Фридрих Незнанский - Любители варенья

Михалыч с удовольствием бросился выполнять команду. С того момента, когда он услышал от Кирилла, чем занимается этот долговязый сукин сын, у него не проходило желание хорошенько его отделать. Удивительно, как терпеливо московский сыскарь допрашивал этого гада. Если бы старику позволили допросить Валерчика, он с ним так бы не цацкался. Может, он и не прав, но с подонками церемониться нельзя. Они понимают только силу, о совести без понятия. И зачем тогда, спрашивается, с этим носиться, как курица с яйцом? Урод — он и есть урод, сколько ты его не воспитывай…

Михалыч лет пять назад слышал историю от одного грузчика про такого же подонка, который девчонками торговал. Главное, обманом в свои сети заманивал, сулил работу хорошую в Греции, официантками. А сам продавал их в сексуальное рабство. Это же надо какие понятия появились за последние лет десять — сексуальное рабство! Уму непостижимо. Куда же милиция смотрит? Бедные девчонки надеялись на честный заработок, семьям хотели помочь, а попали в греческие бордели, где над ними как только ни измывались. Кто из девчонок там свою смерть нашел, кому сбежать удалось… А сколько их там еще мучается, разве ж кто знает? Грузчик рассказывал, что его дочка тоже намылилась за границу, деньги решила заработать. Отцу слова не сказала, документы уже начала оформлять, но ума хватило все-таки отца в известность поставить. Чтобы порадовался, что совсем скоро семья заживет, как нормальные люди. Братишке учебу оплатят, холодильник новый купят и прочие блага посулила. А он уже слышал про банду торговцев живым товаром, такую беседу разъяснительную с ней провел, что она потом плакала, благодарила его, что уберег. Он тогда только спросил: видела ли она хоть одну девушку из ранее отправленных? Хоть с кем-то из них говорила, расспрашивала, как на самом деле там девчонкам работается и живется? «Веришь, Михалыч, ни с одной не виделась моя дуреха. Потому что их нет! Кто не вернулся, а если какой-нибудь счастливице и удалось вернуться, так нигде она не появляется. То ли совсем замордованная, боится на глаза людям показаться, то ли уезжают из города…»

Здесь, конечно, случай другой. Если бы девчонки не хотели работать на такой срамной работе, то вернулись бы домой, к матери-отцу или нашли бы нормальную работу. Город большой, неужели на всех работы не хватает? А страна еще больше. Ты только желание поимей, пошурупь своими куриными мозгами. Но то, что девчонки добровольно на этого скотину работают, с него вину не снимает. Наоборот, развращает он их ежедневно, к легкому хлебу приучил, к безделью и разврату.

Вот такие мысли бродили в голове у Михалыча, пока он старательно стягивал обрывки веревок на ногах и руках негодяя. Еще и спросил саркастически: «Ну как, не сильно я тебе перетянул?»

— Да пошел ты, старый хрен! — злобно огрызнулся недоносок.

А вот этого Михалыч совсем уже стерпеть не мог. Чтобы его, заслуженного моряка, всякий говноед посылал? Он даже размахнулся своим крепким кулаком, но перехватил осуждающий взгляд Сергея Ивановича и опустил руку. Но есть на этого недоумка управа, все тот же платок, который теперь для надежности можно еще и скотчем приклеить. В эллинге у Михалыча всякого добра хоть пруд пруди. Хорошо бы ему тряпку с мазутом затолкать в его поганую пасть, но там химия… Еще окочурится, неохота грех на душу брать. Так что после ловких манипуляций с совсем уже обездвиженным сутенером, тот еще и онемел. Только мычать мог, дико вращая своими мерзкими гляделками.

— Не задохнется? — вдруг проявил сочувствие к Валерчику Сергей Иванович.

— А хоть бы и так? — хмыкнул тот в ответ. — Одним мерзавцем меньше будет.

Жаль, москвичи не увидели, как Михалыч запеленал сутенера. Любо-дорого посмотреть теперь на него — такого ничтожного и сломленного…

Турецкий и Плетнев тем временем безмолвными тенями проскользнули к докам и затаились за ангаром, откуда им хорошо было видно судно. Тихо на корабле, даже вахтенного не видно. То ли задумано так, то ли наплевать команде, — кто хочешь поднимайся, что хочешь забирай…

Тихо подкатила «Газель» и остановилась, погасив фары. Вышли два типа, к ним тотчас же, словно поджидал, подошел третий. Разговор негромкий, ни слова не слышно, но ясно, что происходит какое-то объяснение. Из дока вышли еще трое, хорошо бы увидеть их лица.

Вся компания медленно подошла к причалу и остановилась прямо под фонарем.

— Вон эти, из подвальной «типографии», — шепнул Плетнев.

— И Белобров с ними… — узнал солидного мужчину Турецкий. Если бы Валерчик не сказал, что с фальшивыми деньгами работает Белобров, Турецкий, возможно, и засомневался бы… Потому что видел его только на фотографии десятилетней давности, у фотографа, когда расследовал дело Анны Гущиной. Хорошо, что это было совсем недавно, а память у Турецкого на лица была крепкая. За десять лет Белобров раздался всей фигурой, заматерел, как говорят в народе — закабанел.

Все это объяснять Плетневу было некогда.

— Ну вот. Все здесь, — подытожил Турецкий. — Думаю, настало время для анонимного звонка в милицию. Их возьмут на погрузке, затем мы отправляем Валерчика с повинной, а кассету лейтенанту скорой почтой.

— А Кирилл? — забеспокоился Плетнев. — А убийство Баула? Боюсь, лейтенант с нас не слезет.

— Свидетелей того, что Кирилл грохнул Баула, нет. Валерчик про причастность Кирилла к убийству ничего не знает. Так что не боись, выкрутимся.

Турецкий успел достать телефон и включить его, но дальше все планы пошли наперекосяк. Потому что сзади них раздался тихий и зловещий голос:

— Стоять!

Турецкий и Плетнев ощутили затылками холодную сталь стволов. Одновременно щелкнули два затвора. Турецкий опустил руку, зажав в ней телефон, и порадовался, что он уместился в его ладони. Голос между тем упрекнул друзей:

— Слушайте, ребята, так нечестно! Я вас по всему городу ищу!

Турецкий, прижав плотно руку к ноге, слегка повернул экран телефона и скосил глаза, нажав на кнопку вызова. Высветился номер и надпись «Соединение». Он опять зажал телефон в руке и вовремя — человек оказался перед ними, и оба узнали Боксера. Сзади дышали им в затылок оба хозяина стволов. Трепыхаться бесполезно, — поняли сыщики.

— Как знал, что вы здесь будете! — откровенно радовался Боксер. — Как знал. Прямо тютелька в тютельку подгадал! Так рад вас видеть… Зачем пожаловали?

Боксера распирало от гордости. Теперь Денис Сергеевич сможет оценить четкую работу Боксера. Валерчика найти не удалось, где же он прячется, сволочь? Зато московские оперы попались, как птички в клетку. А эти уж покрупнее будут, чем «шестерка» Валерчик. Они-то птицы высокого полета. Боксер невольно растянул в улыбке узкие губы. Ему очень понравилось придуманное им сравнение птички в клетке — птицы высокого полета. Надо запомнить и небрежно обронить при хозяине, чтобы оценил его юмор. А то даже обидно, — Денис Сергеевич не раз прямо в глаза Боксеру говорил о его недостаточно развитых мозгах. А он вот вам — и оперов задержал, и пошутить может при случае…

Михалыч гремел старым чайником, наливая в него воду из большой фляги. Самое время чайку попить и друга напоить. Да и Кирюша не откажется, проголодался, небось. У Михалыча на случай такого внезапного голода в эллинге всегда находился сухой паек — несколько консервов с бычками, сухари и баранки. Не бог весть что, но еда, с голоду не помрешь. Зубы у Михалыча были надежные, железные, грызть можно не только баранки, а хоть и проволоку перекусить. Не пробовал, правда, но если случится такая надобность — не испугается. Связанный Валерчик завозился на полу и что-то замычал. Ясное дело, не на пуховой перине. Но раз ты такой гад, то терпи, веди себя, как мужчина. Придет время, развяжем. Так и пробурчал Михалыч пленнику, ставя на электроплитку чайник.

Сергей Иванович одобрительно поглядывал на действия приятеля. Хоть и со сдвигом Михалыч, но мужик хороший. Настоящий друг — и в беде, и в радости. Правда, случаев особой радости у них в последнее время что-то было маловато, но старик смотрел в будущее с оптимизмом. Во всяком случае с Михалычем не заскучаешь. От приятных мыслей о совместном чаепитии его оторвал телефонный звонок, Сергей Иванович протянул руку и снял трубку.

— Алло! — важно сказал он, зная, что в такое время могут звонить только Сашок или Антон. В трубке что-то шуршало, какие-то непонятные звуки доносились из эфира, и он повторил: — Я слушаю. Алло…

Сквозь шуршание и еще какие-то помехи он ясно различил голос Турецкого, который с кем-то разговаривал, но явно не с Сергеем Ивановичем. «Скажи другу своему, пусть так стволом мне в затылок не тычет, а то синяк будет». Незнакомый голос отреагировал быстро и грубо: «Да ты, мусор, совсем страх потерял! Ты у меня сегодня будешь один сплошной синяк». И тут же звук удара, опять шум, короткие гудки.