Фридрих Незнанский - Контрольный выстрел

— А я даже и не знал, что ты в Москве. Тем более в «Белом доме»… И потом, с какой стати, а?

— Что значит — с какой стати?! Мы что, чужие? Сто лет незнакомы? Тоже мне — «важняк»! Ютишься черт знает на каком диване, семья у черта на куличках. Ты просто неумеха, Саш, извини…

— Точно, — согласился Турецкий. — Ирка говорит то же самое…

Но если рассуждать всерьез, то действительно получалось так, что не научился он жить в условиях кардинальной перестройки общественного организма, а если еще точнее — в режиме всеобщего бардака. Экономического, идеологического, да просто человеческого. Он даже не сумел организовать для себя временного жилья, когда начался капитальный ремонт дома. Всем жильцам выделили, правда, не в лучших районах и тем более домах, хоть какое-то пристанище: ремонт ведь рассчитывали провести как минимум за год. Тем, кто готов был навсегда покинуть Фрунзенскую престижную набережную, какие-то бойкие дельцы предлагали больший метраж, но… где-нибудь в Солнцеве или Митине, поближе к кладбищам, так сказать. И вообще, давление на жильцов шло с разных сторон, так что вовсе не исключено, что за право возврата в собственную отремонтированную квартиру кое-кому придется еще и побороться.

Но юмор ситуации заключался в том, что пока Саша телился и занимался государственно необходимым трудом, его, а тем самым и его семью, обошли стороной в буквальном смысле. Когда он со смехотворным опозданием явился в родное РЭУ, ему заявили, что все нормальные люди давно выехали на предоставленную временную жилплощадь, и так как практически никаких резервных помещений РЭУ не имел, оставалось переселяться в какой-то вшивый барак не то в Бибиреве, не то в Бутове, но не там даже, где новый район функционирует, а чуть ли не в Щербинке, то есть на краю земли. Вот поэтому женской части семьи Турецких пришлось снова перебираться за границу, то есть к Иркиной тетке в Ригу, а сам Саша налегке кочевал по первопрестольной от приятеля к приятелю, деля жизнь между своим рабочим кабинетом на Пушкинской улице, холостяцкими раскладушками, холодом в плохо отапливаемом автомобиле, глотками спиртного из горла и надоевшими вялыми спорами о том, куда нас всех занесла нелегкая.

Всю эту житейскую дребедень разом оборвал Грязнов, и теперь они стали жить втроем в его новой трехкомнатной квартире: Слава, его племянник из Барнаула Денис и Турецкий.

Естественна поэтому и негативная Сашина реакция на злую реплику Олега в адрес поистине настоящего друга Славки Грязнова, бывшего подполковника милиции, а ныне хозяина хитрого сыскного бюро «Слава».

Впрочем, Турецкий сообразил, что отдельные детали всего вышеизложенного как бы прокрутил в собственном мозгу, но что-то все-таки изложил и вслух, потому что Олег, изобразив на лице глубокую и озабоченную задумчивость, неожиданно произнес:

— Ну что ж, за этот вполне товарищеский поступок я снимаю свою дерзость в отношении это… хозяина и придвигаю свой бокал…

— Ладно, по чуть-чуть, — снизошел Турецкий.

— Пусть по чуть-чуть, а потом я поеду. Уже пять часов, смотри-ка. Ну, за твой отпуск!.. Это что, телефон? Зачем он звонит?

— Наплевать. Дома никого нет. Там работает автоответчик. Да и все равно, это же не нам с тобой. Будем?

— Будем.

— Грязнов! Это Романова, — донеслось из динамика телефонного аппарата. — Когда появится Турецкий, спроси, куда он девал моего младшенького? Я их засекла вместе на совещании, а потом они оба дружно исчезли. О причинах я, конечно, догадываюсь, но Алька мне срочно нужен. Я задерживаюсь на работе до восьми.

Последовал звуковой отбой.

— Романова?! — спросили они друг у друга. А Саша добавил:

— Что ли, Шура Романова?

Как будто у них бы целый воз и маленькая тележка этих Романовых, излагающих указания строгими женскими голосами.

— Кажется, это звонила твоя мама, Олежка, — высказал Турецкий самую умную за целый день догадку.

Олег как-то сразу построжел лицом, протрезвел, собрался, но, когда встал, его качнуло. И, крутя диск, он несколько раз ошибся. Ведь как-никак без закуски полкило уложил на грудь.

— Романова, — сурово прозвучало в динамике телефона. Вот же аппарат соорудили хлопцы из хитрой конторы Грязнова: никаких секретов не утаишь. Были, конечно, в аппарате свои тайны, не без того, но Саша со своим необразованным копытом в эти тайны не совался, и правильно делал. Грязнов ведь не для этого его в своем доме поселил.

— Это я, ма… — вполне свежим голосом заявил Олег.

— Алька! Вот хорошо, что догадался, а то я тебя чуть не потеряла. От Киры весточка, Алька! Сообщает, что с ним все в порядке… Ты что, не рад? Чего молчишь?

— Рад, ма, хорошо, ма… А когда прислали?

— Пришла вчера, сообщили сегодня. А что это у тебя с голосом? Ты опять напился? — Голос Шурочки построжел.

— Да что ты, ма! — заметно натужно развеселился Олег, оглянувшись на Сашу. — Это мы с Турецким бутылочку легкого тяпнули, ма. За его отпуск. Не виделись ведь Бог знает сколько, ма… Все, ма, уже завязываю, а с утра — на зарядку ста-но-вись! Пока, ма, завтра, если хочешь, заеду! — И, не дождавшись ответа, положил трубку, после чего стал объяснять то, что и без всяких слов было ясно: — Это она, Саш, о Кире все беспокоилась. Давно известий не было, он же на секретной, помнишь, я говорил, работе, все по загранкам под чужой фамилией болтается. Как же не волноваться? Вот теперь дождалась весточки, через управление, естественно, как положено, и рада новостью поделиться. Понять ее можно…

Что-то Олег становился излишне говорливым. И протрезвел окончательно. Бывают же чудеса! А вот Сашу, наоборот, чуть ли не в сон теперь потянуло. И Олег проницательным своим умом наконец сообразил:

— Ну, ладно, Саш, отдыхай давай, а я все-таки сам поеду. Как считаешь, нормально выгляжу? Или шофера высвистать? Гаишник засечет?

— Будешь нормально ехать — не засечет. В правый ряд не жмись и в левом не наглей. Пристройся за каким-нибудь «мерсом» и держи дистанцию.

Не известно, каков сегодня водитель Олег, думал Турецкий, но вот Кирка бы подобных вопросов не задавал. Вот уж кто водила, что называется, от Бога. Хоть и на пяток всего лет старше он Олега, но в жизни успел хлебнуть трудового пота. Может, поэтому и ценит его бывший, так сказать, отчим, в свою контору перетащил из института экономики, где, защитив диплом с отличием, подвизался Кирилл. Впрочем, это только теперь профессия экономиста — едва ли не главная в постсоветской горькой действительности. А десяток-полтора годков назад — что? Бухгалтерия? Фи! Вообще-то наверное какова экономика, таковы и требования к кадрам. Но генерал Марчук явно не был дураком, ибо до пенсии занимался в Комитете кадровыми вопросами. А на них, на вопросы эти, кого ни попадя не сажали.

— Ну так я поехал, Саш! — Олег легонько потряс в воздухе ладонью, подхватил со спинки стула свой длинный светлый плащ со спущенным ниже задницы поясом, как ходят нынче богатые пижоны, хлопнул Сашу по плечу: — Давай не забывай, звони, визитку я тебе оставил, — он ткнул пальцем на противоположный край стола, — а я отбыл. Дела, Саш…

Удалился в прихожую он вполне трезво — высокий, красивый, черт его дери! Турецкий улыбнулся ему вслед и хмыкнул: «Мы хоть и сами с усами и ростом не обижены, однако далеко нам до этого, молодого поколения, ох как далеко! Хотя я им все равно не завидую, нет».

Саша не слышал, как захлопнулась дверь, потому что с удовольствием вытянул ноги на диване, на котором сидел, и откинул голову к высокой и мягкой спинке — обволакивающей и утихомиривающей, утоляющей эту… как ее, а, все равно хорошо…

Сон ли, слишком отчетливое воспоминание — не понятно, что это было на самом деле. Турецкий вдруг оказался на футбольном поле в Тарасовке. Он провел мяч по самой кромке и аккуратненько этак передал его Кирке. А тот в грязной майке, растрепанный, потный, но ловкий, крепенький, точнейшим ударом послал его в ворота. Гол! А вот и фигушки! Олег, даром, что каланча здоровенная, вынимает удалой мячик ну прямо из-под самой планки! И хоть жалко незабитого красивого мяча, внутренне Саша обрадовался за Альку-Олежку. Ведь сегодня утром он прочитал свое имя в списке абитуриентов, принятых на юрфак И в том же МГУ, откуда вышел в самостоятельное плавание его друг, покровитель и в чем-то даже учитель, к примеру в самбо. А кто же этот уважаемый человек, которому готов подражать Олежка? А это, да будет всем известно, Александр Борисович Турецкий собственной персоной… Однако судья свистит, и значит, Олежка сейчас пробьет от ворот. Снова свистит этот зануда судья, местный старожил, у которого семейство Марчуков-Романовых снимает который уже год подряд дачу на все лето. «Кончай свистеть!» — крикнул Турецкий и… проснулся.

«Будь ты неладен, Грязнов, со своим дурацким секретным аппаратом!»

— Саша, срочно — слышишь? — срочно приезжай в прокуратуру!..