думала.

Белинда бросила на меня озадаченный взгляд, затем в ее глазах мелькнуло понимание, и она с легкой улыбкой покачала головой.

— Как же я могу принять тебя обратно, если мы не расставались?

Я задохнулся.

— Бел…

Она упала в мои объятия, и заговорить снова мы смогли нескоро.

Книгу эту я начала девять лет назад, в 2012-м, прочитав реальную историю молодой женщины, столкнувшейся с жуткой несправедливостью американской судебной системы. История меня зацепила, и я предложила идею детективного романа моему замечательному агенту, Джошу Гетцлеру из «HG Literary», предупредив его, что будущая книга будет отличаться от иных моих произведений. Вместо рассудительной девушки, взявшей на себя роль сыщика-любителя, я вывела в книге образ ершистого инспектора Скотланд-Ярда, бывшего участника кулачных боев, подрабатывавшего в порту и вышедшего из убогого Уайтчепела. «Замечательно! — ответил Джош, — жду не дождусь, когда смогу почитать!» И я приступила к работе.

Как и в каждой моей книге, здесь не обошлось без викторианских чаепитий и экскурсов в историю. Меня нередко спрашивают: где в книге правда, а где вымысел? Кратко отвечу на этот вопрос. Если вам требуется более подробная информация, можно заглянуть на мой сайт.

Во-первых, в самом деле, в 1877 году четверых инспекторов Скотланд-Ярда судили за взяточничество и коррупцию. Осудили троих, приговорив их к тюремному заключению и исправительным работам. Доверие населения к Скотланд-Ярду было подорвано. Комитет по оценке состояния, порядка и организации детективной службы лондонской полиции (в викторианскую эпоху обожали длиннющие названия комитетов) начал расследование, продлившееся два месяца, после чего Скотланд-Ярд был преобразован в Департамент уголовного розыска. На должность начальника назначили Фредерика Адольфуса Вильямсона, а затем, в 1878-м, его место занял новый директор — Говард Винсент. Я не стала упоминать мистера Вильямсона, посчитав, что фигура мистера Винсента куда лучше подходит на роль антагониста главного героя, Майкла Корравана. В реальной жизни, как и в романе, мистер Винсент был довольно молодым человеком с хорошим образованием, вторым сыном баронета. Винсент успел поработать корреспондентом в «Дейли Телеграф» и никогда ранее не служил в полиции. Разумеется, его стычки и беседы с Корраваном — чистой воды вымысел.

Нередко думают, что первым серийным убийцей стал Джек-Потрошитель, однако еще до 1888 года в Европе было известно о нескольких десятках подобных преступников, в частности, о немке Геше Маргарет Готтфрид (1785–1831), отравившей мышьяком пятнадцать человек. Знаем мы и о французе Мартине Дюмолларе (1810–1862), признанном виновным в смерти двенадцати женщин в период с 1855-го по 1861-й и казненном на гильотине. Вспомним также французскую служанку Элен Жегадо (1803–1852), отравившую мышьяком уже тридцать шесть человек. Британская портниха Мари-Энн Коттон отравила двадцать человек (в основном своих же мужей и детей) и была повешена в 1873-м.

Полиция викторианской эпохи имела весьма напряженные отношения с прессой, что и отражено в диалогах Корравана с Томом Флинном из «Фалкона» (название вымышлено) и Джоном Фишелом из «Бикона» (и такой газеты не существовало). Говард Винсент, написав в 1879 году справочное пособие «Кодекс полиции», указал:

«Ни под каким видом полиции не следует предоставлять сведения джентльменам, связанным с прессой, тем более, если такие сведения представляют собой специальную информацию, данные о должностных обязанностях и внутренних приказах; не следует вступать в общение (прямо или косвенно) с редакторами или репортерами газет по любым вопросам, связанным с государственной службой, без особого на то разрешения… Малейшее отклонение от данного правила может полностью расстроить процесс правосудия».