И Паркер - Адская ширма

Зато Тора, лишенный всякой сентиментальности, смотрел на ситуацию с практической точки зрения.

— А знаешь, — сказал он, — твоя сестра не может унаследовать отцовское поместье, так что остаешься только ты. Хозяйство достанется тебе, и ты, я уверен, добьешься успеха.

Подобная мысль удивила Югао. Она изумленно смотрела на Тору.

— Кохата моя?! Ты и правда так считаешь? Но кто же мне поверит? Кто скажет, что я Югао, когда и родная мать меня не узнала бы?

Тора испуганно посмотрел на хозяина. Акитада сказал:

— Думаю, власти наверняка учтут твои заслуги перед столицей — за опознание в Ноами маньяка и свидетельские показания по данному делу тебе скорее всего помогут установить твою личность, позволив тебе рассказать подробности о твоем доме и о твоем прошлом. Я не вижу для тебя особых трудностей в вопросе вступления в наследство.

Югао поднялась. Взяв госпожу Вишневый Цвет за руку, она спросила:

— Вы пойдете со мной?

— Конечно, — хрипло сказала та, вставая. — Ты храбрая девочка. Так пойдем же и поскорее покончим с этим делом.

Югао вдруг улыбнулась. Это была страшная, леденящая душу гримаса, но она не могла не тронуть их сердца, и они все улыбнулись ей в ответ. Госпожа Вишневый Цвет кивала и терла глаза.

Кобэ застыл в недоумении, когда вся эта разношерстная толпа ввалилась в кабинет начальника тюрьмы.

— Что все это значит? — напустился он на Акитаду. — Я смертельно устал, а впереди у меня еще, как вы знаете, трудный денек.

— Вам не придется ехать в Кохату. Я привел вам Кохату сюда. — Акитада вывел Югао на передний план.

Кобэ вздрогнул, увидев ее лицо.

— Служанка госпожи Вишневый Цвет? Та, что изобличила художника?

— Да, — ответила девушка чуть дрожащим голосом. — А еще я — Югао, младшая дочь Ясабуро. Я пришла подтвердить личность моей сестры Нобуко, чтобы она могла ответить за то, что содеяла.

Кобэ поначалу смотрел на нее в недоумении, потом широкая улыбка осветила его лицо. Он крикнул стражникам, чтобы те привели обоих арестантов.

Дандзюро ковылял первым. Врач позаботился о его сломанном ребре, но он выглядел больным, потерявшим всякую надежду человеком. Нобуко вошла с высоко поднятой головой. Она сразу же увидела сестру и отвернулась. Если не считать крохотных капелек влаги на вспотевшем лице да легкого дрожания рук, она ничем не выдала себя. Окинув взглядом остальных, она презрительно усмехнулась:

— Я вижу, вы привели сюда эту старую рухлядь да в придачу к ней целую свору бездарей, чтобы они оговорили меня. Только это вам не поможет.

Югао выступила вперед.

— Бесполезно, Нобуко, — проговорила она. — Я им все рассказала. Наш отец был не самым добрым человеком, но тебе не следовало позволять Дандзюро убивать его. Вы совершили неслыханное преступление против самих небес.

Красавица еще выше вздернула подбородок.

— Это что еще за уродка? Вы не иначе как по канавам сточным рыщете, господин начальник полиции, лишь бы состряпать ложное обвинение.

Тут вмешался Акитада:

— Ваша сестра подтвердила вашу личность, так что не тратьте впустую время на бесполезные отрицания.

А между тем Дандзюро все смотрел на исполосованную шрамами сестру.

— Югао? Ты — Югао?

Он шагнул к ней. Кобэ дал знак стражникам отпустить его. Дандзюро внимательно разглядывал лицо Югао и ее фигуру. Она стояла как вкопанная, болезненно покраснев, но вынесла эту пытку. Обойдя ее сзади, он поднял ее тяжелые длинные волосы. Не выдержав, Нобуко выкрикнула:

— Дандзюро, не смей касаться этой грязной падали! Но было поздно. Все, кто присутствовал в комнате, уже успели заметить крошечную родинку на шее Югао Дандзюро опустил волосы и посмотрел на Нобуко.

— Без толку. Это правда Югао. Все кончено.

Нобуко смерила его каменным взглядом, потом плюнула в него.

— Мне отрадна только одна мысль — что ты умрешь, трус! — Она повернулась к Кобэ: — Ну что ж, вы получили, что хотели. А теперь пусть меня отведут в мою камеру.

У Кобэ был довольный вид.

— Ну что ж, пусть отведут. — Он кивнул начальнику стражи. — Завтра мы начнем допрос. Думаю, она сознается, но на всякий случай припасите свеженьких бамбуковых прутов.

Стража увела обоих арестантов.

От такого приказа Кобэ Акитаде стало не по себе. Молодые гибкие бамбуковые прутья рвали кожу арестантов в клочья.

— По-моему, нам всем лучше разойтись по домам, — пробормотал он. — Не думаю, что я буду вспоминать этот день с радостью.

Югао тихонько плакала. Госпожа Вишневый Цвет обняла ее за плечи, и они собрались уходить.

Кобэ хотел сказать что-то, когда снаружи донесся какой-то шум. Он посмотрел в сторону двери. Теперь уже услышали все — высокий, пронзительный крик и мужские голоса. За дверью послышался топот бегущих ног, потом она распахнулась, и на пороге возник задыхающийся полицейский. Страшный пронзительный крик теперь звучал еще отчетливее.

— Господин, арестантка пыталась сбежать!..

За спиной полицейского уже маячил стражник, лицо его было бледно. Он поднял правую руку, в которой держал свое оружие — металлический двузубец. И рука, и двузубец были в крови. А между тем ужасные крики снаружи прекратились.

— Что случилось? — спросил Кобэ. Стражник задыхался и глотал слова.

— Когда мы вывели ее во двор, она бросилась бежать. Мы погнались за ней. Кто-то загнал ее в угол, но она вывернулась. Меня она не видела. Я попался у нее на пути… Как раз занес двузубец… хотел остановить ее. — Бедолага от волнения позеленел и едва дышал. — Она напоролась прямо на него… Напоролась лицом. — Он снова глотнул воздуха и продолжал: — Он прошел ей через глаз и рот. Насквозь. Сейчас она умирает. — Он повернул голову и прислушался. Снаружи стояла тишина. — Умерла, — поправился он.

Начальнику полиции Кобэ не пришлось колесить по грязным деревенским дорогам на холодном ветру. Вместо этого он был приглашен в дом Сугавара, хозяева которого закатили настоящий пир — горы печенья, тушеная рыба, супы из дичи, копченые яйца, рисовые колобки с овощной начинкой, пряные красные бобы, соленые каштаны, ломтики морского леща, маринованная редька и еще великое множество самых изысканных угощений.

А поводов для празднования оказалось даже больше, чем предполагал Акитада. Наутро в первый день наступившего года к нему неожиданно явился Сэймэй. Старик смущенно покраснел и отвел глаза от сбитой в огромную кучу постели, где маленький Ёри радостно резвился вокруг пребывающих в полусонной неге родителей.

— Прошу прощения, господин, но я только что обнаружил, что нам из дворца доставили какой-то документ. Должно быть, его принесли вчера вечером, когда нас не было, а этот разиня-мальчишка хоть бы словом обмолвился. — Сэймэй низко поклонился и торопливо зашаркал к двери.

В кои-то веки на душе у Акитады было легко и спокойно, поэтому он сначала не спеша завершил все утренние процедуры и только потом проследовал в свой кабинет. Сэймэй и Харада на коленях сидели перед его столом, почтительно разглядывая важное казенное послание. На черном лакированном подносе посреди стола лежал свернутый в трубочку документ, перевязанный пурпурной шелковой лентой. Акитада сразу понял, в чем дело, и замер на месте. Много лет назад он уже видел нечто подобное. Тогда подобная бумага была адресована другому человеку и заняла почетное место на алтаре его предков. Это было официальное уведомление о повышении в звании, традиционно вручаемое получателю его непосредственным начальством незадолго до торжественной новогодней церемонии представления во дворце. На этот раз процедура была нарушена — ведь Акитада только недавно вернулся в столицу и некоторое время болтался не у дел.

С сильно бьющимся сердцем он почтительно взял имперское послание в руки.

Успешно выполнив губернаторскую миссию в северной провинции Эчиго, он до сих пор надеялся на то, что присвоенное ему временное звание останется при нем. Но такое послание явно обещало нечто большее.

Дрожащими пальцами развернув свиток, он торопливо прочел строчки официального поздравления, ища глазами главную новость. И нашел: младший шестой ранг, высший чин!

А у него до сих пор был низший чин. Какое повышение — на целую степень! Пожалованный ему высокий чин оградит его теперь от нападок врагов в управленческом аппарате и к тому же повлечет за собой новое повышение.

Акитада положил письмо на стол и вышел в сад. Там было еще очень холодно, но уже вставало солнце, золотя своими первыми теплыми лучами вершины гор. В пруду в мутноватой толще воды не по-зимнему резвились рыбки. Одна из них — большой пятнистый карп — подплыла к поверхности, когда Акитада подошел.

Акитада смотрел на него с грустью. К чувству радостного удовлетворения примешивалось ощущение вины. Что скажет Тамако, если его снова отправят в какую-нибудь далекую провинцию? Ведь они только-только вернулись в столицу, едва успели отпраздновать Новый год. Так неужели опять тащить семью в какое-то Богом забытое опасное место? И оставить их здесь он тоже не может — это будет нечестно.