Татьяна Романова - Сизые зрачки зла

Расстроенная графиня молча протянула ей предписание. Вера прочитала, нахмурилась, мгновенье помолчала и спросила:

– Они забирают все? Вообще ничего не остается?

– Похоже, что так, – подтвердила мать, – я все пытаюсь сообразить, что же нам делать, и ничего не могу придумать.

– А наше приданое, оно же было в деньгах? Мы могли бы на них жить.

– Ваш брат отдал часть денег в рост надежному человеку, а на остальное мы купили каждой из вас по имению. Это была моя идея, я боялась за ваше будущее, ведь деньги можно легко потратить, а имение станет приносить доход и даст крышу над головой.

Софья Алексеевна вздохнула, она хотела сделать дочерей счастливыми, а на самом деле обездолила их – если бы деньги остались в золоте, семья на долгие годы была бы обеспечена.

– Не нужно расстраиваться раньше времени, – заметила Вера, и мать удивилась, что лицо дочери вновь стало безмятежным.

Вера поймала ее взгляд, и мысленно поблагодарила небеса: выражение спокойной уверенности у нее получилось как нельзя лучше. Она слишком хорошо понимала, сколько стоит их привычная жизнь в российских столицах, и у нее не было никаких иллюзий. Если она не сможет быстро найти хоть какой-нибудь выход из этой непростой ситуации, семья потеряет все, а ее сестры и будущее.

– Вы говорите, что часть денег отдана в рост? Мы заберем их с процентами, и все устроится. Боб сказал вам, у кого из ростовщиков он разместил свои деньги?

– Нет, дорогая, я не знаю, он не вдавался в подробности. Может быть, мы найдем расписки в его бумагах?

– Но ведь кабинет обыскали, а документы изъяли, боюсь, что там уже ничего нет, – напомнила Вера.

– Да, я совсем забыла… Но мы обязательно спросим у него, когда увидим. Ведь мне не могут отказать в свидании с сыном!

Прочитав бумагу, где одним росчерком пера их сделали нищими бродягами, Вера не была в этом уверена, но ободряюще кивнула и согласилась:

– Конечно, мы спросим у него, и все узнаем.

Но вдруг пришедшая мысль заставила забиться ее сердце, и, боясь вспугнуть удачу, Вера тихо спросила:

– Кстати, вы рассказывали мне, что московский дом дедушка подарил вам уже после замужества.

– Да, а какое это теперь имеет значение?

– Значит, он писал дарственную?

– Так и было, она хранится в кабинете за вашим портретом.

Вере вспомнился написанный еще до войны портрет маленьких графинь Чернышевых в виде трех амуров. Чудом уцелевший во время пожара двенадцатого года он теперь закрывал дверцу железного ящика, вмурованного в стену кабинета по окончании ремонта дома. Мать всегда хранила там самые важные документы семьи.

– Вот и замечательно – значит, дом не входит в приданое и принадлежит лично вам, хоть это у нас осталось, – объяснила Вера.

Графиня просияла.

– Боже мой, Велл, какая же ты умница! Я даже не подумала об этом. Значит, у нас осталась крыша над головой?

– И есть деньги, просто нужно найти того человека, которому они отданы. Давайте все же поищем в кабинете брата, вдруг мелькнет хоть какая-то зацепка. Деньги всегда оставляют след, значит, мы их найдем. Может, я пойду и посмотрю, что творится с бумагами Боба, а вы с девочками поедете к бабушке? Она ведь уже заждалась.

– Так и сделаем, – согласилась графиня и слабо улыбнулась. – Что бы я без тебя делала?

– Но ведь я есть. Зачем еще нужны дочери?

Мать сжала тонкую руку Веры и довела ее до дверей кабинета. Дочка права: давно пора ехать к тетке, и если бы не ужасная, выбившая её из колеи бумага графиня никогда бы об этом не забыла. Ну ничего, тетя простит – она же ей все и всегда прощает…

Отправив мать, Вера осталась одна посреди разоренного обыском кабинета брата. Слуги кое-как собрали с пола разбросанные вещи, но бумаг на виду не было. Это казалось плохим знаком, похоже, жандармы увезли все. Вера выдвинула ящики письменного стола и поняла, что права. Их шансы выправить положение семьи таяли на глазах.

«Вот и нет у нас приданого», – поняла она.

За себя Вера не волновалась, она, наоборот почувствует облегчение, когда ее многочисленные кавалеры устремятся на поиски других невест, но вот сестры… За них она с радостью отдала бы жизнь. Перед ее внутренним взорам встали милые лица сестер и исхудавшее – матери. Кто им еще поможет, если не Вера?

– Я обязательно что-нибудь придумаю, – пробормотала она, и тут же, закрыв глаза, повторила громче, уже как заклинание: – Я должна это сделать, и я сделаю.

Софья Алексеевна приказала подать сани и решила взять с собой только Надин, а младшую дочь оставить дома. В Москве Любочка в каждую свободную минутку оказывалась около фортепьяно, и теперь она с удовольствием помчалась в гостиную к большому концертному инструменту, выписанному братом из Англии специально для нее. Софья Алексеевна переоделась в подходящее для визитов шелковое лиловое платье, французскую шляпку и соболью шубу. Теперь нужно выглядеть даже лучше, чем всегда. Она никому не позволит себя жалеть! Впрочем, по-другому и поступить нельзя: свет жесток – беднякам и изгоям никто не помогает.

Графиня заглянула в комнату Надин и убедилась, что дочка уже готова. В ярко-голубом бархатном платье, оттенявшем ее глаза и волосы, и того же цвета шляпке Надин была чудо как хороша. Горничная помогла ей надеть соболью шубку. Надин застегнула крючки и завязала под пушистым воротником бант шелкового шарфа.

– Мама, я готова! Мы можем ехать, если вы хотите, – сообщила она.

– Да, поехали. Тетя уже давно ждет.

На улице сильный мороз сразу же защипал им лица, серьги через пару минут превратились в ледышки и неприятно холодили уши. Надин прижалась к матери и спрятала руки в ее большой собольей муфте.

– Мама, я все знаю, мне Велл рассказала, но прошу, не нужно расстраиваться, мы обязательно что-нибудь придумаем, – ласково прошептала она. – Вот увидите, мы справимся, и Бобу поможем. И мужья у нас будут самые лучшие без всякого приданого!

Графиня чуть не заплакала. До чего же прекрасны ее храбрые дочери, и как они наивны!

– Ох, милая, жизнь – очень жестокая штука, – шепнула она, – боюсь, что без приданого вам будет трудно рассчитывать на хорошие партии, а тем более после того, что случилось с вашим братом. По крайней мере, не в ближайшее время.

Надин фыркнула:

– Ну, уж нет! Обещаю вам, что сделаю самую блестящую партию в этом сезоне. Самый богатый, знатный и красивый жених достанется мне.

Софья Алексеевна вздохнула:

– Я буду очень рада…

Ей не хотелось раньше времени разочаровывать дочку. Зачем это делать, если жизнь сама все скоро расставит по местам? Она замолчала, уйдя в себя, а Надин, подбодрив мать, тоже затихла.

«Интересно, кто в этом сезоне самый богатый и знатный жених? – задумалась она. – Наверное, какой-нибудь высокомерный болван, а значит, его можно будет поймать на крючок, вот и все дела».

На какие крючки ловятся выгодные женихи, Надин пока представляла смутно, но это казалось ей слишком незначительным обстоятельством, чтобы принимать его во внимание. Она принялась строить наполеоновские планы и была даже разочарована, когда они прибыли к подъезду дома Румянцевых на Мойке. Софья Алексеевна откинула медвежью полость и поднялась на крыльцо особняка, Надин поспешила за ней. Дверь тотчас же открылась, и, войдя в вестибюль, они узрели возмущенную Марию Григорьевну. Та, сгибаясь под тяжестью длиннополой ротонды с тремя пелеринами, раздражено ходила из угла в угол, покачивая в такт шагам огромным беретом с аметистовой пряжкой.

– Где вы провалились, голубушки? – сердито спросила она вошедших вместо приветствия. – Я договорилась о визите к Наталье Кирилловне, а вас все нет. Экипаж во дворе, садитесь скорее, а то совсем опоздаем, и она ляжет отдыхать.

– Извините, тетя, просто случилось непредвиденное событие, – отозвалась Софья Алексеевна.

– Все в экипаже расскажешь, поехали, – заторопилась Румянцева и пошла впереди племянницы и внучки к выходу во двор.

Там ожидал запряженный тройкой большой экипаж. Привезенный когда-то из Франции он прослужил, наверное, уже лет тридцать, но по-прежнему выглядел блестящим и ухоженным. На колеса поставили полозья, а кучер и лакей по-зимнему приоделись в толстые шинели. Женщины уселись, и карета повезла их к законодательнице столичных мнений Наталье Кирилловне Загряжской. По дороге графиня успела сообщить тетке о полученном документе и о том, что они с Верой придумали.

Мария Григорьевна сразу же предложила:

– Переезжайте ко мне. Ты и так – моя наследница, а девчонкам я каждой приготовила подарок к свадьбе: Велл – поместье в Полесье, а двум другим дам денег.

– Спасибо, тетя. Но как же мы повиснем камнем на вашей шее?.. Хотя вы даете мне надежду, что мы сможем выдать девочек замуж…