Андрей Кивинов - Испытательный срок

Вечером запись пошла в эфир.

— В тот день я дежурил на трассе, возле развилки на дачные участки. Этот район считается у нас неблагополучным, поэтому по личному приказу начальника управления там был организован постоянный пост. В нашей работе профилактике правонарушений придается огромное значение…

Ольга дотянулась до «лентяйки» и убавила звук.

— Кирилл… Скажи, только честно… Механику, из-за которого пострадал твой друг, ты сломал челюсть?[10]

Копейкин оторвался от тайского салата с креветками, приготовленного им по-пиратски скачанному в Сети рецепту.

— Это служебный интерес или личный?

— Личный.

— Ну тогда пусть буду я. В любом случае посадишь. А почему ты спросила?

— Просто я должна знать. Просто. Должна. Знать.

— И теперь что-то изменится?

— Ничего. Абсолютно ничего.

— А как вы поняли, что в машине — преступник? — Девушка-корреспондент очень умело играла неподдельное удивление. — Говорят, у сотрудников полиции с годами появляется что-то вроде шестого чувства… Это так?

— Ну не знаю… — смущенно опустил глаза Кривопалъцев, словно участница конкурса красоты, не знающая ответа на вопрос «Кто такой Пушкин?», — может, и появляется… Но я об этом никогда не думаю, все делаю на автомате. Это результат постоянных учений… А машина ехала слишком быстро. Мне показалось это подозрительным, и я принял решение остановить ее и проверить… И не ошибся.

— Коль, а у тебя есть шестое чувство?

— Нет, Свет. Не повезло мне с этим. Иначе сейчас бы тоже интервью давал. Зато у меня масса других положительных качеств, как то: человеколюбие, верность долгу, манеры и отличный вкус.

— Вкус к чему?

— Ко всему, особенно к жареной картошке. И я бы, при всей бездарности, никогда не написал бы такой дебильный текст. Выруби эту хер… Ерунду… И пожалуйста, не жми на тревожную кнопку, когда надо и когда не надо![11]

Светочка выключила телевизор. Грустно. Недолго Колька продержался, быстро романтика закончилась. Но ничего. У нее в запасе есть еще пара оперативных комбинаций. Реализуем. Никуда он не денется.

— А что вы чувствовали в тот момент, когда машина, не реагируя на сигналы, неслась прямо на вас? Вам было страшно?

Кривопальцев широко — точь-в-точь как его фанерный двойник, улыбнулся.

— Если честно, то было. Но не за себя… Я боялся за тех, кто мог пострадать от действий преступника. И понимал, что машину надо остановить любой ценой. А за себя… Нет, за себя никакого страха не было!

— Конечно, не было страха… — мрачно подтвердил Царев, ужинавший в гостиной на пару с Тамарой, — он, паршивец, в тот день в борделе халтурил.

— Так чего ж вы его не турнете?

— Не успели. А теперь турнешь, как же… Герой! Моржов собирается его в академию послать на учебу. Смену готовит… У нас выпить нету?

— Коньяк остался… Тот, Антона.

— Принеси… Выпьем, что ли, хоть…

— Нет уж, милый… Сам сходи. Я теперь, как ты, — принципиальной буду.

Борис Дмитриевич с раздражением бросил вилку, опираясь на трость, отправился на кухню. Если так пойдет дальше, медкомиссию он не пройдет и без «помощи» Моржова.

И что теперь? Тоскливые вечера возле телевизора? Что дала ему эта пресловутая принципиальность? Даже жена не хочет разговаривать. Он действительно — Железный Дровосек. Может, махнуть на все рукой и улететь в Испанию? Насовсем. Там спокойно, там зона личной безопасности.

Нет, не существует такой зоны. Потому что это не место. А это близкие люди, которые тебя окружают, которым ты можешь доверять, с которыми тебе комфортно и спокойно. Именно они и создают тебе самую настоящую зону безопасности. И что ты будешь делать без них и в Испании, и даже в самом райском уголке планеты? Ничего ты не сможешь сделать. Простая вроде бы истина, а доходит не сразу. Иногда на пятом десятке, а бывает, что и никогда.

Царев достал коньяк, рюмку, налил граммов пятьдесят… Здравствуй, пьянство. Хороший коньяк. Франция.

Нет! Что теперь, грязью умываться? Смириться, махнуть рукой и на все смотреть сквозь бутылку? Внушать самому себе, что не я один такой, все такие? Что черное — это белое? Тогда точно из грязи не вылезем… И самое главное — от тебя самого тоже зависит чья-то личная безопасность. По-другому никак.

Он выплеснул коньяк в раковину, поставил бутылку в шкаф, присел на табурет.

Звонок… Послышалось? Вроде никто прийти не должен. Сосед, может? Опять звонок. Нет, не послышалось. Тамара не откроет, она переключила телевизор на «Большой базар».

Грозный Царь Борис, от упоминания имени которого вздрагивали даже честные сотрудники, кое-как, опираясь на стену коридора, дотащился до дверей, не поглядев в глазок, повернул колесико замка.

— Привет, пап… Мы тебе мазь принесли. Для спины. Очень хорошая… Антон достал…

— В последнее время очень часто критикуют полицейских. Забывая, что в случае беды мы все равно набираем «02», забывая, что среди них есть немало тех, кто честно выполняют свой долг, готовы в любой момент пожертвовать своей жизнью ради нашего спокойствия.

— А ты готов в любой момент пожертвовать жизнью ради нашего спокойствия?

— Нет, Юль… Пока нет. Но постоянно тренируюсь, — Рома еще раз полюбовался на созданного им героя, застывшего на экране телевизора, — вот он готов. Чуть с водосточной трубы не сорвался… Глеба медаль, между прочим, прибрал. Ничего, Глеб еще получит.

— Может, зря уходишь? Я как представлю эти твои дежурства, эти вызовы ночные…

— А кто тебе сказал, что я ухожу? Просто теперь буду работать под прикрытием. Оборотень нынче хитрый пошел, голыми руками не возьмешь… Ладно, пора на войну. Я один уже не справляюсь. Пошли.

Рома поднялся с дивана, снял с ремня наручники.

— Операция по отрыву кровинушки от компьютера начинается. Да простит нас Павел Астахов.[12]

— Еще парочка, — Антон Иванович Чистов нажал на спусковой крючок своего фоторужья, зафиксировав на карту памяти двух очередных господ в полицейской форме, зашедших в Дом культуры, — чудеса. Уже во всех отделах знают, что это подстава, а все равно притащились.

— Иваныч, там же обещают дать живые деньги. Надежда на халяву умирает последней… Помнишь Азаряна из Южного? Ему лично гад Моржов позвонил и предупредил, что завтра его будут брать с поличным за взятку, что деньги будут помечены, и все такое. Но когда тот увидал четыреста тысяч наличкой, удержаться не смог. Взял… Получил восемь лет, жаль, без конфискации. Так что ничего удивительного.

Николай Васильевич нажал кнопочку на мобильнике.

— Свет, сколько пришло?

— Четырнадцать человек. В зале ждут…

— А Шатунов есть?

— Нет.

— Ладно, мы выдвигаемся… Встречай.

Коля отключил связь, повернулся к сидящим в автобусе собровцам.

— Пошли, джентльмены… Бить никого не надо — свои все-таки.

Антон Иванович опустил флажок фоторужья, переведя его в режим стрельбы очередью, или, говоря мирным языком, — в режим видеозаписи.

— Не знаю, посадим или нет, но пару миллионов просмотров в Сети гарантирую.

«Надень курточку и сходи к Винскому» — цитата из фильма «Адъютант его превосходительства».

Тафгай — игрок хоккейной команды, задача которого — устрашение противника.

Пэпээсники — сотрудники патрульно-постовой службы.

Речь идет о событиях, описанных в книге «Тревожная кнопка».

Речь идет о событиях, описанных в книге «Идеальный охотник».

Речь идет о событиях, описанных в книге «Тревожная кнопка».

Речь идет о событиях, описанных в книге «Идеальный охотник».

Речь идет о событиях, описанных в книге «Идеальный охотник».

Речь идет о событиях, описанных в книге «Идеальный охотник».

Речь идет о событиях, описанных в книге «Идеальный охотник».

Речь идет о событиях, описанных в книге «Тревожная кнопка».

Павел Астахов — уполномоченный по правам ребенка при президенте России.