Донна Леон - Честь семьи Лоренцони

А на поле в это время происходило вот что: ассистенты доктора Бортота натянули под острым углом сетку. Сквозь нее, как сквозь сито, они мало-помалу просеивали землю, попеременно нагибаясь, чтобы подобрать небольшую кость (или по крайней мере то, что ее напоминало). Свои находки они передавали начальнику, который, сцепив руки за спиной, стоял у края борозды. У его ног лежал длинный кусок черного пластика, и, по мере того как ассистенты находили все новые и новые кости, он показывал им, какую куда нужно класть. Таким вот образом они вместе, шаг за шагом, складывали детали зловещей головоломки.

Принимая из рук ассистента очередную кость, Бортот некоторое время изучал ее, прежде чем положить на место. Дважды он поправлял себя, нагибаясь и с глухим восклицанием перекладывая кости: одну справа налево, а другую — из области плюсны туда, где когда-то было запястье.

В десять утра приехал доктор Литфин, не на шутку растревоженный вчерашним сообщением о находке на его поле. Он сразу же выехал из Мюнхена и всю ночь провел в пути. Припарковавшись у входа в дом, он неловко выбрался из машины и сразу увидел глубокие рытвины и колеи, погубившие его газон, который он с такой любовью высадил еще три недели назад. Но в ту же минуту он заметил и трех мужчин, стоявших на поле — на некотором расстоянии, у молодых кустов малины, которые он привез из Германии и посадил вместе с травой. Доктор решительно направился в их сторону по истоптанной лужайке, как вдруг откуда-то справа донесся громкий окрик с приказом остановиться. Он огляделся по сторонам. Никого. Только три древние яблони у старого полуразрушенного колодца. Доктор продолжил свой путь по направлению к троице в конце поля, но не успел ступить и нескольких шагов, как двое в черной полицейской форме вынырнули из-за ближайшей яблони и направили на него свои автоматы.

Доктор Литфин, переживший оккупацию Берлина русскими, знал почем фунт лиха. И, хотя с того времени прошло уже пятьдесят лет, он хорошо уяснил, что такое вооруженный человек в форме. Доктор тут же застыл на месте и поднял руки вверх.

Когда карабинеры, уже не скрываясь, полностью вышли из тени, в голове у доктора промелькнула мысль, насколько разителен контраст между их мрачной черной униформой и невинным розовым цветом яблоневых деревьев. Их блестяще черные ботинки ступали прямо по розовому ковру, топча нежные лепестки. Шаг за шагом они приближались к доктору, который так и стоял на месте с воздетыми к небу руками.

— Что вы здесь делаете? — отрывисто спросил один.

— Кто вы такой? — рявкнул другой.

— Я… Доктор Литфин… — отвечал он по-итальянски, запинаясь от волнения, — я… — он собрался с мыслями, силясь припомнить нужное слово, — я тут в некотором роде… Хозяин. Padrone.

Карабинерам уже сообщили, что новый владелец нездешний, из Германии, да и акцент говорил сам за себя, так что они опустили автоматы, но пальцы на спусковых крючках оставили. На всякий случай. Литфин воспринял это как разрешение опустить руки, но сделал это очень медленно. Он был немец, а это значит, он твердо знал: кто вооружен, тот и прав. Поэтому он спокойно ждал, пока они подойдут поближе, что, однако, не мешало ему краем глаза следить за теми тремя у края поля, которые, в свою очередь, теперь тоже наблюдали за ним и приближающимися карабинерами.

Но вдруг, нежданно-негаданно оказавшись лицом к лицу с человеком, который выложил немалые деньги на ремонт дома и все эти садово-полевые работы, бравые офицеры слегка оробели. Доктор почувствовал их смущение и не преминул этим воспользоваться.

— Что все это значит? — спросил он, показывая на поле и предоставляя им возможность самим догадываться, что он имеет в виду — то ли загубленную лужайку, то ли трех мужчин у края поля.

— На вашем поле обнаружен труп, — отвечал один из офицеров.

— Я знаю. Но что значит весь этот… — он снова замялся, подыскивая нужное слово, — разгром. Distruzione.

Следы от автомобильных шин, казалось, стали еще заметнее и глубже за то время, пока карабинеры внимательно изучали их. Наконец один из них выдавил:

— Нам нужно было проехать по полю.

Доктор промолчал в ответ на эту очевидную ложь. Повернувшись к офицерам спиной, он направился к остальным трем мужчинам на противоположном краю поля таким решительным шагом, что ни у одного из них не хватило духу остановить его. Приблизившись к кромке первой глубокой борозды, он окликнул того, кто, по его мнению, был здесь главным.

— Что случилось?

— Вы доктор Литфин? — в свою очередь осведомился медик, которому уже доложили о богатом немце, который купил старый дом и не поскупился на его ремонт.

Литфин кивнул и, так как его собеседник медлил с ответом, повторил свой вопрос:

— Что тут у вас случилось?

— Я полагаю, ему было лет двадцать или слегка за двадцать, — отвечал доктор Бортот и, повернувшись спиной к Литфину, махнул рукой своим ассистентам, дав им знак продолжать работу.

Доктор Литфин, едва придя в себя от подобной бесцеремонности, проглотил пилюлю и встал рядом со своим коллегой на краю ямы. Не говоря ни слова, оба некоторое время наблюдали за тем, как двое на дне ямы медленно просеивают землю.

Через несколько минут один из них протянул доктору Бортоту еще одну кость, которую тот, едва окинув взглядом, положил к концу другой кисти. Еще две кости: Бортот быстро водворил их на свои места.

— Слева, слева от тебя, Пиццетти, — сказал он, указывая на небольшой белый обломок, лежащий у другого края ямы. Человек, которого звали Пиццетти, взглянул на обломок, подобрал его с земли и протянул доктору, который после мимолетного осмотра, аккуратно положил его между указательным и средним пальцами, а затем взглянул на Литфина.

— Клиновидная латеральная, я полагаю?

Литфин поджал губы и взглянул на кость. Прежде чем он успел раскрыть рот, кость оказалась у него в руках. Он внимательно осмотрел ее, а затем окинул взглядом обломки костей, разложенные на черном пластике у его ног.

— Возможно. Хотя и не исключено, что медиальная, — ответил он, чувствуя себя гораздо увереннее объясняясь на привычной ему латыни, нежели на итальянском.

— Да, да, возможно, — закивал Бортот.

Он махнул рукой в сторону листа. Литфин нагнулся и положил ее у края малоберцовой кости.

Затем он выпрямился, и оба полюбовались на результат.

— Ja, ja, — подтвердил Литфин; Бортот молча кивнул.

Итак, в течение следующего часа оба доктора стояли у края ямы, попеременно нагибаясь, чтобы принять из рук ассистентов очередную находку. Те, в свою очередь, продолжали просеивать землю сквозь сетку. В какой-то момент они даже поспорили по поводу найденного фрагмента — кость это или щепка, но в конце концов пришли к единому мнению о происхождении находки.

Яркое весеннее солнышко щедро одаривало их теплом; где-то в отдалении куковала кукушка. Когда начало припекать, оба дружно принялись стягивать пальто и пиджаки, а когда держать их в руках надоело, развесили их на нижних ветках деревьев, высаженных по краю поля для обозначения границы владения.

Чтобы скоротать время, Бортот завел разговор о доме, и Литфин ответил, что ремонт фасада уже закончен; осталась лишь внутренняя отделка, которая, по его мнению, завершится лишь к концу августа. Затем Бортот осведомился, где доктор выучился так хорошо говорить по-итальянски. Тот объяснил, что вот уже двадцать лет подряд проводит здесь отпуск, а в последний приезд, в преддверии грядущего переезда, три раза в неделю брал уроки итальянского.

В деревенской церквушке двенадцать раз пробили колокола.

— Думаю, на сегодня хватит, Dottore, [1] — сказал один из ассистентов и, решительно воткнув лопату в землю, с вызывающим видом облокотился на нее. Потом достал пачку сигарет и закурил. Другой тоже прекратил работу, выудил из кармана носовой платок и принялся вытирать вспотевшее лицо.

Бортот бросил взгляд на участок перекопанной земли (в общей сложности не меньше трех квадратных метров), затем — на кости и усохшую плоть, разложенные на черном пластиковом листе.

— А почему вы думаете, что он был молодой? — неожиданно спросил Литфин.

Прежде чем ответить на заданный вопрос, Бортот нагнулся и взял в руки череп.

— Взгляните на его зубы, — сказал он, протягивая череп Литфину.

Но вместо того чтобы смотреть на зубы, которые, безусловно, были в отличном состоянии, Литфин повернул череп. Озадаченно хмыкнув, он уставился на его затылок. Прямо посередине, над углублением, где, по идее, должен был находиться шейный позвонок, зияло небольшое круглое отверстие. Повидавший за свою жизнь достаточно черепов, обладатели которых погибли насильственной смертью, он не был ни удивлен, ни шокирован.

— Но почему мужчина? — спросил он, возвращая череп своему коллеге.

Снова, прежде чем ответить, Бортот встал на колени и аккуратно положил череп на прежнее место. Затем он поднялся и, вытащив из кармана пиджака какой-то предмет, протянул его Литфину: