Андрей Кивинов - Трудно быть мачо

И не хотел Дима ее убивать, он взрыв то этот дурацкий на эмоциях устроил. Слава сказал, что он не признался. А вдруг его бить будут или пытать? Вон сколько про пытки ментовские пишут. А Слава ее даже от адвоката отговорил. Ну, конечно… Зачем сопернику адвокат?

Юля подняла с пола Димину майку, ощутив легкий запах пота и парфюма. Такой родной запах. Дима всегда любил дорогую туалетную воду. Предпочитал «Кензо». «О Боже, я уже думаю о нем в прошедшем времени…» Юля уткнулась в тельняшку и заплакала.

… А Слава? Он же любит ее. Искренне любит. Из семьи даже ушел. И что она теперь ему скажет? Извини, Славочка, но я решила остаться с Димой?

Но Димы то нет… Он в тюрьме и, скорей всего, не вернется… Господи…Как бы обоих не потерять.

Юля запуталась окончательно.

А в это тяжелое для страны время…

Вячеслав Андреевич Чернаков, подполковник милиции в отставке очнулся спустя минут десять после воздействия полена на затылочную часть черепной коробки. Коробка жутко болела, но приложить к ней что-нибудь холодненькое он не мог. Руки были четко зафиксированы скотчем за спиной. Ноги оставили свободными. Потому что в темном помещении площадью четыре квадратных метра гулять особо негде.

Помещение, судя по всему не что иное, как парилка деревенской баньки. Такой уютный аромат прокопченной прелой древесины. Деревянная скамья, кирпичная печурка с черной затворкой, металлическая шайка, пара засохших веников на вбитых в бревенчатую стену гвоздях, мочалка. Над дверью тусклая матовая лампочка. Банька не затоплена, температура чуть выше уличной, зуб на зуб не попадает, даже в пальто. Могли бы и подбросить пару полешков. Дверь стопудово закрыта, не стоит и проверять.

Чернаков попробовал определить свое местонахождение в пространстве, приподнял буйну головушку, сморщившись от боли. Положение оказалось горизонтальным. Он возлежал на полатях, где обычно происходит собственно банно-парильный процесс. Попытался принять вертикальное положение. Затылок обожгло огнем, и он опрокинулся обратно.

«А как я тут, вообще-то, оказался?… Что было перед этим? Кажется, я в кого-то стрелял. В кого?»

Память возвращалась хуже чем после доброй попойки. А так как Чернаков почти никогда не допивался до беспамятства, даже в милиции, то и навыка вспоминать прошлое не отработал.

«Так, я выстрелил из «Осы». Попал. В ногу. Кому? Прекрасный вопрос. Начнем плясать от печки, тем более, что она рядом… Я ехал в Левашово. Зачем?… Ага, к хозяину джипа. Хозяин, падла фотографировал отдел красок на мобильник и хотел устроить драку возле кафе. А живет этот пряник с Галиной Красной, которую прихватил Лемешев по наколке Харламова… Ну все, практически вспомнил. Я увидел зеленую куртку, выстелил в Сергея, не помню отчества, потом стал куда-то звонить. И дальше провал и острая головная боль. Щелкнули сзади, спереди я ситуацию контролировал. Кто щелкнул? Увы, не заметил. Пойдем логическим путем. Сам себя я ударить не мог. Ни Галина, ни ее друг тоже. Железная логика, поздравляю. Значит, бил тот, кто стоял за спиной. И кто же это? С кем я приехал?

Толик. Толик Бушуев. Детектив. Но это же бред. Зачем ему меня дубасить? А вдруг его тоже отоварили? Мы ж двор не обыскивали, мало ли кто в сугробах прятался и напал сзади?

Пока из позитива можно отметить только одно. Я жив, стало быть, черепная коробка нагрузку выдержала. Сотрясение, конечно, заработал, но это лечится. В другой раз, вписываясь в подобную авантюру, надену хоккейную форму и обязательно шлем.

– Толя… Ты здесь?

Теоретически Бушуев мог находиться под полатями, поэтому Вячеслав Андреевич и прошептал эти три слова. Ответа не последовало. Ни из-под полатей, ни из-за двери.

Он кое-как перевернулся на бок, чтобы не затекали связанные за спиной руки. Комок подкатил к горлу и его начало тошнить слюной. Ну, точно, сотрясение. Как-то, во время игры он въехал головой в борт, шлем еле выдержал. Тогда тоже подташнивало.

Так, а что дальше? Хотели бы убить, убили бы сразу. Значит, либо струсили, либо что-то из-под меня надо.

Интересно, который час? Не слишком ли долго я в гостях? Пора и совесть знать… У людей хлопоты новогодние, а я отвлекаю.

Водицы бы испить, во рту сплошная кислятина. Не позвать ли официанта? «Минералочки, пожалуйста, два раза…»

Попытался освободиться от пут. Ха-ха-ха… Это только товарищ Бонд играючи делал. А товарищ Чернаков талантом не вышел.

Оставалось одно – смириться с участью и смиренно ждать, накапливая силы. Рано или поздно за ним придут. Не умирать же голодной смертью его здесь оставили, чтобы потом сжечь в печке и попариться.

«Отыскал приключение на свою голову. В прямом смысле… Вместо того, чтобы спокойно искать новую работу и жилье, понесся за правдой с шашкой наголо. Мужа любовницы спасать, надо же… Теперь самого спасать надо»

Он закрыл глаза, расслабил руки. Кисти начали неметь. Как бы гангрену не заработать. Головная боль потихоньку начала отпускать.

Засечь время Вячеслав Андреевич не мог, но не сомневался, что пролежал в таком положении три периода по двадцать минут. Он умел чувствовать время, хотя данное качество не особо помогало в его нынешнем положении. Когда игра перешла в овертайм, и кисти рук уже жили самостоятельной жизнью, за дверью, наконец– то, послышалась человеческая речь. Официант…

– Сюда…

– Как он?

– Был жив.

Пахнуло холодом с улицы. Вошедшего господина Чернаков не знал. Господину было сел сорок-сорок пять, голова практически лишенная растительности, напоминала глобус. Коренастая фигура, степенное брюшко. Гардеробчик не из дешевых. Зимняя кожаная куртка с пушистым воротником, дородная обувка. Под курткой костюм и дорогой галстук. На пальце правой руки печатка с черным квадратным камнем. Белое кашне. Запах Франции. «Шанель», наверное. Не официант, короче.

Но что-то в облике вошедшего показалось Вячеславу Андреевичу знакомым. Где-то он видел его, но вспомнить даже при здоровой памяти вряд ли бы смог. А уж при отшибленной… Мало ли лиц промелькнуло за сорок шесть лет земного существования.

Человек, увидев, что Чернаков в сознании, прикрыл за собой дверь и присел на скамью.

– Здравствуй, Вячеслав Андреевич.

– Добрый вечер.

Чернаков не собирался впиваться в горло господина зубами, не грубить и не грозить возмездием за ушибленную голову, хотя имел на это полное моральное право.

– Не узнаешь?

– Рожа знакомая… Судимый, что ли? Фамилию назовешь, может, вспомню.

Или кликуху.

– Нет, не судимый. И кликухи у меня нет… Мы с тобой, коллеги, в некотором роде. Пенсионеры.

Чернаков повнимательней вгляделся в лицо собеседника. Нет, не вспомнить.

– Мент бывший?

– Более чем верно, старина. Подполковник милиции в отставке. Управление по борьбе с экономическими преступлениями. Но пересекались мы с тобой не по службе.

– На совещании?

– Стареешь, Вячеслав Андреевич… Шайбу то гоняешь еще?

Чернаков автоматически кивнул. Так, так, так… Хоккей… Мент. В нашей команде его не было… Ну-ка, ну-ка, повернись в профиль…

– А я вот уже не гоняю… Спина. Не рекомендуется. Хотя жаль. Силенки то еще остались. На пару периодов хватит.

«Да, он… Тот, что Моисеева на пику посадил… Как там тебя?…»

– Щербина. Виктор Ильич, – словно угадав мысли Чернакова, представился бывший обэповец.

– Уже ль та самая Щербина? – усмехнулся бывший «убойщик», – помню, помню. Гляжу, серьезным стал. Как инфаркт миокарда.

– Да ты тоже не особо веселишься… На хрена беспредел устроил? Ворвался в чужой дом, хозяина ранил. Это ж статья. Хорошо, Толик тебя осадил. Головушка то цела?

Вячеслав Андреевич не ответил.

– Ты уж на Толика зла не держи… Парень горячий, сам знаешь. Чуть что, сразу за дубинку. Или полено. Да и выхода у него не было. Догадываешься почему?

– Примерно.

– Это ведь он кнопочку на брелочке нажал.

– Неужели?

– Своею собственной рукой… Правда, банку закладывать отказался. Трусоват. Мол, засечь могут. Вот кнопку нажать – это другое дело. Но, заметь, гуманно нажал. Подождал, когда в отделе никого, кроме продавцов не останется, и ба-бах! А продавцам просто не повезло. Не хотел он их калечить. Смягчающее обстоятельство.

– Чего ж он так? – Чернаков попытался подняться.

– Ты лежи, лежи, у тебя травма, – жестом остановил его Щербина, – чего ж нажал, спрашиваешь? Ты даже не представляешь, насколько все банально и скучно. Материальная выгода, выраженная в конкретных денежных знаках. Правда, хороших знаках. Для него, конечно.

– Заплатили хоть? Или только пообещали?

– Обижаешь. Все до цента. Плохо вы, Слава, своих людей проверяете. Тщательнее надо, с интересом, а не для галочки. А Толик еще молодой, жить, да жить. Жену любимую на курорты возить, жилплощадь, обратно, улучшить, кредит за машину возвращать. Не особо долго ломался. Знаешь, бывают условно судимые, а он – условно честный. Увы, честность из моральной категории превращается в сугубо материальную. Ей тоже есть цена.