Курт Ауст - Судный день

Особенно его заинтересовали подошвы башмаков. Томас достал веревочку и, измерив длину подошвы от носка до пятки, завязал два узелка. Потом он обыскал карманы умершего, но обнаружил лишь пару шиллингов в жилетном кармашке.

От такого близкого общения с покойником мне стало не по себе, и я отступил назад, предпочитая наблюдать издали, но и тут меня поджидала неожиданность.

В темноте, позади меня кто-то стоял – тихо, не двигаясь, однако я почувствовал чье-то присутствие и медленно повернул голову.

Мария. Она ласково улыбнулась мне и прижалась грудью к моей спине. Она склонилась вперед, и я почувствовал ее дыхание, а потом прошептала, что увидела в окно свет нашего фонаря и решила выяснить, кому и зачем понадобилось разгуливать по двору ночью.

Томас недовольно взглянул на нее через плечо, но ни слова не сказал. Мария, все еще шепотом, сообщила, что она никому ни о чем не расскажет, даже хозяину. Кивнув, Томас продолжал осматривать тело, а девушка не отходила от меня, внимательно наблюдая за профессором.

От Марии пахло луком и салатом, а в сарае, наверное, потеплело, потому что по спине у меня потекли ручейки пота.

Наконец Томас закончил осмотр и, оставив камзол и жилетку валяться рядом, набросил на графское тело мешки и вышел наружу. Прикрыв ворота, я вопросительно посмотрел на профессора. Тот на миг задумался, но затем кивнул – да, придется запереть.

Теперь мне был уже знаком механизм замка, поэтому действовать было проще, правда, руки мои от холода совсем онемели. Я боялся, что, когда мы вернемся в нашу комнату и пальцы согреются, раны на их кончиках тотчас же отзовутся резкой болью.

Огибая угол сарая, Томас на секунду остановился и вытащил веревочку, которой измерял графские ботинки. Я взял фонарь, профессор посмотрел на веревочку и, расстроенно покачав головой, сунул ее обратно в карман, а потом оглядел затоптанное нашими ногами место, где мы обнаружили тело графа.

Возле двери Томас схватил Марию за руку и приложил палец к губам. Зубы у девушки блеснули, она беззвучно засмеялась, кивнула и исчезла в полумраке трактира, направляясь к своей комнате, а мы с Томасом поднялись наверх, чтобы наконец выспаться.

Когда я забрался под одеяло и закрыл глаза, то вспомнил мертвого графа и слова Томаса. И вдруг я понял: здесь, на постоялом дворе, находится сейчас тот, из-за кого граф закоченел до смерти.

Иначе говоря – мы находились под одной крышей с убийцей.

Уснул я не скоро.

Где-то кукарекал петух и мычали коровы, дом наполнился звуками, внизу хлопнула дверь. Под одеялом было уютно и тепло, я чувствовал, что наконец выспался, хотя голова немного побаливала. За окном из серых туч падали густые пушистые хлопья снега. Нет, в такую погоду ехать было нельзя.

Мне приспичило в туалет, поэтому я слез с постели и, вытащив из-под кровати ночной горшок, справил малую нужду.

Постель Томаса оказалась пустой, и, к моему удивлению, парик профессора тоже исчез.

“Парики нужны лишь вшам и блохам – иначе паразитам просто негде будет жить. К тому же, когда ешь, с париков в пищу сыплется пыль, голова от них чешется, да и вообще они лишь мешают”. Томас никогда не питал особых симпатий к этой новой моде и надевал парик лишь в особых случаях. Именно поэтому исчезновение парика меня так удивило.

Быстро одевшись, я захватил наши ночные горшки и спустился вниз. Когда я заглянул в трактир, чтобы забрать плащ и шляпу, то увидел там лишь священника, хотя в камине уже потрескивали дрова. Пастор сидел в углу и сосредоточенно читал Библию. При моем появлении он даже головы не поднял.

Выйдя из трактира, я свернул направо, к хлеву, и опорожнил горшки в компостную яму. Кто-то уже успел расчистить среди глубоких сугробов дорожки. Отойдя подальше, где снег был чистым, я протер снегом лицо, стряхивая сон, и вымыл горшки. Раны на кончиках пальцев побаливали, но уже начали постепенно заживать.

С ведром молока из хлева вышла Мария – она улыбнулась и пожелала мне доброго утра. Девушка выглядела удивительно свежей и отдохнувшей.

– Ты же полночи не спала. Неужели совсем не устала? – спросил я по пути к дому.

– Мне полночи сна всегда хватало. Когда я была маленькой, то почти не спала – мама чуть с ума не сошла от этого, – рассмеялась Мария, – она так измучилась, что отправила меня в услуженье на соседский хутор, а было мне тогда всего пять. – Поднявшись на крыльцо, Мария повернулась и посмотрела на меня сверху вниз. Ее грудь оказалась прямо на уровне моих глаз. – Так что я по ночам почти не сплю, – повторила она и исчезла за дверью.

Я пошел следом за ней и уже занес ногу над порогом, когда из хозяйских комнат до меня донесся голос Томаса. Говорил он громко и немного надменно, – так случалось, если ему во что бы то ни стало хотелось добиться своего. Я подошел к двери и постучался. Хозяин приоткрыл дверь, и позади него я увидел Томаса – в парике, манишке, лучшем, расшитом золотыми нитками жилете и в новом камзоле. Как едко отметил один из друзей Томаса, для этого камзола мерку с профессора сняли совсем недавно.

– А, Петтер, ты здесь! Очень кстати. Не принесешь ли ты мне папку с рекомендациями и верительными грамотами? Этот… трактирщик, – самым оскорбительным тоном заявил Томас, а маленький трактирщик покраснел, но явно приготовился дать отпор, – желает увидеть доказательства моей репутации и добропорядочности. – Взмахнув рукой, Томас отправил меня за документами.

Вскоре я вернулся с папкой, перевязанной двумя красными шелковыми тесемками.

Томас с торжественным видом взял у меня папку, благоговейно развязал тесемки и начал выкладывать перед маленьким трактирщиком документы: на многих из них виднелись внушительные блестящие печати. По мере того как стопка бумаг росла, а Томас без передышки оглашал содержание каждого нового листка, хозяин, казалось, становился все меньше и меньше ростом прямо на моих глазах. Мне захотелось ободряюще хлопнуть его по плечу и объяснить, что на самом деле профессор вовсе не такой. Вот только едва ли трактирщик поверил бы мне.

– …А это грамота из Йенского университета – здесь указано, что я ассистировал профессору математики Эрхарду Вейгелю в его исследованиях для Collegium curiosum[6]. Такой начитанный человек, как вы, господин Хамборк, безусловно, слышал о нем. – Томас указал на забитый книгами шкаф в углу гостиной. – Его книга “Aretologistica” вызвала множество споров. В ней Вейгель предлагает новую систему чисел. Несколько лет назад он нанес визит в Копенгаген – по приглашению прежнего короля. Задачей профессора было сконструировать pancosmus, гигантский глобус звездного неба, на котором все звезды указаны именно так, как они расположены на Всевышних небесах. По этому случаю профессор оказал мне честь и посетил мое скромное жилище, – Томас вытащил следующий документ, – а здесь указано, что я изучал теологию в Копенгагене и получил степень доктора юриспруденции в университете Лейдена, где юридическим факультетом заведует генеральный прокурор Нильс Бенсон, королевский советник по правовым вопросам. Данный документ подтверждает, что я занимаю должность заместителя генерального прокурора и состою при столичном университете в должности профессора философии. Анатомию и медицину я изучал при Флорентийском университете, вот, взгляните. В Париже я обучался астрономии и астрологии, в Амстердаме – философии… Это приказ о моем назначении судьей Королевского Верховного суда, а вот…

– Достаточно. Хватит, – хрипло выдохнул трактирщик, которого, как оказалось, звали фон Хамборк. Однако в его взгляде мне почудилось нечто угрожающее, так что я даже подошел поближе и изготовился к прыжку на случай, если вдруг трактирщику вздумается вцепиться в горло Томасу Бубергу. – Вот ключ. Идите. Делайте все, что посчитаете нужным, но только побыстрее уходите.

Снисходительно улыбнувшись, Томас убрал документы в папку.

– Когда граф сюда приехал? И бывал ли здесь прежде? Кто он такой? Вы его хорошо знали?

Господин Хамборк в отчаянии огляделся по сторонам и, с трудом доковыляв до стула, обессиленно опустился на него. Жена трактирщика не показывалась, и я обеспокоился: неужели она по-прежнему нездорова? Я подошел к небольшому чайному столику и, налив стаканчик горячительного, протянул его трактирщику. Тот посмотрел на меня с признательностью, но во взгляде его сквозило недоумение, будто он и не ждал подобной заботы от того, кто принадлежал “лагерю” профессора. Осушив стакан, он вернул его мне и прокашлялся.

– Граф Филипп д’Анжели приехал два дня назад, во второй половине дня. Прежде он у нас никогда не останавливался, и мы с ним знакомы не были. – Трактирщик посмотрел на Томаса в надежде, что такой ответ профессора удовлетворит. Надеялся он напрасно.

– Расскажите о графе все, что знаете. Что французский граф забыл в Дании? И куда направлялся?