Михаил Михеев - Поиск в темноте

— Вам нужно остаться пока здесь, — сказала я Шараповой. — Расскажете сестре. А я с товарищем инспектором поговорю. Ему тоже нужно кое-что объяснить.

— Желательно, — подтвердил инспектор.

— Да, — повернулась я уже от дверей, — в карманах у Завьялова могут быть ключи от его машины. Захватите их с собой. Я вернусь, и мы вместе дождемся заключения врача.

— А там я не нужна? — Шарапова кивнула на дверь.

— Думаю, Тобольский управится и один. Надеюсь, что пишет он не хуже, чем говорит.

Мы вышли с инспектором на крыльцо. Над дверями горела лампа, и в свете ее ярко и как-то празднично поблескивали падающие пушистые снежинки. Было тихо и мирно, и я, выключившись так сразу из напряжения последних часов, почувствовала себя вдруг ослабевшей и смертельно уставшей.

— Можно я в ваших «Жигулях» посижу? — спросила я. — А то меня что-то уже ноги плохо держат.

— Пожалуйста!

Инспектор гостеприимно открыл мне заднюю дверку кабины. За рулем сидел бравый усатый сержант-шофер, который воззрился на меня с недоумением, которое у него не убавилось после слов инспектора:

— Подождем пока здесь, Иванцов!

Он забрался на переднее сиденье и повернулся ко мне.

— Сейчас, — сказала я. — Подождите, дух переведу. — И на самом деле мне показалось, что впервые за этот вечер, с того момента, как я увидела в переулке «газик» Брагина, я впервые смогла облегченно вздохнуть. — Рация у вас, конечно, работает?

— Конечно, работает.

— Сигналы по линии вам сообщали?

— Были такие. Что машина ГАЗ шестьдесят девять прошла всю площадь Калинина на красный свет.

— Кажется, никого серьезно не зацепила?

— К счастью, не зацепили.

— Вот на счастье я и надеялась. Почему торопилась — надеюсь, теперь вы понимаете. У меня нет с собой ни водительских прав, ни каких-либо документов — не ожидала попасть в такой переплет. Я попрошу вас: сообщите вашему дежурному в ГАИ, чтобы он срочно позвонил по городскому телефону. — Я назвала номер. — Это специальный телефон.

Инспектор тут же утратил все свое добродушие и взглянул на меня уже с настороженным любопытством.

— И что сказать?

— Сообщите… сообщите, что в районе городской больницы задержана Грошева, на машине ГАЗ шестьдесят девять.

Рация у «оперативки» работала отлично, я слышала весь разговор. Естественно, не могла только разобрать, что говорил дежурному ГАИ названный мной номер, дежурный сам повторил инспектору его слова.

Инспектор повернулся ко мне.

— Спрашивают, нужна ли вам какая-то помощь?

— Нет, уже не нужна. Передайте, что водитель ГАЗа шестьдесят девять сбежал, пусть сообщат куда следует. Остальные все на месте.

Инспектор положил трубку микрофона.

— Вот только, — обратилась я к нему, — мой ГАЗ что-то заглох у подъезда.

— Сейчас посмотрим.

Инспектор выбрался из машины, открыл дверку «газика», а я тут же вспомнила, что оставила ключ в замке зажигания, чем нарушила еще одну профессиональную шоферскую заповедь. Мотор заработал, завелся, что называется, с пол-оборота.

Инспектор вернулся. Конечно, он вынул ключ зажигания и подал его мне.

— В порядке, — сказал он.

— Спасибо. Значит, отдохнул мой старичок. Вот только меня по дороге опять могут задержать. Без документов все-таки.

— А вам куда?

— К Ботаническому жилмассиву.

— Тогда не задержат. Мы в этом районе на всю ночь. За ночь вы, надеюсь, со своими делами управитесь? — чуть улыбнулся он.

У инспектора было крупное лицо — и «губки бантиком», но выражение его глаз, очевидно, могло быть и строгим, и жестким, смотря по обстоятельствам. Я видела, что он с любопытством поглядывает на меня, соображая, что это за птица залетела в его машину, и я бы с удовольствием рассказала ему все… но когда-нибудь в другой раз.

— Думаю, управлюсь, — ответила я на его улыбку, открывая дверку кабины. — Хорошо, что вы оказались тут, так вовремя для меня. Доброго вам дежурства, чтобы не было угонщиков и сбитых пешеходов. Чтобы все легковые вернулись в свои гаражи с целыми радиаторами и багажниками. До свидания.

Так не хотелось покидать уютную кабину «оперативки», я бы с удовольствием посидела здесь еще с полчасика, в обществе близких мне по профессии людей, закурила бы у водителя «Шипку», обжигая пальцы и щурясь от табачного дыма, поговорила бы с ними о дорожных делах…

Я выбралась на асфальт подъезда.

Водитель завел мотор, тихо, без шума развернулся, помигал мне на прощание синим глазком, я помахала им вслед, и красные огоньки фонарей исчезли за воротами клиники.

На пороге я увидела Шарапову.

— Бориса в операционную отвезли, — сказала она. — Будут зондировать рану. Сестра сказала — узнаем через полчаса.

— Что ж, подождем.

Мы забрались в нашу машину. Там было неуютно и холодно, а я не хотела шуметь мотором, чтобы включить обогреватель кабины. Шарапова подала мне зажигалку «Ронсон».

— Теперь она ему ни к чему, — сказала она. — А вот ключи от машины и гаража. Только гараж у него уже другой.

— Я знаю, — сказала я.

— Неделю тому назад переехал.

— Я знаю.

— Да, конечно, что же я… конечно, знаете, — она достала из кармана шубки сигареты, предложила мне. Я отказалась, щелкнула «Ронсоном», Шарапова прикурила и отодвинулась от меня. Привалилась к спинке сиденья. За окнами клиники задвигались чьи-то тени, может, это была операционная, где сейчас смотрели Завьялова. Свет из окон падал в кабину, я молча смотрела на голенькую девочку, которую Брагин наклеил на переднее стекло, и думала… о многом я думала. Шарапова кашлянула слегка. Я коротко глянула на нее, крупные слезинки поблескивали в ее глазах, она досадливо смахнула их отворотом перчатки. Где-то хлопнула дверь.

— Все из-за меня… — тихо и глухо сказала Шарапова. Она помолчала, затянулась глубоко сигаретой и повторила: — Все из-за меня!

Опять кашлянула или от дыма, или нервный спазм перехватил ей горло. Слезы потекли по щекам, она поискала в карманах шубки платок, я протянула свой, она оттолкнула его и опять вытерла лицо отворотом перчатки.

— В «Капельках» они встретились… на танцах. Я думала, пройдет, как бывало. А однажды застала Зойку у него дома. Вот тут у меня и началось… Говорить с Вадимом бесполезно, я уже знала. У него же все просто…

— Контакт двух эпидерм, — тихо уронила я, но она услышала.

— Да, контакт… говорить он мастер. Поздно я поняла, что для меня это не просто «контакт»… а бросить его… Вроде и сильная, других, где нужно, заставить сумею, а себя пересилить не могла… — Пепел сигареты упал ей на колени, она не заметила.

Я смахнула пепел рукой.

— Сгоришь.

— Та… так и сгорела… Ушла тогда от него, оставила их одних. Как до дома добралась — уже и не помнила…

Огни в клинике засветились ярче, может быть, в операционной зажгли специальную лампу.

— В «Капельки» мы ходили еще, пыталась я Зойку возле себя удержать. Только зря. Встречалась она с ним, ходила к нему… Позвала я как-то ее домой, поговорить хотела. Ну, выпили, конечно, А Зойка что — девчонка слабая, осовела, смеется только. А у меня внутри как кислотой все обожжено. Смотрю на нее: «Господи, думаю, удержи мою руку!» И тут, некстати, Генка Брагин и Поль Фоминых приехали — денег у меня перехватить. Вот в голову мне и стукнуло… Говорю, забирайте Зойку, везите к Вадиму, я тоже туда поеду. Денег им дала, ушли они с Зойкой. Спохватилась: думаю, что же я наделала?… Выскочила даже из подъезда, а они уже уехали.

Она говорила тихо, монотонно, даже как-то бесчувственно. Я понимала, что у нее уже все перегорело, что ей все равно уже, слушаю я ее или нет, что ей теперь просто выговориться нужно, освободиться от едкой накипи, осевшей на душе.

— Подумала, ладно! Будь что будет… А тут Борис на своих «Жигулях» заехал. За мной. Дочка его дома ангиной болеет, хотел мне показать. Он часто ко мне заезжал, двоюродный брат все-таки… ну, да вы, наверное, и это знаете…

Я промолчала. Этого мы еще не знали. Служба Бориса Борисовича до такого факта еще не добралась.

— Видит он — я не в себе. И рассказала ему про Зойку… Оплеуху он мне закатил — со стула я свалилась. «С ума сошла! Поехали к ним!» Так заторопился, даже куртку свою на вешалке забыл… Приехали, а там уже все… Зойка на диване лежит, пьяная. Борис, конечно, там погром устроил, Генке Брагину нос разбил. Всем попало… «Одевай, говорит, Зойку, к тебе увезем, пусть она в себя придет, как ее такую в общежитие». Едем ко мне, а у меня злость, как белье грязное в котле кипит. Даже жалости к Зойке нет, смотреть на нее расхлюстанную, обшлепанную не могу. К нашей остановке подъехали — она чуть в себя пришла. Борис нас высадил и уехал, к дочке торопился. А Зойка ко мне идти не захотела. Ну и леший с тобой! Поезжай на автобусе. В подъезде я остановилась, смотрю, она в телефонную будку зашла. Значит, милицию решила позвать. А потом вижу, она уже на поребрике стоит и машина идет… Все это я увидела.