Роберт ван Гулик - Ночь в монастыре с привидениями

— Я пойду сделаю вам пластырь из апельсиновых корочек. Если вы будете носить его на голове, уже завтра вам полегчает.

— Ну как я могу появиться на банкете с обвязанной головой? Я же буду глупо выглядеть!

— Никто ничего не заметит, если вы натянете пониже свой головной убор, — возразила всегда мыслящая практически первая жена.

Судья пробормотал какие-то возражения, но третья жена уже взяла горсть сушеных апельсиновых корок из аптечного сундучка и бросила в кипящий горшок. После того, как они достаточно набухли, вторая жена завернула их в кусок ткани, и две женщины плотно обмотали ему пластырь вокруг головы. Первая жена тщательно натянула сверху бархатную шапочку и заметила:

— Теперь никто ничего не заметит!

Судья поблагодарил их и обещал вернуться сразу же после банкета. У порога он обернулся и сказал служанкам, чтобы они закрыли дверь на щеколду.

— И никоим образом, — добавил он, — не открывайте, пока не удостоверитесь, с кем имеете дело. В монастыре находятся самые разные люди.

Он прошел в прихожую, где его дожидался Тао Ган. Приказав служанкам отнести чай их хозяйкам, он усадил помощника рядом с собой и сказал, понизив голос:

— Мо Моте покинул кладовую перед моим приходом. Вернулся ли он в артистическую уборную?

— Нет, ваше превосходительство. Он, похоже, шатается по монастырю. Но барышня Нгеуян появилась сразу же после вашего ухода. Без грима она совсем не похожа на барышню Пао, хотя у нее тот же овал лица и такие же правильные черты. Наверное, в коридоре мы встретили барышню Пао. Как вы помните, у нее был нежный и приятный голос, голос же Нгеуян чуть хриплый. И хотя я не берусь утверждать, но мне показалось, что у девушки в коридоре фигура была скорее округлая, тогда как Нгеуян довольно костлява.

— Однако девушка в коридоре держала левую руку так же, как актриса. О чем она говорила?

— Она была молчалива и оживилась лишь после того, как я похвалил барышню Тин за ее акробатический танец. Когда же я намекнул на ее встречу с Цун Ли, она лишь заметила, что юноша назойлив до предела. Я дал ей понять, что ее манера исчезать, когда с нею разговаривают, вам не понравилась. Она окинула меня странным взглядом и заявила, что больше никак не могла оставлять своего медведя одного.

Сердито подергивая бороду, судья воскликнул:

— Они смеются над нами! А что тебе удалось разузнать о Мо Моте?

— Этот человек ведет беспорядочный образ жизни, присоединяется к труппе на месяц-два, а потом исчезает. Он всегда играет предателей, а Куан утверждает, что такие роли в конце концов портят характер актера. Как я понял, Мо Моте вздыхает по барышне Тин, но этой красотке он не нужен. Он страшно ревнует ее к барышне Нгеуян, подозревая, что девушки испытывают друг к другу более нежное чувство, чем просто дружба. На это, впрочем, намекает и Цун Ли в своем стихотворении. Куан также считает, что сегодня вечером Мо Моте изменило чувство меры, когда он работал с мечом слишком близко от своей партнерши. Он, однако, утверждает, что со своим медведем в роли телохранителя актриса может никого не бояться. Этот зверь бегает за ней, словно большая собака, и подчиняется мановению ее пальца. Но его настроения изменчивы, и только она одна осмеливается к нему подступиться.

— Какая озадачивающая головоломка! — ругнулся судья. — Если девушка, которую мы встретили в коридоре, будь то барышня Пао или барышня Нгеуян, убегала от Мо Моте, потому что он опасный маньяк, то это согласуется со сценой, которую я заметил. Нет сомнений, тогда в окне я видел именно Мо Моте, но кем была жертва, над которой он свирепствовал? Наша первая задача в том и состоит, чтобы проверить, есть ли сейчас в монастыре другие женщины, кроме тех, кого мы уже знаем.

— Благородный судья, без вашего согласия я не решился там заговорить о женщине с обрубленной рукой, но думаю, что в настоящее время госпожа Куан и две актрисы являются единственными находящимися здесь особами женского пола.., конечно, не считая госпожу Пао и ее дочь.

— Не забывай, что нам известна только малая часть монастыря. Кто знает, что может происходить там, куда гостям закрыт доступ? А у нас нет даже плана! Но мне пора нанести визит учителю Суеню. Ты же возвращайся к актерам. Если появится неуловимый Мо Моте, буквально прилипни к нему и не отходи во время всего банкета. Я скоро снова с тобой встречусь.

В коридоре ожидал послушник. Дождь продолжал сильно хлестать по ставням, и судью отнюдь не радовала перспектива измочить свое парадное платье.

— Нужно ли выходить из здания, чтобы попасть в Западную башню? — осведомился он.

— О, нет! — воскликнул монашек, — Уважаемый господин, мы сможем пройти туда под нефом храма.

— Снова лестницы! — недовольно буркнул судья.

В сопровождении своего проводника судья вновь проделал уже знакомый ему путь к центральной лестничной площадке. Оказавшись над нефом, они повернулись спиной к коридору, который вел к кладовой, и вступили в прямой переход, освещенный единственным светильником.

Внезапно судья Ди испытал неприятное ощущение, что за ним наблюдают. Резко обернувшись, он заметил темный силуэт мужчины, вероятно, одетого в серое, который проскользнул ко входу в коридор и исчез.

— А часто ли монахи пользуются этим переходом? — спросил он у послушника.

— О нет, уважаемый господин. Я выбрал его только для того, чтобы не идти под дождем. Те, кому нужно в Западную башню, поднимаются туда по винтовой лестнице напротив трапезной.

Когда они оказались в небольшом квадратном зале западного крыла, судья остановился, чтобы сориентироваться.

— Куда ведет эта дверь? — спросил он, показывая на узкий проем справа.

— В Галерею ужасов, уважаемый судья. Она занимает все восточное крыло центрального двора, но нам, послушникам, не разрешается туда заходить.

Судье Ди было известно, что все сколько-нибудь значительные даосские монастыри обладают галереей фресок или скульптур, которые в реалистической манере описывают наказания, ждущие грешников в десяти кругах ада.

— Казалось бы, — заметил он, — что прогулка в это мрачное место может лучше всего способствовать отвращению юношеских душ от греха.

Теперь они взбирались по лестничным пролетам, отделявшим их от площадки, на которую выходила высокая ярко-красная дверь покоев бывшего императорского наставника.

— Осторожно, уважаемый господин, — предупредил его послушник, — балюстрада нуждается в починке.

Поставив ногу на площадку, судья увидел, что в ограде действительно зияет дыра.

— Вот лестница, о которой я только что вам говорил, — пояснил монашек. — Она заканчивается у западных ворот двумя этажами ниже.

Начальник уезда вручил послушнику свою визитную карточку, и тот постучал в дверь.

— Входите! — крикнул низкий голос.

Даосский мудрец сидел перед столом, заваленным книгами и бумагами. Глубоко склонившись, монашек протянул ему визитку начальника уезда. Бросив на нее беглый взгляд, учитель Суень поднялся и пошел навстречу гостю.

— Так это вы начальник нашего уезда! — сказал он, — Добро пожаловать в монастырь Утреннего Облака, Ди.

Скрестив почтительно руки, судья поклонился и ответил:

— Стоящий перед вами смиренный чиновник благословляет случай, который предоставил ему давно ожидаемую возможность высказать свое уважение столь выдающейся особе, как ваше превосходительство.

— Ко всем чертям эти пышные фразы, Ди! — сердечно воскликнул Суень Мин. — Посидите, пока я наведу порядок во всех этих бумагах.

Он снова уселся за стол, сказав послушнику, который только что подал чай:

— Спасибо, мой мальчик. Ты можешь быть свободен. Я сам поухаживаю за гостем.

Глоточками попивая ароматизированный жасмином чай, судья присматривался к учителю. Суень был так же высок, как и он, но потяжелее, и его могучая шея почти совсем пропадала между плечами борца. Хотя он приближался к шестидесяти годам, на его розовом гладком лице не было ни морщинки. Полукольцо коротких седых волос окаймляло его подбородок, а зачесанная назад серебристая шевелюра открывала широкий лоб и плотно прилегала к темени. Будучи светским даосом, он не носил головного убора, и его тонкие усики резко контрастировали с мохнатыми бровями. Все в нем свидетельствовало о поистине исключительном характере.

Затем судья принялся за чтение различных даосских текстов, развешанных по стенам. Наконец учитель Суень отодвинул бумаги и, устремив на судью свой пронизывающий взгляд, спросил:

— Вы упомянули о каком-то случае. Надеюсь, ничего серьезного?

— Нет, нет. Проведя две недели в столице, моя семья и я сегодня выехали в Ханюань. Я надеялся еще до вечерней трапезы быть в ямыне, но разразилась гроза, а на горной дороге сломалась ось нашего фургона. Я вынужден был просить настоятеля о гостеприимстве, но рассчитываю завтра ранним утром выехать. Говорят, что такие бури всегда очень коротки.