Елена Ярошенко - Визит дамы в черном

«Господь призвал ясновельможную пани Ядвигу к себе, — эти слова так и крутились у Марты в мозгу. — Господь призвал бабушку… Господи, а как же я? Как же мне-то теперь жить?»

Спустя две недели после похорон пани Ядвиги Липко-Несвицкой из Петербурга пришло письмо от отца Марты. Он уведомлял, что недавно вернулся из Соединенных Штатов Америки, собирается жить в России, печальные события, происшедшие в Варшаве, заставляют его глубоко скорбеть, и он будет рад принять дочь у себя в столице.

Душеприказчику пани Ядвиги также было послано письмо, сообщавшее, что отныне господин Багров сам будет опекать свою дочь и, до достижения ею совершеннолетия, заботиться о ее собственности и капиталах.

«Я готов принять дочь в своей новой семье», — писал отец.

— Принять дочь! — ворчал старый друг семьи доктор Кшиштофович. — У этого человека нет ни сердца, ни ума. Вы слышали что-нибудь подобное — этот негодяй «готов принять дочь в своей новой семье»? После всего, что он сотворил со своей старой семьей! Девочка моя, может быть, тебе не нужно ехать к нему в Петербург? Можно попробовать в суде опротестовать его права на опеку…

— Ну что вы, пан доктор! Судиться с родным отцом? Ведь у меня нет близкой родни, кроме папы. Поверьте, все будет хорошо.

Дмитрий выслушал рассказ Марты очень внимательно. Когда она дошла до появления дамы под вуалью в ее спальне, он наконец осмелился перебить Марту вопросами:

— И теперь эта женщина в черном оказалась в твоем доме? Скажи, а почему ты уверена, что это та самая дама?

— Уверена! Силуэт, голос, очертания шляпы…

— Марта, дорогая, в комнате ведь было темно. Как ты могла рассмотреть шляпу?

— Ну, во-первых, в окно, в спину незнакомки светила луна. Лицо, конечно, при таком освещении не разглядишь. А вот контуры шляпы вполне возможно. А во-вторых, это такая необычная шляпа, большая, просто огромная, очень сложного фасона, и вуаль густая-густая и длинная. Если бы я хотела, чтобы меня не узнали, я специально надела бы такую шляпу — лица не видно вообще, даже при дневном освещении, как в Варшаве, а все внимание направляется только на шляпу, и если хочешь вспомнить что-то еще об этой даме, ничего уже, кроме шляпы, не приходит в голову. Ну, что ты мне скажешь, Митя, что посоветуешь?

— Пока я не все понимаю, в этой истории нужно разобраться как следует. Что-то в ней есть нехорошее и даже опасное. На глупую шутку не похоже. Ясно одно, даму в шляпе ты действительно видела, это не привидение, не исчадье ада и не смерть с косой, а скорее всего некая особа из плоти и крови. Кто-то пытался тебя сильно напугать. И пока твоя задача — не поддаваться на эти уловки с маскарадными шляпами и густыми вуалями. Возьми себя в руки, будь умницей. Ты должна помнить одно — это всего лишь какая-то тетка, которая хочет над тобой поиздеваться, а не вестник смерти и не гостья из загробного мира. Бояться ее нечего. Надо выяснить, как она попала к вам в квартиру. А ты, моя дорогая, прекращай хандрить, плакать и отказываться от пищи. Ты поняла меня? Зачем радовать врагов?

— Митя, ну откуда же у меня враги? Я почти никого и не знаю в Петербурге.

— Но некие люди знают тебя, и достаточно близко, раз придумали такую авантюру. Я обещаю тебе разрешить эту загадку, Марта.

Вернувшись домой, Марта поскреблась в дверь Клавдии Тихоновны и робко попросила погреть бульона, если есть, или сварить пару яиц.

— Марточка, солнышко, покушать решила наконец, а то я уж изволновалась, — засуетилась старушка. — Сейчас, сейчас распоряжусь. Маруся, Марта Федоровна будет обедать. Быстренько все погрей. Марточка, а может, пирожков к бульону прикажешь? Или курочки подать — ножку, крылышко, что ты хочешь? Нашел, видать, Митя лекарство от твоей болезни…

Давно уже простая куриная ножка не казалась Марте такой вкусной.

Как только Марте стало лучше, Дмитрий напросился в гости к ее родным. По правилам хорошего тона давно нужно было представиться родителям девушки, с которой дружишь, тянуть с визитом к ним было уже просто неприлично, к тому же, пообещав разгадать загадку дамы в черном, Митя решил побольше узнать о жизни Марты и ее близких. Составив впечатление о семье девушки по ее рассказам, Митя мог сделать неверные выводы, надо было все увидеть и оценить самому. Может быть, знакомство с семейством Багровых даст какую-то ниточку к разгадке?

Поездку к отцу Марта назначила на воскресенье. Отца о своем приезде она предупредила телеграммой — если уж приезжаешь к родителям с молодым человеком, нужно их заранее к этому подготовить, чтобы избежать взаимной неловкости и недоразумений. Марта хотела пригласить с собой в Павловск и Фиону, но той второй день не было дома. Видимо, компаньонка переживала очередной бурный роман…

Утром Марта ожидала Митю, чтобы вместе отправиться на вокзал. Клавдия Тихоновна, уже успевшая уложить корзинку с «гостинчиками» для Прохора Петровича, сварила ей «на дорожку» кофе и, пока Марта сидела за столом с чашкой в руках, пересказывала последние новости.

— Дворник-то наш совсем от рук отбился, работать, почитай, перестал. Во дворе грязь, клумбы не политы, тротуар перед домом и то не метет. Перед жильцами стыдно. Дом-то для хорошей публики, квартиры дорогие, разве господа благородные будут нечистоту у себя под окнами терпеть?

В этот момент появился Митя, которого гостеприимная Клавдия Тихоновна тоже усадила за кофе и продолжила свои жалобы.

— Дворник, говорю, наш обленился совсем. Надо управляющему пожаловаться — пусть откажет ему от места. Улицу не метет, завел себе гармонию, каждый день навеселе и песни распевает. И ведь денег откуда-то раздобыл, шельма! Ходит в шелковых рубашках, в новой жилетке и еще часы с цепочкой подвесил, что ему уж совсем не по чину. «Я, — говорит, — золотую жилу в Петербурге откопал, мне по Америкам за золотом ездить ни к чему. Я теперь дом буду покупать каменный!» Не знаю, не ограбил ли кого… Откуда деньги на дом-то? На улице таких не найдешь… Полюбовницу свою бросил, он с генеральшиной кухаркой из седьмой квартиры амуры крутил, она женщина вдовая, кухарка-то, так Бог им судья бы. Нет, дворнику, вишь, теперь она не пара, ему помоложе и поавантажнее надо. А полюбовница-то дворникова — Маруси нашей подружка, приходит к ней жаловаться — так прямо вся слезами изливается, каков подлец дружок оказался. Ты, Марточка, папаше, Федору Ивановичу, расскажи, пусть он решает — приструнить ли дворника или с места согнать. А то непорядок.

— Ну надо же, как старушка расходилась! Теперь уж дворнику спокойно не жить, — заметил Митя, как только они с Мартой вышли из дома.

— Этот дворник и правда какой-то чудной. Он так странно держался с папой, когда я переезжала в этот дом. Мне даже запомнилось. Это было одно из первых впечатлений на новом месте — сумасшедший дворник.

— Ну-ка, расскажи, — попросил Митя, и Марта попыталась в лицах изобразить сцену с фамильярным мужиком, напомнившим отцу о старом знакомстве.

В Павловск Марта и Дмитрий приехали к обеду. Федор Иванович и Анна встретили их в саду. На Анне была большая соломенная шляпа с низкими полями, для солнечной погоды, хотя солнце с утра пряталось в тучах. Из-под полей шляпы струились светлые локоны. Когда она заговорила с Колычевым, обменявшись с гостем парой любезностей, в ее речи был особенно заметен американский акцент. Даже самые простые слова звучали в ее устах неприятно-визгливо.

Анна провела с гостями всего лишь несколько минут, потом извинилась и, сославшись на головную боль, ушла к себе. К обеду она не спустилась. Федор Иванович развлекал гостей сам, рассказывая истории из своей американской жизни.

— Вам, Дмитрий Степанович, в благополучной России и вообразить себе трудно, как там приходится сражаться за свое место под солнцем. Зубами, батенька, зубами, — рассказывал он, подливая гостю вино. — На Юконе природа дикая, снега, морозы, но нам, русским, к этому не привыкать. Жили в палатках, да-да, представьте, в парусиновых палатках с печуркой, ездили на собачьих упряжках, случалось, даже спали на снегу — это все для нас не страшно. Трудновато было месяцами питаться одной вяленой лососиной, холод многие европейцы плохо переносили… Но я лично после Сибири холода не боялся — стаканчик виски со спиртом смешаешь, хлопнешь, меховую доху на плечи — и что тебе холод? Даже на снегу спать можно себя приучить. А вот нравы тамошние, это я вам доложу — не для слабых. Закон кольта. Не знаешь, с какой стороны ждать опасности — каждый готов пристрелить. С одной стороны, индейцы — не желают терпеть присутствия бледнолицых. Близ Юкона обитало племя танана, весьма воинственное племя, доложу вам. Немногие старатели сумели остаться в живых, встретив индейцев в каком-нибудь диком пустынном месте. С другой стороны — местные золотодобытчики, организовавшие Ассоциацию американских старателей, ненавидят пришлых и пытаются навязать решение о передаче участков только гражданам США. А у нас там Ноев ковчег — шведы, немцы, поляки, русские, китайцы даже… И ведь граждане эти американские — те же эмигранты, в лучшем случае, сыновья эмигрантов, и корней-то в Америке пустить еще не успели. Но они уже американцы, а мы для них — чужаки… Ну мы, пришлые, тоже объединились, а как бороться, если каждый ненавидит соседа — поляки русских, ирландцы англичан?