Далия Трускиновская - Кот и крысы

– Да, ваша милость.

– Как рана, не слишком беспокоит?

– В меру, ваша милость.

– Угу. Ты просил это мне передать? - Архаров показал конверт с надписью «Господину обер-полицмейстеру Архарову в собственные руки».

– Я, - это прозвучало не слишком уверенно.

– Ну, докладывай.

– Чего тут докладывать, кругом виноват, - отвечал раненый.

– Виноват или нет - не тебе судить. Говори, Степан Канзафаров.

Архаровцы несколько растерялись - откуда бы командиру знать имя и прозвание странного азиата?

– Так ваша светлость сами все знают.

– Не все. Скажем, о том, что ты пропавший денщик покойного господина Фомина, я только догадывался. Ты говори, говори, коли рана позволяет…

– Когда Петр Павлович в первый раз в Москве проиграться в карты изволили, я тогда уже приметил того господина, что за ними заезжали. Прозвание ему - господин де Берни. Потом Петр Павлович отыгрываться изволили, а я билетики в лавку на Ильинке таскал. Там такое было заведение, что я билетик приносил, затем его оттуда брал француз Франсуа и вез в дом к госпоже Шестуновой.

– Ясно, - сказал Архаров. - Так оно и должно было быть. От французских лавок добра не жди. Откуда ты знал госпожу Пухову?

Степан засмущался.

– Ты говори, говори, - ободрил Левушка. - Господин Архаров и без того всю правду уже знает, но желает убедиться.

– Так они же в лавку приезжали и там имели свидания с Петром Павловичем, я видел, как из кареты выходили, и в карауле у лавки стоял. Потом Петр Павлович стал на целые сутки пропадать…

– Где? У Горелова или в Кожевниках?

– Того я знать не могу. Уходили, или их в карете увозили, дожидаться себя не велели.

– Потом?

– Потом вернулись, два дня дома сидели, письма писали, я относил.

– К Горелову тоже?

– И к господину князю тоже…

– Потом?! Да что ж это из тебя каждое слово надобно клещами вытягивать? - рассердился Архаров.

– Потом один или два ответа получить изволили, опять уехали, двое суток пропадали…

– Когда?

Степан выпростал из-под одеяла руку, принлся считать.

– Недели две, поди, назад.

– Могло ли быть, что сие совпало с побегом Пуховой? - спросил Архаров Левушку.

– Могло, - даже не пытаясь счесть дни, бодро отвечал Левушка.

– Потом мой барин с утра был хмур, опять все что-то писал, рвал, даже клочки пожег. Наконец позвал меня, дал два письма. Одно, говорит, на Пречистенку, другое - князю Горелову, и живо! Я пошел, да девку встретил, заговорил с ней, остановились в сенях. Тут и дождь пошел. Стоим, любезничаем, вдруг - выстрел… Я-то выстрел ни с чем не спутаю. Побежал в комнату, гляжу…

– Дальше, - сказал, как кнутом подстегнул, Архаров. Он помнил, что рассказывал Черепанов: денщик, здоровенный детина, впал в такое отчаяние, увидев мертвого Фомина, что ревел белугой и пришлось его запереть. Не принялся бы вновь слезы лить - этого Архаров не любил.

– Дальше замкнули меня.

– А ты ушел в окошко. Дальше.

– Барин с князем Гореловым был дружен…

Архаров и Левушка переглянулись.

– И сильно дружен? - спросил Архаров.

Степан только вздохнул.

– Дальше.

– У меня были два письма - одно князю, другое вашей милости. Я решил - как князь ему друг, сперва - ему отнести. Пошел пешком…

– Что не взял извозчика?

– Голова была дурная, решил - на ходу полегчает. Дошел, гляжу - кавалер де Берни на извозчике прибыл и на крыльцо взбегает. А я, когда шел, все думал, думал, как же оно могло случиться…

– Ты знал, что он проигрался в прах и векселя подписал? - спросил Левушка.

– Знать-то знал. Он же меня к князю за деньгами посылал, чтобы отыграться, и князь деньги давал. Потом уж я понял - кабы князь ему другом был, ни копейки бы на отыгрыш не дал, ди и изругал бы матерно, чтобы он от игры отстал. Что проиграно - проиграно, а больше чтоб ни-ни…

Опыть Архаров с Левушкой переглянулись. Шулерская механика становилась для них все более ясной.

– А кавалер де Берни - тот как раз его подбивал играть, - добавил Степан. - И из-за того они при барине как-то ругались. По-французски, да князь и по-русски кое-чего добавил. И вот гляжу - этот кавалер к князю на крыльцо взбегает веселый, довольный… А я же шел, думал… свел все вместе… Ваша милость, я дороги перед собой не видел, плыла дорога, а в голове все одно с другим сцеплялось…

– Дальше!

– И я решил подкараулить, как он выходить станет, и за ним пойти. Думал - куда-нибудь да приведет, может, туда, где они по ночам играли и банк метали…

– Дуралей, - сказал Архаров. - С чего бы он днем туда отправился?

Степан вздохнул.

– Дальше, - не приказал, а вроде предложил Левушка.

– А дальше они вместе в карете выехали, князь и кавалер. И я следом за каретой побежал. Бегать-то я мастак… - ни словом не обмолвившись о том, как пытался использовать вместо прикрытия переодетого Сашу, продолжал Степан. - И карета не шибко катила, московские улицы - это вам не петербуржские, по бревнам скоро не ездят.

Архаров кивнул - он и сам не любил разъезжать по бревенчатым мостовым.

– И оказался ты у того дома, где велась игра, - помог Степану вернуться к повествованию Левушка. - Как же ты туда забрался?

– С заднего двора. Через забор перелез, на крышу сарая, потом по карнизу - в открытое окошко.

Архаров и Левушка в третий раз переглянулись.

– И что же ты надеялся там обнаружить? За каким бесом лез в окошко? - спросил Архаров.

– Так у меня же было с собой письмо для вашей милости. Я понял, что барин мой, царствие ему небесное, вызнал что-то такое, что впору в полицию «явочную» нести, а вот что вражда между князем и кавалером - поддельная, того он не знал. Я думал - коли чего проведаю, побегу в полицейскую контору, расскажу, к письму впридачу.

И Степан замолчал.

– Что ж тебя не пустило на Лубянку?

– Не мог уйти.

– Взаперти тебя не удержишь. Что помешало?

– Они там девицу взаперти держали…

– Ну?

– Барина моего невесту. Хотел ее оттуда вывести, не получилось. Она, видать, не ела, не пила, совсем ослабела, меня увидела - чувств лишилась. А каково бесчувственное тело по чужому дому таскать? Не вышло. Я с ней остался, думал - ночью, утром, хоть когда-нибудь смогу ее вынести. И все вас ждал - я же через девку на Лубянку бариново письмо послал. Ваша милость, как она?

– А ты не признаешь? - спросил Архаров, показывая на Сашу. - Вот так-то. Только кабы ты сразу на Лубянку побежал - лучше было бы.

– Не мог кавалера де Берни упустить, - хмуро отвечал Степан.

– Ты, братец, как в прибаутке про медведя, - заметил Архаров, усмехнувшись. - «Мужики, я медведя изловил! - Так тащи его сюда! - Не могу, он меня держит!»

За дверью засмеялись архаровцы.

– Я ход нашел, - сообщил Степан. - Вот она… он подтвердит. Они там на всякий случай ход в стене и под землей делали. Ремесло такое - того гляди, удирать придется. Я под землей прятался, еду ночью воровал.

– Что ж ты не ушел тем ходом? - удивился Архаров.

– Так они его не до конца дорыли. Когда я туда угодил, он еще был тупиком. Потом засуетились - когда поняли, что в доме чужой бывает. А когда я в кавалера де Берни стрелял… промахнулся, а переполоху наделал… ну, тогда уж засуетились, как ошпаренный муравейник. Стали госпожу Пухову перепрятывать. А потом уж вы появились. Я господина де Берни в лазу под землей перехватить старался, не вышло, кого-то другого подстрелил, а меня вон - ножом… Простите, коли что не так. И, ваша милость, под землей-то он по-русски ругался…

– Сразу следовало бечь на Лубянку, - строго сказал Архаров. - Тебя что, не приучили на службе приказы выполнять?

Степан промолчал.

– Николай Петрович, он действовал сообразно случаю, - вступился Шварц. - Приказы были действительны при жизни господина Фомина, а его смерть переменила обстоятельства. Ради того, чтобы изловить преступника, он нарушил приказ своего господина, ибо приказ был формальный, зато преступник - живой и весьма подвижный. Он же не мог знать, что написано в письме.

– Два ведь письма было? - вдруг вспомнил Левушка.

– Два, его сиятельству и господину Горелову, - подтвердил Степан.

– А второе где? - удивился Архаров.

Степан вздохнул.

– Ну, говори уж, чего там! - ободрил его Левушка, - На какую надобность ты его употребил?

За дверью раздалось сдержанное фырканье, которому ни Архаров, ни Левушка не придали большого значения: Левушка - по причине своего приятельства с архаровцами, а обер-полицмейстер - зная, что сейчас и порезвиться не грех.

– Сжег… - хмуро ответил Степан.

– Это для чего же? - чуть ли не хором спросили Архаров с Левушкой.

– В потемках оказался, свет был нужен…

Левушка ахнул.

– Николаша, так он же просто чудом то письмо, что тебе, не сжег!

– И не чудо, я прочитал, кому которое…

– Грамоте обучен? - уточнил Архаров.

– Барин мой учить изволили… все смеялись, что буду любовные билетики писать с моей-то плоской харей…

– А все-таки чудо, что денщик грамоте знает, - убежденно заявил Левушка. - Моего Спирьку хоть к Шварцу в нижний подвал посади - «аза» от «буки» не отличит.