Виктор Пронин - Банда 3

— Врешь. Не был ты на Канарских островах. И никогда не будешь. Но возможность есть.

— Ну?

— Если попросишь хозяина ресторана, просто попросишь... Впрочем, и просить не надо... Достаточно намекнуть — мечтаю, дескать, с детства... И этого будет достаточно. Единственный вопрос, который он задаст... Знаешь какой?

— Ну? — Шаланда наклонил голову.

— Спросит, когда у тебя отпуск.

— И что дальше?

— За две недели до отпуска вручит авиабилеты туда и обратно, паспорт с визой, небольшой конверт... На карманные расходы. На Канарских островах, между прочим, удивительно быстро уходят деньги.

— Откуда ты знаешь?

— Мне так кажется. Представляешь, Шаланда, красавицы любого цвета кожи будут почитать за счастье распить с тобой бутылку шампанского, провести с тобой ночь, сумасшедшую ночь на берегу теплого океана...

— Я женат, — хмуро перебил Шаланда.

— Там ты об этом забудешь. Но если так решительно отрекаешься от красавиц... Можешь захватить с собой и свою половину... — усмехнулся Пафнутьев. — Только предупреди заранее... Хочу, дескать, любимой жене Канары показать...

— И что от меня потребуется?

— Ничего.

— Совсем ничего?!

— Да, Шаланда, да! Ну вот совершенно ничего! Разве что хорошее отношение... Чтоб здоровался ты с хозяином, заходил иногда, трепался бы с ним о том, о сем... Представляешь, какие времена настали? — Обернувшись в зал, Пафнутьев увидел хозяина ресторана. — Леонард! — крикнул и поманил того пальцем.

Да, это был Анцыферов, бывший городской прокурор. Как всегда нарядный, стремительный в движениях, легкий, правда, седина, седина у него появилась довольно заметная. Но что делать, испытания, которые ему пришлось перенести, у кого угодно вызовут седину. Хоть и недолгими были его страдания за колючей проволокой, но перенес он их болезненно. Видно, слишком большой оказался перепад между прежним его положением и ролью заключенного. Но оправился быстро, надо отдать должное. Уже через два месяца приобрел ресторан, месяц ушел на ремонт, благоустройство, и вот нате вам — Леонард Леонидович Анцыферов принимает самых влиятельных людей города.

— Здравствуй, Паша! — произнес Леонард с такой искренней радостью, что Пафнутьев просто вынужден был подняться и пожать холодную узкую ладонь Анцыферова. — Редко заходишь!

— Прохладно у тебя здесь... Дует.

— Не всегда, Паша, не всегда, — Анцыферов почтительно присел не у самого стола, а чуть в отдалении.

— Да, прошлый раз окна остались целы, — пробормотал Шаланда.

— Нас всех подстерегает случай, — со вздохом процитировал Анцыферов.

— Над нами сумрак неминучий? — спросил Пафнутьев, давая понять, что и он не лыком шит, и он по части стихов не последний человек.

— Кофейку бы, а, Леонард?

— А может, чего покрепче? — живо спросил Анцыферов.

— Для этого мы придем как-нибудь вечерком, да, Шаланда? Кстати, Леонард... Представляешь, наш друг Шаланда ни разу не был на Канарских островах... А мечтает! Жена просто затылок ему прогрызла этими островами... Помоги!

— У тебя когда отпуск? — спросил Анцыферов у Шаланды, и тот в полной беспомощности посмотрел на Пафнутьева, прося помощи и защиты.

— Летом у него отпуск, летом, — весело сказал Пафнутьев. — Но недельку-вторую ему и сейчас могут дать. Зимой. За хорошую работу по защите граждан.

— Заметано! — спросил Анцыферов и, вскочив, унесся отдавать указания. Внешне он не изменился после того, как покинул кабинет городского прокурора. Та же тройка, галстук, блестящие туфли...

Пафнутьев с улыбкой наблюдал за суетой Анцыферова в глубине зала и понимал — все-таки изменился Анцыферов. Легче стал, проще. Складывалось впечатление, что нашел человек себя, нашел дело, в котором уверен, спокоен, и нет у него никакой надобности с кем-то советоваться, искать чьего бы то ни было одобрения. Уже не нужно было тужиться, что-то там изображать надсадно и бестолково, подыскивать слова, которые бы ни к чему не обязывали. Теперь слова сами слетали с его уст, простые, естественные, уместные. Несмотря на печальное происшествие в ресторане, Анцыферов был оживлен, вездесущ и как-то радостно возбужден. Он знал, как себя вести, что ответить на вопросы Пафнутьева и Шаланды, о чем умолчать, чтобы его роль в случившемся была чиста и печальна. И неуязвима.

— Быстро перестроился, — пробормотал Шаланда.

— А он и не перестраивался. Не было надобности. Он всегда был наизготовку. Раньше приговоры подавал на блюде, сейчас вот кофе. Быстро, четко, умело... Ты и оглянуться не успеешь, как однажды утром обнаружишь на собственном столе конверт с авиабилетами на Канарские острова.

— Ты что? Умом тронулся? — Кто? Я? — удивился Пафнутьев так искренне, что Шаланда даже не заподозрил розыгрыша. — Ладно, — Пафнутьев повернулся наконец лицом к столу. — Что тут случилось?

Шаланда не успел ответить — из подсобных помещений к ним быстро приближался официант в белом кителе с золотыми пуговицами, сверкавшими, как у солдата на первом году службы. Он огибал столы с такой скоростью, что даже наклонялся на поворотах, как слаломист на спуске.

— Прошу вас, — официант поставил на стол поднос с двумя чашками кофе и двумя маленькими, грамм по пятьдесят, бутылочками коньяка. — У нас сегодня немного прохладно, может быть, это окажется и кстати.

— Окажется, — кивнул Пафнутьев, и официант удалился с таким гордым видом, будто исполнил опасный номер. С некоторых пор Анцыферов хорошо знал, что вручить даже такую невинную взятку, как сто граммов коньяка, действительно опасно. Но знал он и то, что Пафнутьев мелочиться не станет.

Увидев в глубине зала Анцыферова, наблюдавшего за ними с напряженным вниманием, Пафнутьев встал и церемонно поклонился. Благодарю, дескать, премного доволен. И Анцыферов склонился в поклоне, прижав руку к груди. Открыв микроскопическую бутылочку, Пафнутьев вылил коньяк в кофе, бутылочку спрятал в карман.

— Следы преступления надо уничтожать, — пояснил он Шаланде, который никак не мог решить, что ему делать со своим коньяком. Поколебавшись, он последовал примеру Пафнутьева и так же, как и тот, сунул бутылку в карман. Заметив на столе оставшиеся алюминиевые пробки, он их тоже сунул в карман. Теперь уже никто не мог заподозрить его в противоправных действиях.

— Представляешь, до сих пор не могу избавиться от ощущения, что он прокурор города, — проговорил Шаланда с виноватой улыбкой.

— Это пройдет, — невозмутимо ответил Пафнутьев.

— Значит, так, — выпив кофе двумя глотками и отставив чашку, Шаланда приступил к делу. — Полчаса назад... Подкатывает к ресторану на мотоцикле...

— Один?

— Да, свидетели говорят, что он был один. Одежда обычная — черная куртка, шлем, очки... Достает автомат, короткий какой-то... Вроде Калашников, но укороченный...

— Знаю, — кивнул Пафнутьев.

— Не торопясь, передергивает затвор и дает длинную очередь по окнам. Некоторые утверждают, что была и вторая очередь... Гильзы мы подобрали. Половину обоймы выпустил. Потом развернулся, свернул в переулок и был таков.

— Жертвы?

— Есть... Один умер на месте. Его увезли до того, как ты пришел.

— Могли бы и не торопиться.

— Увезли, Паша. Если захочешь посмотреть, знаешь, где его можно найти. Теперь не убежит. Второго ты видел. Должен выжить. Я не силен в медицине, но по части огнестрельных ранений за последние два года получил неплохой опыт...

— Понял. А остальные посетители? Уцелели? Выжили?

— Видишь ли, Паша, ресторан был пуст. Время раннее. Анцыферов тебе расскажет подробнее. В это время здесь вообще никого не бывает. Только вон в том углу сидели четыре человека. Беседовали. Общались.

— Куда же они делись?

— О двоих ты знаешь...

— А остальные?

— Ушли, Паша.

— Как ушли? — не понял Пафнутьев. — Как могли уйти, если двое из друзей валяются в кровище?

— Ушли черным ходом.

— Так... Значит, один убит, второй ранен... А двое скрылись? Правильно?

— Все именно так, Паша, — Шаланда склонил голову, как бы преклоняясь перед проницательностью Пафнутьева. — Тот мужик на мотоцикле с автоматом... Он, похоже, знал, кто именно сидит за столиком у окна. Не просто по окнам, он по ним полоснул. Это была разборка, Паша.

— Меня удивляет, почему тот хмырь на мотоцикле не бросил в окно еще и пару гранат.

— Да, так было бы гораздо надежнее, — согласился Шаланда.

— Что-нибудь знаешь о тех двоих?

— Об этом лучше поговорить с твоим другом Леонардом.

— Тоже верно.

— Наверняка рыло в пуху.

— Конечно. Поэтому он тебя и об отпуске спросил.

— Если он сунется ко мне с этими авиабилетами, — медленно проговорил Шаланда, шаря глазами по залу в поисках Анцыферова, — я не отпущу его, пока он их не съест без остатка.

— Крутой ты мужик, Шаланда, — проговорил Пафнутьев и придвинул к себе плоский кожаный кошелек. Внутри оказались несколько стодолларовых бумажек, блокнотик с телефонными номерами. — Кажется все, — проговорил Пафнутьев и, сложив кошелек, легонько похлопал им по ладони. Что-то насторожило его, кошелек вел себя не так, как положено вести себя пустому кошельку из тонкой кожи. Пафнутьев снова заглянул во все отделения и потайные кармашки. Отогнув очередной отворот, он сунул туда палец и, вскрикнув, отдернул его. На пальце показалась капелька крови — в кошельке что-то было чрезвычайно острое.