Артуро Перес-Реверте - Фламандская доска

Женщина, облаченная в траур, останавливается возле фрески, облупившейся от времени и сырости. От сиявших на ней когда-то красок осталось немногое: голубое пятно на месте туники, золотисто-розовое — на месте лица и рук. Запястье без кисти, палец, указывающий на несуществующее небо, Христос, черты лица которого едва выделяются на выкрошившейся штукатурке стены; луч солнца или Божественного света, исходящий ниоткуда и уходящий в никуда, подвешенный между небом и землей, светло-желтый сегмент, нелепо застывший во времени и пространстве, который годы и ненастья стирают понемногу, пока не сотрут совсем, будто его никогда и не было там. И ангел без рта, но с сурово нахмуренным челом, как у судьи или палача: все, что сохранилось от него, — это едва угадывающиеся среди пятен краски крылья в известковых выбоинах, кусок туники и меч выщербленных временем очертаний.

Женщина, облаченная в траур, откидывает черную вуаль, закрывающую верхнюю часть лица, и долго смотрит в глаза ангелу. Уже восемнадцать лет, каждый день, в один и тот же час она останавливается здесь и наблюдает, как время уничтожает линии и цвета этой картины. Она видела, как постепенно, словно проказа, вырывающая куски плоти, разъедающая ее, оно стирало контуры ангела, смешивая их с грязной штукатуркой и пятнами сырости, как вздувало краску, крошило и осыпало лица и тела. Там, где она живет, нет зеркал; они запрещены уставом ордена, в который она вступила, а может быть, ее принудили вступить: в ее памяти все больше белых пятен, так же как в этой фреске. Вот уже восемнадцать лет, как она не видит собственного лица, и для нее этот ангел, несомненно прекрасный когда-то, служит единственной внешней мерой того, как время изменяет ее собственные черты: облупившаяся краска на местах морщин, размытые штрихи вместо увядшей кожи. Иногда, в минуты ясности, которые набегают вдруг, как волны, лижущие песок морского берега, и за которые она отчаянно цепляется, силясь удержать их в своей смутной, измученной призраками памяти, кажется, она вспоминает, что ей пятьдесят четыре года.

Из церкви доносится приглушенный толщей стен хор голосов. Они поют славу Господу, прежде чем отправиться в трапезную. Женщина, облаченная в траур, должна обязательно присутствовать на некоторых службах, но в этот час ей дозволяется гулять одной по пустынному монастырю, подобно темной безмолвной тени. С ее пояса свисают длинные четки — почерневшие деревянные бусины, которые она уже давно не перебирает. Далекое пение, долетающее из церкви, сливается со свистом ветра.

Когда она возобновляет свою прогулку и доходит до окна, агонизирующее солнце — уже не более чем пятно красноватого света, пробивающегося вдали из-под свинцовых туч, которые надвигаются с севера. У подножия холма лежит широкое серое озеро, мерцающее отблесками стали. Женщина опирается сухими, костлявыми руками о подоконник окна — стрельчатого окна; снова, как каждый вечер, воспоминания безжалостно возвращаются — и чувствует, как холод камня поднимается по ее рукам и медленно, угрожающе приближается к изношенному сердцу. На нее нападает кашель, раздирающий грудь, сотрясающий ее хрупкое тело, ослабленное холодами стольких зим, измученное заключением, одиночеством и то уходящей, то приходящей памятью. Она уже не слышит ни пения, доносящегося из церкви, ни воя ветра. Теперь это монотонная, печальная музыка мандолины, возникающая из тумана времени, и холодный осенний пейзаж расплывается перед ее глазами, уступая место другому, похожему на картину: равнина, мягкими волнами раскинувшаяся до самого горизонта, и посреди нее четкий на фоне голубого неба, точно нарисованный тонкой кисточкой стройный силуэт колокольни. И вдруг женщине кажется, что она слышит тихий разговор двух мужчин, сидящих у стола, негромкий смех. И она думает, что если обернется и посмотрит назад, то увидит саму себя, сидящую у окна с книгой на коленях, а подняв глаза, различит блеск стального латного воротника и ордена Золотого руна. И седобородый старик улыбнется ей, на миг оторвав взгляд от дубовой доски, на которой неторопливо и мудро, как того требует его занятие, набрасывает длинной кистью вечный образ этой сцены.

На мгновение ветер разрывает слой туч, и последний отблеск солнца, отразившись в водах озера, озаряет увядшее лицо женщины, слепя ее светлые, холодные, почти угасшие глаза. Потом ветер завывает с новой силой и треплет черное покрывало, которое бьется, как крылья ворона. И тогда женщина вновь ощущает колющую боль, пронзающую ей грудь рядом с сердцем. Боль, парализующую половину тела, не смягчаемую никакими снадобьями. Боль, от которой стынут руки и ноги, останавливается дыхание.

Озеро уже превратилось в тусклое пятно, затянулось тенями. И женщина, облаченная в траур, которая в миру звалась Беатрисой Бургундской, знает, что зима, грядущая с севера, будет для нее последней. И она спрашивает себя, найдется ли в той темной неизвестности, куда она вскоре отправится, достаточно милосердия, чтобы стереть у нее последние обрывки памяти.

Ла-Навата, апрель 1990 года

Ma pui bella — но красивее (ит.).

Кватроченто — период наивысшего расцвета искусства итальянского Возрождения, 40-е годы XV в.

In dubio pro reo — в случае сомнения — в пользу обвиняемого (лат.).

«De viribus illustris» — «О мужах достославных» (лат.).

«Pietrus Husyus, insignis pictor» — Пьетрус Гусиус, знаменитый живописец (лат.).

«Magistro Piero Van Hus, pictori in Bruggia» — Мастер Пьеро ван Гус, живописец из Брюгге (лат.).

«Opera buona di таnо di un chiamato Piero di Juys, pictor famoso in Flandra» — «Славный труд руки именующего себя Пьеро ди Юйсом, знаменитого живописца во Фландрии» (ит.).

«A magistro Pietruts Juisus magno et famoso flandesco fuit depiction» — «Мастером Пьетрусом Юисусом, великим и славным фламандцем, была написана» (лат.).

Vae victis — горе побежденным (лат.).

Примо де Ривера Мигель (1870–1930) — генерал, после государственного переворота 1923 г. глава правительства и фактический диктатор Испании.

Petrus Van Huys fecit me, anno MCDLXXI… — Питер ван Гюйс создал меня, год 1471 (лат.).

Дебют Нимцондия — в России дебют известен под названием «Защита Нимцовича».

Смаллиэн Раймонд — американский профессор логики, автор ряда книг, в том числе: «Шахматные приключения Шерлока Холмса» и «Шахматные приключения арабского рыцаря».

A posteriori — впоследствии, задним числом (лат.).

Parvenus — выскочки (фр.).

Cui bono? — в чьих интересах? (лат.).

Antrum amoris — пещера любви (лат.).

Кондотьер — в средние века в Италии солдат наемной армии.

Cave canem — берегись собаки (лат.); употребляется и как предостережение вообще.

Буркхардт Яков (1818–1897) — шведский историк и археолог.

Et te, Bruta?.. — И ты, Брут?.. (лат.); имя употреблено в женском роде.

Condottiero feroce — свирепый кондотьер (ит.).

A la maniera ponentina — на западный манер (ит.).

Лазанья — блюдо из итальянской лапши.

Malgre lui — вопреки самому себе (фр.).

Розеттский камень — базальтовая плита с параллельным текстом 196 г. до н. э. на греческом и древнеегипетском языках; найдена близ г. Розетта; дешифровка текста положила начало чтению древнеегипетских иероглифов.

«Менины» — знаменитая картина испанского художника Веласкеса (1599–1660).

Comme il faut — букв.: такие, как надо, то есть приличные (фр.).

Карл I Стюарт (1600–1649) — король Англии, казненный во время революции.

Remember — помните (англ.).

Мурильо Бартоломе Эстебан (1618–1682) — знаменитый испанский художник.

Монтихо Евгения Мария де (1826–1920) — испанская графиня, супруга императора Франции Наполеона III.