Йен Пирс - Последний суд

«Вы знаете, когда-то она висела в кабинете герцога Орлеанского». Подобные фразы оказывают просто магическое действие на клиентов. Да о чем же он раньше-то думал? Нужно спросить у Делорме, откуда у него появилась эта картина. Во-первых, из соображений корректности он в любом случае должен поставить галерейщика в известность о намерении Мюллера продать картину. А из соображений профессиональной гордости Аргайлу было приятно сообщить ему, что, порывшись в библиотеке, он раскопал информацию, которая позволит ему перепродать полотно вдвое дороже, чем это удалось Делорме.

К разочарованию Аргайла, на его звонок никто не ответил. Когда-нибудь, когда европейское сообщество придет к консенсусу относительно длины стебля лука-порея, приведет к единому стандарту форму яиц и запретит все продукты, от которых можно получить удовольствие, возможно, тогда оно обратит наконец свое внимание на телефонные звонки и тоже приведет их к единому стандарту. Пока же в каждой стране существует своя система. Например, во Франции длинный гудок означает, что вы прозвонились, в Греции — «занято», в Англии это значит, что набранного номера не существует. Два коротких гудка в Англии означают, что вы прозвонились, в Германии — «занято»; во Франции, как выяснил Аргайл после долгой напряженной беседы с телефонисткой, это означало, что идиот Делорме забыл оплатить квитанцию и компания отключила ему телефон.

— Что это значит? — добивался Аргайл у телефонистки. — Как вы могли его отключить?

Откуда они только берутся, эти телефонистки? Во всем мире они одинаковы. Эти универсальные существа умудряются построить в высшей степени вежливую фразу, вложив в нее глубочайшее презрение. Всякий разговор с ними человек заканчивает униженным, оскорбленным и разъяренным.

— Просто взяли и отключили, — отрезала телефонистка. «Это всем известно, — прозвучало в ее голосе. — Сами виноваты, что заводите друзей, которые не в состоянии оплатить счет». Более того, он уловил в ее голосе убежденность, что и ему самому в ближайшем будущем грозит отключение, раз он такой настырный.

— А вы не можете сказать, давно его отключили?

— Нет.

— А вы не знаете, может быть, на эту фамилию зарегистрирован еще один номер?

— Нет.

— Может, он переехал?

— Боюсь, что нет.

Озадаченный и злой, Джонатан повесил трубку. Господи, придется писать письмо. Он уже несколько лет не писал писем. Даже забыл, как это делается. Не говоря уж о том, что пишет он по-французски еще хуже, чем говорит.

Аргайл полистал записную книжку в надежде, что всплывет какой-нибудь давний знакомый из Парижа, которого можно будет попросить об услуге. Никого. Черт.

Зазвонил телефон.

— Да, — рассеянно бросил он в трубку.

— Я разговариваю с мистером Джонатаном Аргайлом? — спросил голос на ломаном итальянском.

— Да.

— И у вас находится картина «Казнь Сократа»? — продолжил голос уже на ломаном английском.

— Да, — в третий раз повторил удивленный Аргайл. — В некотором роде это так.

— Что значит «в некотором роде»?

Голос был тихий, сдержанный, почти мягкий, но Джонатану он почему-то сильно не понравился. Было что-то странное в самой постановке вопросов. Кроме того, этот голос кого-то ему напоминал.

— Это значит, что я сдал картину на оценку в торговый дом. С кем я говорю?

Его попытка взять инициативу в свои руки прошла незамеченной. Человек на другом конце провода — что же это за акцент? — проигнорировал его вопрос.

— Вы в курсе, что картина — краденая?

Только этого не хватало.

— Я спрашиваю: с кем я разговариваю?

— С сотрудником французской полиции. Из отдела по борьбе с кражами произведений искусства, если быть точным. Меня откомандировали в Рим, чтобы вернуть работу владельцу. И я намерен выполнить задание.

— Но я…

— Вы ничего не знали. Я правильно вас понял?

— Э-э…

— Возможно. Вы в этом деле лицо постороннее, и я получил инструкции не привлекать вас к ответственности.

— О, хорошо, если так.

— Но картина нужна мне немедленно.

— Я не могу отдать вам ее прямо сейчас.

В трубке наступило молчание. Очевидно, звонивший не ожидал такого поворота.

— И почему, позвольте спросить?

— Я же говорю: я сдал ее в торговый дом. Они откроются только завтра утром. До утра я никак не смогу ее забрать.

— Назовите мне имя человека, который принял ее у вас.

— Не вижу оснований для этого, — с неожиданной твердостью заявил Аргайл. — Я вас не знаю. Может быть, вы и не из полиции.

— Я буду счастлив разубедить вас. Если хотите, могу навестить вас сегодня вечером, и тогда вы сможете удовлетворить свое любопытство.

— Когда?

— В пять часов вас устроит?

— Хорошо. Тогда до встречи.

Джонатан положил трубку на рычаг и долго стоял, обдумывая разговор. «Проклятие. Просто напасть какая-то. Все против меня». Конечно, он не рассчитывал сорвать большой куш, продав эту картину, но все же надеялся заработать хоть какие-то деньги. «Хорошо, что я успел обналичить чек Мюллера», — подумал Аргайл.

Но чем больше он размышлял, тем более странным казался ему звонок. Почему Флавия не предупредила его, что им заинтересовался ее коллега из Франции? Уж она-то должна была знать. Незнакомец свалился ему как снег на голову.

«Да… Выходит, я переправил через границу краденый товар. Неприятная история. А если я лично передам картину в руки французскому полицейскому, не послужит ли это потом уликой против меня? Мало ли что он там обещал. Может, лучше сначала с кем-нибудь посоветоваться?»

Он взглянул на часы. Флавия уже пообедала и должна быть в офисе. Он редко беспокоил ее на работе, но сегодня у него имелась веская причина, чтобы нарушить это правило.

— О, как я рада, что ты пришел, — сказала она, когда двадцать минут спустя он вошел в ее кабинет. — Значит, тебе передали мою просьбу?

— Какую просьбу?

— Я просила соседку передать тебе, чтобы ты связался со мной.

— Мне никто ничего не передавал. Послушай, случилось нечто ужасное.

— Точно, ужасное. Это ты правильно сказал. Бедняга.

Джонатан умолк, с недоумением глядя на подругу.

— По-моему, мы говорим о разных вещах.

— Разве? А ты зачем пришел?

— Я пришел рассказать о картине. Она — краденая. Мне только что звонил твой коллега из Франции. Он требует вернуть ее. Я решил посоветоваться с тобой.

Флавия даже вскочила от волнения. Новость настолько удивила ее, что она почувствовала необходимость встать и пройтись по комнате.

— Когда он звонил тебе? — спросила она. Аргайл ответил и пересказал разговор.

— Он назвался?

— Фамилии он не называл. Сказал только, что зайдет вечером поговорить о картине.

— Откуда он узнал, что картина у тебя?

Джонатан покачал головой:

— Понятия не имею. Может быть, Мюллер сказал ему? Больше некому.

— В этом-то как раз и проблема. Мюллер мертв. Его убили.

Жизнь Аргайла и так уже пошла наперекосяк из-за проклятой картины. Но убийство — это уже слишком. Просто полная катастрофа.

— Что? — только и смог сказать он. — Когда?

— Предположительно прошлой ночью. Идем. Нужно рассказать о звонке генералу. О Господи. И я уверяла его, что твое участие в этом деле — чистая случайность.

Боттандо мирно пил чай, когда они ввалились к нему в кабинет. Коллеги частенько посмеивались над ним за эту привычку. «Пить чай! Это так не по-итальянски!» Он пристрастился к чаю несколько лет назад после недельной командировки в Лондон и даже не потому, что ему так уж нравился сам напиток, тем более что итальянцы не умеют по-настоящему его заваривать, — ему понравилась идея, что посреди суматошного дня можно вдруг отбросить все заботы и дела и погрузиться в атмосферу тишины и уюта. Весь его день был размечен маленькими приятными зарубками: кофе, ленч, чай, рюмочка в баре напротив в конце рабочего дня. В эти короткие минуты он откладывал в сторону все бумаги и отрешенно отхлебывал из чашки бодрящий напиток, глядя в никуда и думая ни о чем.

Он ревниво оберегал свой покой и научил секретаршу, что отвечать в такие минуты: «Генерал на совещании. Что передать?». Горе было тому смельчаку, который рискнул бы нарушить его уединение.

На этот раз таким смельчаком оказалась Флавия. Но у нее имелось оправдание, которое она захватила с собой и усадила за столом напротив Боттандо.

— Простите, — повинилась она, чтобы пригладить мгновенно взъерошившиеся перышки Боттандо, — я не стала бы вам мешать, но эту новость вы должны услышать первым.

Недовольно ворча, Боттандо мысленно распрощался со своим чаем и покоем, надменно скрестил руки на груди, откинулся на спинку кресла и сердито сказал:

— Ну, выкладывайте, что там у вас.