Андрей Константинов - Внедрение

– Надо бы, – корректно настоял Денис.

– Без проблем, – ответил Валера.

Он пронаблюдал за офисом, в котором работали и по субботам, до самого закрытия. Штукин даже походил у открытых окон, послушав обрывки разговоров. Узнав, как зовут некоторых сотрудников, он под смешным предлогом зашел внутрь офиса, чтобы осмотреться там. Ему сейчас было наплевать на задание, но Валера старался работать не просто хорошо, а мастерски, чтобы было полное впечатление, будто он трудился на Серпуховской с раннего утра.

Поздним вечером он специально приехал к Денису с отчетом, хотя особой необходимости в этом и не было. Волков выслушал, поблагодарил кивком и неожиданно спросил:

– Ты чего такой хмурый? Случилось чего?

Штукин вздрогнул, поняв, что не сумел «замаскировать» свои глаза, которые, оставаясь зеркалом души, выдали его.

Валера криво улыбнулся и со вздохом махнул рукой:

– Да-а… Пытался под залегендированным предлогом познакомиться с секретаршей… На улице подкатил – тра-ли-вали, очаровал… Кофе, мороженое, а потом выясняется, что она случайно зашла к подруге в офис, а я ее с секретаршей перепутал, так как она за ее столом что-то в Интернете смотрела.

Денис засмеялся:

– Это горе – не беда. Жовки хочешь?

– Давай.

Волков высыпал в подставленную ладонь Штукина несколько подушечек «Орбита» и, улыбаясь, сказал:

– Знаешь, я раньше хоккеем занимался… Давно… А в те времена бабл-гума ведь еще не было. Так мы один пластик разделим на шестерых и жуем на льду. Тренер орет: «Выплюньте немедленно!» А мы ему: «А канадские профессионалы все жуют!» А он нам: «Вы посмотрите на свои личики и на рожи канадцев!» М-да… Вот с тех пор я все жую и жую… Нравится.

Денис, погружаясь в воспоминания, вдруг как-то очень по-детски улыбнулся, и Штукин едва справился с внезапно возникшим порывом все немедленно рассказать этому взрослому парню, с которым ему довелось однажды вместе ждать смерти и выжить… Валера даже уже и рот открыл, но в последний момент все же сдержал себя. Штукин не то чтобы боялся, что его не поймут, нет… Тут было что-то другое… Валера не хотел, чтобы вот сразу, на первом же этапе работы в империи Юнгерова, его ассоциировали бы с проблемой… Да и слишком много личного было в истории с Зоей…

Штукин ничего не стал рассказывать Денису. И буквально через несколько минут Валера посчитал, что поступил очень правильно, не поддавшись своему порыву. Дело в том, что их разговор как-то незаметно снова свернул к расстрелу в лифте, потом вспомнили, как увольнялся Штукин. А потом Волков, рассеянно слушая рассказ Валеры о том, как он передавал дело новенькому, вдруг споткнулся о знакомую фамилию:

– Погоди, погоди… Якушев?

– Ну…

– А зовут как?

– Егор вроде…

Денис расхохотался:

– Так ведь этого хлопца и я, и Юнгеров с малолетства сопливого знаем. Хороший парень. Ты помоги ему, чем сможешь – он свой. Молодой только.

– Конечно, помогу. – Валера отвернулся, чтобы Волков не увидел снова то, что заплескалось в его глазах. А Штукин подумал о том, что уже «помог» Егору – да так, что и стараясь специально, больше не сделаешь…

Ильюхину Штукин тоже не торопился звонить. Нет, он не боялся и вины за собой никакой не чувствовал, но…

Не хотел он ничего никому объяснять, не хотел пускать к себе в душу, а в этой дурацкой истории было столько несуразного и нелогичного, что трудно было ее рассказать без стриптиза именно душевного…

Валера хотел собраться с мыслями, а заодно и посмотреть, как ситуация начнет развиваться…

Собраться с мыслями за несколько дней ему так и не удалось до конца. Не смог он придумать четкий план своего дальнейшего поведения. И его решение зайти к Якушеву в отдел было тоже порывом, эмоцией… Штукин действительно хотел откровенно поговорить с Егором, но сильно нервничал, да и Якушев его встретил не сильно приветливо. Разговор не сложился, но Валера, увидев телефонные распечатки на столе у опера, понял, что молодой идет в верном направлении. Идет, если уже не дошел…

После долгих колебаний, почти не сомневаясь уже, что его скоро все равно высчитают, Штукин принял решение поговорить с начальником службы безопасности Юнкерса Ермиловым…

Наверное, в той ситуации это был единственный более-менее правильный шаг…

Штукин думал, что разговор будет очень тяжелым, но ошибся. Юрию Николаевичу было легко рассказывать. Более того, Валере показалось, что Ермилов понял его – со всеми мотивациями и рефлексиями. Странно, но в какой-то момент Штукин даже почувствовал в отставном флотском офицере родственную душу… Он очень правильно сделал, что поговорил с Ермиловым до того, как к нему пришел Якушев. А то, что Якушев приходил к Юрию Николаевичу, Валера понял, когда начальник контрразведки перезвонил ему и дернул снова к себе для кое-каких уточнений – по теме французской графики… Оказывается, у Зои в сейфе лежала на него анонимка… А Николенко о ней даже и полусловом не обмолвилась…

Ермилов ничего не обещал Штукину, но Валере показалось, что в этом конфликте с Якушевым флотский офицер будет больше на его стороне, чем на стороне Егора…

Осталось только ждать дальнейшего развития события – и они не заставили себя долго ждать. Правда, Штукин и не предполагал, что Якушев ударит его. И ударом на удар Валера не ответил не из-за близости Егора к Юнгерову, а потому, что понимал парня.

И злился Штукин больше на самого себя, чем на Якушева. Злился на свою дурацкую судьбу, на какое-то проклятое свойство натуры обязательно влипать в дурацкие истории, поскальзываясь на почти ровном месте…

…Когда Штукин закончил свой длинный рассказ, Юнгеров и Ермилов долго молчали и не задавали никаких дополнительных вопросов. А о чем было спрашивать еще? Валера рассказал все очень обстоятельно, до мельчайших нюансов. Ему было легко говорить, потому что он говорил правду. Единственное, о чем умолчал, – это об Ильюхине и о внедрении. Но в этом направлении ни Юнгеров, ни Ермилов даже теоретически не могли задать парню никаких вопросов…

– Да… – сказал наконец Юнгеров. – Веселенькая история. Накосорезили вы, пацаны. Давненько я таких печальных повестей не слушал. Прямо хоть роман пиши… Что скажешь, Николаич?

Юрий Николаевич в ответ лишь передернул плечами, показывая, что окончательное решение принимать все равно не ему, а мнение свое при Штукине он, Ермилов, озвучивать не собирается.

Валера поднял опущенную голову и посмотрел Юнгерову прямо в глаза:

– Александр Сергеевич! Я понимаю, что виноват, что надо было сразу, но… Я не смог. Думал об этом, мучился, но не смог…

Ермилов кашлянул и все же нарушил собственный обет молчания:

– Ну, все ж таки не совсем до конца не смог, нашел же ты силы прийти ко мне… Яичко, парень, оно, конечно, дорого в христов день, но и в остальные дни продукт не самый бесполезный…

Юнгеров побарабанил пальцами по столу:

– Ладно, Валера… Всякое бывает в жизни… Лучше бы ты, конечно, сразу к нам со всем этим говном пришел, но… Тут все люди взрослые, все всё понимают… Ты с нами всего пару месяцев с небольшим гаком – а мы не на войне, чтобы за такой короткий срок ты в нас совсем своих почувствовал. Ладно. Надо дальше жить, надо думать, как всю эту бодягу разруливать… Егор дорог мне. Но если все было так, как ты рассказал – я особой твоей вины перед ним не вижу. Почти не вижу. Эх, и угораздило же парня в эту прокуроршу-утопленницу втрескаться… Она хоть симпатичная была?

– Очень, – тихо ответил Штукин и снова опустил голову. – Александр Сергеевич, я все понимаю, но, поверьте…

– Стоп, – остановил его Юнкерс. – Пошли по кругу, сейчас начнем уставать. Не стоит. Ты ступай, Валера. Никто тебя в мешок зашивать и в том же озере топить не собирается. Работай, как и работал. А вот с Денисом – поговори. Он, наверное, большей откровенности от тебя мог ожидать, чем мы. Понимаешь?

– Понимаю, – еще ниже опустил голову Валерий.

– Ну и ладно, раз понимаешь. Ступай. А мы подумаем, как все это говно разгрести. Охо-хо, прости Господи…

Штукин молча встал, потоптался, будто хотел сказать что-то, но лишь вздохнул тяжело и вышел, ссутулившись.

Ермилов проводил парня взглядом, в котором ничего прочесть не смог бы даже опытный психолог, и повернулся к Юнгерову:

– Ну и каково твое мнение?

Александр Сергеевич пожевал губами и сказал в сторону очень тихо:

– А какое тут мнение… По крайней мере, теперь хоть все эмоции Егора понятны и объяснимы…

– Да что ты? – деланно удивился Юрий Николаевич.

Юнгеров нахмурился:

– Что, опять что-то не так?!

Ермилов сощурил глаза:

– А можно тебя спросить, что ты собираешься делать?

Александр Сергеевич пожал плечами:

– Я? Поговорю с Егором. Ведь ясно, что он не понимает. Я бы на его месте, в его годы, может быть, еще и не так…

Юрий Николаевич не дал ему договорить, беспардонно перебив, хотя и вежливым тоном: