Джинн Калогридис - Я, Мона Лиза

Снова появился Доменико — вероятно, скинувший считавшееся проклятым исподнее. Наконец он подошел к огромному кресту, который принес на площадь, чтобы снова взвалить его на плечи. Гонфалоньер Валори постучал по его спине и жестом велел положить крест на землю. Доменико устало подчинился.

Кое-кто в толпе презрительно загудел.

К этому времени к молодому фра Джулиано присоединился еще один монах, и оба в третий раз направились к членам правительства, сидевшим за оградой. Там же поджидал Савонарола, стоя рядом с серебряным ларцом, содержащим облатку, который он еще раньше благоговейно опустил на стол. Стоило францисканцам заговорить с приорами, как Савонарола поднял крик и начал яростно тыкать пальцем в серебряный ларец, в других монахов, в моего мужа и Франческо Валори. Затем фра Джироламо повернулся к Доменико, и по тому, как тот начал яростно трясти головой, стало ясно, что дело зашло в тупик.

— Что такое, что такое? — кричала Виолетта.

Монахи, сидевшие сбоку, не отвечали, но я взглянула на выразительную жестикуляцию Савонаролы и все поняла.

— Они не хотят позволить Доменико взять с собою облатку.

С самого начала это условие не вызвало ни у кого возражения. Монах-доминиканец мечтал, что Доменико успешно пройдет костер, потому что будет держать в руках освященную вафельку; теперь Савонарола настаивал, чтобы Доменико позволили это сделать. До сих пор францисканцы не возражали.

Доменико в ярости направился на площадь и упрямо остановился у ступеней на платформу, уставившись в пламя; его грозный вид никак не вязался со сладкоголосыми гимнами, которые распевали монахи. Ветер трепал на нем робу, небо над головой потемнело.

Старый францисканец, который разговаривал с Виолеттой, повернулся к нам.

— Почему, — ласково спросил он, — фра Доменико боится войти в костер без облатки? Неужели ему мало веры, которая обязательно его защитит? И почему Савонарола не хочет покончить со всеми спорами? Если ему надоели наши требования, почему бы ему просто самому не войти в пламя?

Виолетта промолчала, хмуро глядя за ограду, где ее муж и францисканцы продолжали спорить с фра Джироламо.

— Трус! — послышался чей-то крик. Пролились первые капли дождя. Под надежным укрытием лоджии я смотрела, как они ударили об ограду.

— Трус! — закричал другой голос. — Ступай в огонь!

— Он боится! — продолжали раздаваться крики. — Разве не видно? Он боится!

Загремел гром, совсем близко; Виолетта вздрогнула и вцепилась в мою руку. Доменико стоял, огромный и незыблемый, как скала, под усиливающимся дождем, пока Савонарола продолжал вести спор с приорами.

Снова загремел гром, после которого послышался пронзительный крик:

— Он солгал нам! Он всегда нам лгал!

С неба хлынули потоки воды, быстро залив площадь. Сверкнула молния. Мы, жены приоров, покинули наши места и поспешили в центр лоджии. Я выглянула оттуда на площадь: Доменико не сдвинулся с места. Поразительно, но толпа тоже не шевельнулась. Люди пришли сюда узнать правду о проповеднике и не собирались уходить, не получив ответа на свой вопрос.

Огонь, ярко пылавший еще мгновение тому назад, почти погас; дрова и хворост были теперь пропитаны водой, а не маслом.

Точно так же быстро угас и людской энтузиазм. Мужчины кричали, перекрывая грохот дождя:

— Сам Господь воспротивился!

— Фра Джироламо вызвал бурю, чтобы не вышла наружу его ложь!

Мой муж и Валори отправили гонца, который, метнувшись под дождь, обошел всех воинских командиров. Солдаты начали теснить толпу, призывая людей разойтись по домам. Но мужчины на площади, уже успевшие в большинстве своем побросать маленькие красные крестики на землю, отказывались уходить.

— Почему ты не вошел в костер?

— Содомит!

— Еретик!

— Лжец!

Жены перепугались и поспешили к огороженному дворику, к своим мужьям. Я тоже пошла и встала рядом с Франческо. Неподалеку стоял Савонарола; абсолютно сухой, он дрожал, словно промок насквозь под дождем.

— Не могу уйти без охраны! Францисканцы настроили людей против меня!

Я сейчас все устрою, — пообещал Валори и исчез во дворце. Франческо послал на площадь пажа, чтобы тот нашел Клаудио.

Пока мы ехали домой, ливень прекратился так же быстро, как начался. Франческо выглянул в окно и как-то странно вздохнул.

— Ну, вот все и кончилось.

Мы вернулись домой, и в тот день Франческо больше никуда не выходил. Он приказал закрыть и запереть ворота и поставил в качестве охраны конюхов, вооруженных мечами, затем удалился в свой кабинет, откуда не вышел даже на ужин.

Отец тоже не приехал ужинать, что меня взволновало. Мы с ним не виделись уже несколько дней, но в тот вечер Франческо запретил кому-либо покидать дом. На нашей улице, к счастью, было тихо, но на западе, в районе монастыря и церкви Сан-Марко, я видела зарево факелов.

В то утро Изабелла с нетерпением ожидала вместе с прихожанками Сан-Марко новостей о том, чем закончилось Испытание огнем. Они места себе не находили, но только из любопытства, а не от избытка веры. Потом она рассказала, что Савонарола по приезде заявил прихожанкам, будто францисканцы так долго затягивали начало испытания, что прогневали Господа и тот наслал на них бурю. Прихожанки выслушали рассказ с большим недоверием, которое только усилилось, когда вернулись их мужья, разъяренные поведением проповедника. По словам Изабеллы, прихожане затеяли драку с монахами, и она, испугавшись, поспешила уйти.

На следующий день было Вербное воскресенье. Франческо в церковь не пошел, а снова предпочел остаться дома и нам велел последовать его примеру. В этот день, однако, он принимал визитеров, всех в разное время. Ранним утром явился глава «плакс», Франческо Валори, и разговаривал с мужем наедине в его кабинете; он пришел и ушел с одним и тем же застывшим на лице изумлением, как у человека, обнаружившего, что все его золото превратилось в песок. Вторым посетителем был молодой посыльный с письмом; мой муж заявил, что сам отнесет ответ кому надо.

Третьим был видный представитель «беснующихся», Бенедетто де Нерли. Он появился вечером, после ужина, извинился за столь поздний визит, но сказал, что у него настоятельная необходимость поговорить с мессером Франческо.

Муж принимал его в нашей большой гостиной. Я услышала суматоху и спустилась, но меня не пригласили присоединиться к мужчинам, поэтому я задержалась у приоткрытой двери и подслушала разговор, радуясь, что голос у Бенедетто низкий и зычный и произносит он слова очень четко.

— Я принес плохую новость, — начал он. Франческо отвечал ему с ноткой сарказма:

— По-моему, ситуация и без того хуже некуда.

Бенедетто пропустил его замечание мимо ушей и спокойно продолжал:

— «Плаксы» лишились своего предводителя. Сегодня вечером погиб Франческо Валори.

Наступила тишина. Видимо, мой муж обдумывал услышанное.

— Как это случилось?

— Он пришел на вечерню в Сан-Марко. Группа головорезов прервала службу и пригрозила сжечь его дом. Началось что-то безобразное, они схватили его, но ему удалось вырваться и убежать. Добравшись домой, он спрятался в шкафу. Но головорезы шли за ним по пятам, ворвались в дом и застрелили его жену в голову из арбалета. Потом они отыскали Валори и поволокли его в синьорию…

— Очень глупо, если они хотели причинить ему вред, — перебил муж. — Как раз в синьории он и мог скрыться.

Бенедетто резко изменил тон, заговорив холодно:

— А может быть, и нет. — Он помолчал, давая время своему слушателю осмыслить сказанное. — По дороге в синьорию они наткнулись на Виченцо Ридольфи и Симоне Торнабуони…

Имена были мне знакомы. Речь шла о родственниках двух обезглавленных — Лоренцо Торнабуони и Николо Ридольфи.

— …Вряд ли можно винить этих людей за желание отомстить Валори, добившегося казни для их родных. Они вышли на улицы по примеру многих, кто надеется на арест Савонаролы. Торнабуони захватил с собой садовые ножницы…

Я закрыла глаза.

— …И раскроил ими череп Валори, пока Ридольфи кричал: «Тебе больше никогда не править!» Насколько я знаю, тело Валори до сих пор валяется на улице.

— Зачем вы все это мне рассказываете? — спросил Франческо.

Я ожидала услышать в его голосе холодность и раздражение, но различила лишь намек на обреченность.

— Как вам известно, синьория раскололась пополам, разделившись поровну между вашей и моей партиями. Если это равновесие и впредь сохранится, мы не найдем законного пути урегулировать ситуацию с Савонаролой. Вопрос разрешится сам собой на улицах, с кровопролитием, и очень многие пострадают. Но если…

Муж снова не дал ему договорить.

— Но если только один приор-«плакса» изменит своим убеждениям и перейдет на сторону «беснующихся»…

— Вот именно. Тогда справедливость будет быстро восстановлена, и мы сохраним многие жизни.