Средневековые убийцы - Проклятая реликвия

— Только не нам, сэр, — возразил я, сообразив, что эти свидетельские показания могла дать только Долл. — Как я уже сказал, меня привело на ярмарку поручение купить грязные страницы ранней пьесы Уильяма Шекспира. Мои друзья могут это подтвердить.

Джек и Абель кивнули, но Фарнаби, казалось, больше этим не интересовался.

Я начал думать о стопке бумаги, спрятанной под рубашкой. Теперь я очень жалел, что не оставил рукопись лежать под телом Хетча. Кроме того, слова судьи прояснили тайну пребывания на ярмарке Тома Гейли. Хетч собирался продать «вещь» актерам, как сообщила судье Фарнаби Долл. Значит, Гейли все-таки пришел сюда не в поисках «Домициана». Возможно, он о нем и не знал. Он явился с поручением от Хенслоу купить частицу креста. Я размышлял, стоит ли называть судье имя мистера Гейли, как Фарнаби задал мне следующий вопрос:

— Мистер Хетч показывал вам пистолет, когда вы в первый раз посетили палатку?

— Да, сэр. Он держал его заряженным…

— Почему?

— Потому что мир полон негодяев. Это его собственные слова.

— Вот тут он прав, — согласился судья Фарнаби. — Это тот самый пистолет?

И он театральным жестом вытащил оружие из-за своего стула. С выпуклой рукояткой и прямым дулом. До сих пор я его не замечал. Вероятно, Фарнаби собирался потрясти меня, чтобы я признал свою вину.

— Я… я думаю, да, сэр, — сказал я. — Это снапхонц.

— Ага, с оружием вы знакомы неплохо, мистер Ревилл, — произнес судья.

В жизни не держал в руках, хотел ответить я, но было уже поздно. Теперь я понимал, что, пока мы сидели в камере, между судом и палаткой мертвеца прошло множество народа, и многие дали свидетельские показания, ни одно из которых не представило нас в лучшем свете.

— А что случилось с птицей? — спросил Фарнаби.

Неожиданный вопрос застал меня врасплох.

— Вы имеете в виду ворона?

— Да. У меня имеются свидетельские показания, что у Хетча жила птица по кличке Держи-крепче.

— Я не знаю, что с ним случилось, сэр. Сначала ворон был в палатке, но когда я с друзьями вернулся в нее, он исчез. Может быть, испугался, когда его хозяин погиб.

В толпе кто-то всхлипнул. Долл Вопинг стояла, скорбно закрыв руками лицо.

— Очень хорошо, — заявил Фарнаби. — Вы двое, спутники мистера Ревилла, можете добавить что-нибудь к его рассказу?

Когда Джек и Абель сказали, что не могут, Фарнаби произнес:

— Пока достаточно. Вы можете идти.

Это внезапное освобождение меня удивило, но тут я заметил, что судья переглянулся с одним из констеблей. Интересно, как далеко нам разрешат уйти?

Оказавшись за пределами монастыря святого Варфоломея, мы заспорили, что делать дальше. День перевалил за полдень. Солнце висело в небе, жаркое и тяжелое.

Раньше я хотел есть, но теперь полностью потерял аппетит. Абель хотел прямо сейчас убраться с ярмарки и вообще из Смитфилда, но Джек сказал, что такой поступок только убедит всех, что мы виновны.

Краем глаза я заметил одного из констеблей с нависшими бровями. Нет сомнений, что Фарнаби приказал ему присматривать за нами.

Я показал за спину.

— У нас на хвосте Гог и Магог.

— Гог? Магог? — не понял Джек.

— Я так назвал констеблей, — пояснил я. — Вон те два громадных парня, которые брали нас под стражу. Они походят на деревянные статуи перед ратушей — здоровенные и уродливые.

Джек нерешительно взглянул на меня.

— Они не нашли ни шкатулку, ни склянку, ни щепку от креста, когда обыскивали нас, поэтому считают, что мы спрятали их где-нибудь на ярмарке. Они только и ждут, когда мы пойдем их искать.

— Я же сказал, нам нужно сейчас же уйти, — повторил Абель.

— Нет, не нужно, — возразил я. — Посмотрите туда. Или нет, лучше не смотрите. Сделайте вид, что мы разговвариваем.

В тени монастыря, наполовину скрытые разрушившимся контрфорсом, стояли двое мужчин. Мои друзья, будучи опытными профессионалами, не стали колебаться, а тотчас же вступили в оживленную «беседу», какие нам часто приходится вести на сцене «Глобуса». Между тем, выглядывая из-за них, я наблюдал за Беном Соловьем, исполнителем баллад, и его сообщником, маленьким человечком в простецкой шляпе, известным под именем Питер Перкин.

Должно быть, они считали, что их никто не видит, потому что полностью погрузились в свое занятие. В свое истинное занятие, состоявшее из воровства кошельков и последующего дележа добычи. Я ничуть не сомневался, чем именно они сейчас занимаются.

Певец отложил в сторону лютню ради плутней, если можно так выразиться, и перебирал на ладони какие-то вещи, только что положенные туда Перкином, вероятно, монеты или безделушки, результаты щипачества. А Перкин тем временем поднял лютню Соловья и вертел ее в руках. Я поразился их дерзости — заниматься этим в открытую, прямо возле Пирожно-пудренного суда. Но они стояли в укромном месте, а день успешной «работы», вероятно, сделал их беспечными.

Но заинтересовал меня совсем не вид парочки воров, подсчитывающих деньги. Дело в том, что Перкин, отложив лютню, неожиданно вытащил откуда-то деревянную шкатулку, которую я видел в палатке Улисса Хетча. Шкатулку с крышкой и звездой. Шкатулку, в которой лежала частица креста. Значит, украл ее все-таки Перкин! И не просто украл, но и убил, потому что тот, кто украл частицу креста, наверняка застрелил Улисса Хетча. Несмотря на утверждение Абеля, карманник Перкин оказался способен на убийство.

Пока я тайком наблюдал, Перкин показал шкатулку Соловью, одновременно покачав головой. Словно доказывая честность своего жеста, он открыл шкатулку и перевернул ее вверх дном. Оттуда ничего не выпало. Перкин еще что-то сказал, и Соловей ответил. Напряженные позы обоих указывали на неминуемую ссору.

Если бы эта парочка не так погрузилась в свою беседу, они бы меня заметили. Но Соловей произнес еще несколько резких слов — неразличимых на слух — и так яростно затряс головой, что красный берет едва с нее не слетел. Вместо ответа Перкин протянул ему шкатулку. Давай, говорил он всем своим поведением, не веришь мне, посмотри сам. Нет в ней ничего, она вправду пустая.

Певец схватил шкатулку и поднес ее к глазам, словно исследуя. Перкин все решительнее настаивал на своем, жестикулировал и размахивал руками. У Соловья открылся рот с выражением изумления и недоверия. Я никак не мог понять, о чем они спорят. Певец еще раз заглянул внутрь шкатулки. Потом посмотрел на нее сбоку — и увидел, что я за ним наблюдаю. Его взгляд метнулся мне за плечо, и глаза его расширились, то ли от страха, то ли от удивления. Я оглянулся. К нам приближался констебль, которого я окрестил Гогом (а может, и Магогом).

После этого все произошло одновременно.

Я решил, что единственный способ доказать мою — нашу — полную невиновность в деле убийства Хетча, это схватить карманника Питера Перкина и исполнителя баллад Бена Соловья — и шкатулку. Пустая или нет, она послужит доказательством их соучастия в преступлении. Я сказал «решил», но, разумеется, это был инстинктивный порыв. Крикнув что-то своим друзьям, я рванулся к тенистому месту, где стояли оба дружка.

Но Соловей, уже встревоженный появлением Гога (или Магога), одной рукой схватил свою лютню и, не отпуская деревянную шкатулку, обогнул контрфорс и пустился бежать. Его сообщник отстал на секунду-другую, но он тоже удрал, когда я был от них на расстоянии более двадцати ярдов.

Лучше бы Соловью и Перкину оставаться на своем месте и вести себя все так же нагло. Когда человек бежит — он виноват. И даже такой тупоголовый тип, как констебль, может отреагировать на бегущего, как охотничий пес реагирует на зайца. Я скорее почувствовал, чем увидел, что он топочет следом.

Кроме того, певцу и карманнику следовало разделиться, чтобы погоня тоже разделилась, но Перкин продолжал мчаться вслед за Соловьем. Монастырь располагался с северной стороны Смитфилда, на краю ярмарки. В сущности, это уже рваная граница Лондона. Там бродило несколько человек, но основная толпа еще находилась в самом сердце ярмарки.

Воры имели преимущество в расстоянии, да и, похоже, неплохую сноровку в беге, и вполне могли бы убежать от нас и затеряться среди переулков и сточных канав Хокстона или Айлингтона. Но тут из-за стены примыкающего здания выскочил второй констебль, Гог (или Магог). Действовал ли он инстинктивно или соображал быстрее, чем я предполагал, но только он метнул свою длинную дубинку в ноги Соловью. Певец, обремененный тем, что держал в руках, споткнулся и упал. Красный берет отлетел в сторону, лютня кувыркнулась в воздухе и с немузыкальным бряцаньем ударилась о землю. А констебль влепил ему крепкую затрещину.

Карманник Перкин едва не налетел на своего упавшего сообщника, но в последний момент отскочил в сторону и помчался налево. Однако он потерял при этом драгоценные секунды, и с четырьмя преследователями на хвосте шансов у него не осталось. Мы очень скоро нагнали этого коротышку.