Линдсей Дэвис - Серебрянные слитки

— Возможно, вы правильно сделали, спрятав Сосию Камиллину, — сказал он. — А она в приличном месте?

— За ней присматривает моя мать, господин!

Это в некотором роде было правдой. Мать регулярно осматривала мои комнаты в поисках доказательств пребывания распутных женщин. Иногда она их находила, иногда я успевал вовремя их вывести.

Этот сенатор не был идиотом. Он решил, что кто-то должен отправиться со мной и проверить, все ли в порядке с девушкой, я же не советовал ему так делать. Какие-то неприятные типы показались в таверне напротив дома сенатора, следили за входящими в его дом. Нельзя было с уверенностью говорить, что они как-то связаны с Сосией. Молодчики вполне могли оказаться обычными ворами-взломщиками, неудачно выбравшими день для оценки потенциальной жертвы. Поскольку сенатор в любом случае показывал мне дом, мы отправились на них взглянуть.

На входной двери висел надежный деревянный замок, открывавшийся шестидюймовым трехзубчатым железным ключом, а также четыре латунные задвижки. Также была установлена решетка, закрывавшаяся отодвигающейся планкой. Сквозь решетку привратник осматривал посетителей. На ночь дверь запиралась еще и на толстую перекладину из каменного дуба, которая подвешивалась поперек на две крепко вбитые опоры. Привратник жил в маленькой комнатке сбоку от входной двери.

— Достаточно? — спросил у меня сенатор.

Я долго смотрел на него, потом перевел взгляд на сонное воздушное создание, используемое в качестве привратника — вялого типа, которого сдует сильный порыв ветра, впустившего похитителей Сосии в дом.

— О да, господин. Система прекрасная, но позвольте мне дать вам один совет: пользуйтесь ею!

Как я видел, он понял, что я имею в виду.

Я заставил его посмотреть сквозь решетку на двух типов в таверне.

— Эти два наблюдателя видели, как я пришел. Я перепрыгну через вашу стену позади дома. Позвольте мне осмотреть дом сзади. Отправьте раба к дежурному в местном временном помещении для арестованных и добейтесь их ареста за нарушение общественного порядка.

— Но они не…

— Они его нарушат, — сообщил я ему. — Когда отряд преторианской гвардии будет их арестовывать.

Сенатор был убежден. Руководителей империи вообще так легко убедить. Сенатор обратился к привратнику, который выглядел раздраженным, но, тем не менее, отправился исполнять поручение. Я заставил Камилла Вера показать мне верхний этаж, а когда через десять минут мы спустились вниз, я снова глянул через решетку. На этот раз я увидел, как двух типов из таверны ведет по улице группа солдат. Руки у молодчиков были скручены за спиной.

Я убедился, что обращение важного гражданина к магистрату с жалобой вызывает быструю реакцию, и это радовало!

Если на единственной входной двери на фасаде дома было множество разнообразных засовов, то сзади насчитывалось семь различных входов в сад и ни единого приличного замка. Кухонная дверь открылась легко, стоило мне достать свою отмычку. Ни на одном из окон я не увидел решеток. Балкон, идущий вокруг верхнего этажа, открывал доступ ко всему дому. Элегантная голубая столовая закрывалась хлипкими раздвижными дверями, которые я без труда открыл обломком плитки с клумбы. За моей работой наблюдал секретарь сенатора. Это был худой раб, грек с горбатым носом, смотрел он надменно. Кажется, что секретари-греки просто рождаются с подобным надменным выражением лица. Я долго диктовал указания.

Я решил, что мне нравится диктовать. Мне также понравилось выражение лица грека, когда я улыбнулся на прощание, перебрался через солнечные часы, поставил для опоры ногу на ветку плюща и взлетел на стену, разделяющую участок, чтобы осмотреть соседний дом.

— Кто там живет?

— Младший брат хозяина.

Я сам был младшим братом и с удовольствием отметил, что младший Камилл — человек разумный. Он установил на каждом окне крепкие планчатые ставни, окрашенные в темно-малахитовый цвет. Оба дома облицевали стандартными плитами из лавы, верхние этажи поддерживались тонкими колоннами, вырезанными из самого обычного серого камня. Архитектор щедро украсил фронтон скульптурами из терракоты, но к тому времени, когда потребовалось заниматься садом и выставлять там обычные статуи грациозных богинь, деньги закончились. Сад украшали одни решетки для вьющихся растений, правда, растения цвели пышно и определенно были здоровыми. Оба дома по разные стороны стены явно строились одним архитектором. Трудно сказать, почему один из них, сенаторский, казался привлекательным и словно улыбался, а дом его брата выглядел строгим и холодным. Я порадовался, что Сосия живет в улыбающемся доме.

Я долго смотрел на дом брата, не уверенный в том, что именно ищу, затем махнул греку и прошел по верху разделяющей дома стены до самого конца. Там я беспечно спрыгнул вниз.

Приземлившись в переулке за стеной сенаторского сада, я запачкался в пыли и сильно ушиб колено. Один Геркулес знает, почему я это сделал, ведь рядом имелся въезд для телег, которые доставляли продукты, с очень хорошими воротами.

Возвращаясь домой, я заметил, что людей и шума на улице прибавилось. Кричали торговцы, слышался стук копыт, звенели колокольчики на упряжи. Маленькая черная собака со свалявшейся плотными комками шерстью, торчавшими во все стороны, яростно облаяла меня у лавки булочника. Когда я повернулся, чтобы обругать собаку, ударился головой о кувшины, вывешенные на веревке гончаром. Этот гончар считал, что его товар следует рекламировать таким образом — кувшины выдерживали удар головой. К счастью, моя голова тоже оказалась крепкой. На Остийской дороге меня сильно задели, а потом еще и зажали чьи-то слуги-носильщики, но мне удалось отомстить, отдавив ноги нескольким из них. В трех улицах от дома я заметил мать, она покупала артишоки. Ее губы были поджаты, а лицо выражало недовольство — верный признак, что думает она обо мне. Я юркнул за бочки с улитками, а затем отступил назад, чтобы не выяснять, на самом ли деле она обо мне думала. Похоже, мать меня не заметила. Дела шли хорошо: я подружился с сенатором, у меня появилась бессрочная работа, а что лучше всего, — Сосия.

Из мечтательного состояния меня быстро вывело приветствие двух крепких парней и заставило взвыть от боли.

— Ой! — заорал я. — Послушайте, парни, это ошибка. Скажите Смаракту, что моя арендная плата…

Я не узнал ни одного из них, но гладиаторы у Смаракта редко задерживаются надолго, если они не сбегают, то неизбежно погибают на ринге. Если же они не добираются до ринга, то умирают от голода, поскольку у Смаракта свои представления о диете для тренирующегося гладиатора: горсть бледно-желтой чечевицы в использованной для мытья воде. Я предположил, что это два последних приобретения моего домовладельца.

Мое предположение оказалось неправильным. К этому времени моя голова оказалась зажатой под локтем первого парня. Второй наклонился ко мне и улыбнулся. Уголком глаза я увидел часть шлема последней модели с нащечниками и привычный красный шейный платок у него под подбородком. Ребята явно были из армии. Я подумал, не сообщить ли им, что я сам старый солдат, но, если вспомнить историю моего легиона, было маловероятно, что покинувший Второй легион Августа солдат может на кого-то произвести впечатление.

— Муки совести? — прокричал тот, что был сбоку. — Тебя должно еще кое-что волновать. Дидий Фалько, ты арестован!

Арест молодчиками в красном был обыденным делом, как и требования наличных Смарактом. Более крупный из этих верзил пытался выдавить мои миндалины и действовал с ловкостью и быстротой поваренка, выдавливающего горох из стручка. Я бы попросил его остановиться, но лишился дара речи от восхищения его техникой…

Я чувствовал себя в караульном помещении как дома, будто находился на вечеринке, устроенной эдилом Атием Пертинаксом. Я ожидал, что меня потащат в тюрьму — Лаутумийскую, а то и Мамертинскую, если удача от меня полностью отвернулась. Вместо этого они поволокли меня на восток, в Первый квартал. Для меня это было ново и удивительно, поскольку я раньше никогда не имел никаких дел в районе Капенских ворот. Получается, я оскорбил власти за такое короткое время.

Если есть какой-то класс людей, которых я ненавижу больше всех остальных, то это эдилы. Ради провинциалов позвольте мне сказать, что в Риме за законом и порядком следят преторы, их выбирают по шесть человек за раз, и они делят между собой четырнадцать кварталов. У каждого есть помощник для выполнения вспомогательной работы — ногами. Это и есть эдилы, наглые и дерзкие молодые политики, которые впервые заняли какой-то пост на службе обществу. Таким образом они убивают время перед тем, как занять лучшие места, на которых дают больше взяток.