Алистер Маклин - Сувенир, или Кукла на цепочке

На шестом этаже я вышел. Прямо напротив лифта, в небольшой нише стоял столик с телефоном и стул, на котором восседал молодой человек в расшитой золотом ливрее. Он не внушил мне симпатии. В нем было что-то неопределенное, когда трудно сказать, где кончается беспечность и начинается нахальство. Но жаловаться на такого — значит ставить самого себя в глупое положение— подобные юноши обычно прекрасно умеют принимать обличие оскорбленной невинности.

— 616! — сказал я.

Как я и ожидал, он лишь лениво согнул палец, указывая вдоль коридора.

— Вторая дверь…

Никакого «сэр», никакой попытки хотя бы привстать со стула. Я подавил в себе желание стукнуть его головой об стол, но пообещал себе пусть крохотное, но зато острое удовольствие разделаться с ним перед отъездом из отеля. Я спросил:

— Вы обслуживаете шестой этаж? — Да, сэр, — ответил он и поднялся.

Во мне шевельнулось чувство разочарования.

— Принесите мне кофе в номер!

На свой номер я не мог пожаловаться. Это был. не номер, а целая квартира. Она состояла из передней, крошечной, но вполне практичной кухоньки, гостиной, спальни и ванной. И спальня и гостиная имели выход на один и тот же балкон. Я вышел туда.

За исключением огромной, чуть ли не до самого неба чудовищной неоновой рекламы, рекомендующей покупать сигареты определенных марок, сияние разноцветных огней, струившееся над темнеющими улицами и крышами Амстердама, казалось, принадлежало какому-то сказочному миру. Правда, мне платили не за то, чтобы любоваться крышами большого города на фоне светящегося ночного неба — каким бы прекрасным это зрелище ни казалось. Мир, в котором я жил, был так же далек от сказочного, как самая отдаленная галактика от границ обозреваемой вселенной. Я сосредоточился на более насущных делах.

Я посмотрел вниз, где зарождался непрерывный и неумолчный шум уличного движения, наполняющий звуками все вокруг. Прямо подо мной, футах в семидесяти, проходило широкое шоссе или проспект, заполненный путаницей трамваев, гудящих автомобилей, а также сотен мотоциклов и велосипедистов, владельцы которых, казалось, стремились к одной цели — немедленному самоубийству. Казалось просто невероятным, что кто-нибудь из этих двухколесных гладиаторов надеется отыскать такую страховую компанию, которая поручилась бы за его жизнь более, чем на пять минут, но они смотрели на свою близкую кончину с невозмутимой бравадой, которая неизменно поражает всякого, кто впервые попадает в Амстердам. А еще я подумал, что если кому-нибудь будет суждено упасть или быть сброшенным с балкона, то, надо надеяться, в этой роли окажусь не я.

Я взглянул наверх. Как я и предполагал, мой этаж оказался последним. Над кирпичной стенкой, отделявшей мой балкон от соседнего, восседал высеченный из камня и стилизованный под барокко грифон, которого поддерживал каменный контрфорс. Над грифоном, футах в трех проходил бетонный карниз крыши. Я вернулся в номер.

Открыв чемодан, я вынул из него все вещи, которые никоим образом не должны были попасть в чужие руки. Под мышку я приладил пистолет в фетровой кобуре — он совершенно незаметен, если вы, вроде меня, пользуетесь услугами соответствующего портного — и сунул в задний карман брюк запасную обойму. Мне, правда, никогда не приходилось стрелять из этого пистолета дважды подряд, и тем более, пользоваться запасной обоймой, но разве можно все знать наперед — к тому же, дело становилось все хуже и сложнее. Потом я развернул длинный холщовый мешок с комплектом инструментов, какими орудуют взломщики. Если обернуть его вокруг себя в виде пояса, он становится просто невидимкой, особенно при помощи того же портного. Из пояса я извлек скромную, но очень нужную мне отвертку. Пользуясь ею, я снял заднюю стенку портативного холодильника, стоящего в кухне — просто диву даешься, как много пустого пространства даже в таком маленьком холодильнике — и вложил туда все, что считал целесообразным спрятать. Затем я распахнул дверь в коридор.

Дежурный по этажу все еще сидел на своем месте.

— Где мой кофе? — спросил я. Говорил я без раздражения, но голос все же повысил.

На этот раз я тотчас же добился необходимого эффекта: он мгновенно вскочил на ноги.

— Поднимать на кухонном лифте. Сейчас, сэр!

— Давайте, да поживее!

Я закрыл дверь. Некоторым людям никогда не постичь той простой истины, что добродетель — в простоте, а любое преувеличение — опасно. Его попытка показать, что он плохо владеет английским, была бесполезна и глупа.

Я вынул из кармана связку ключей весьма причудливой формы и попробовал один из них на входной двери. Уже третий ключ подошел — я бы весьма удивился, если бы ни один не пришелся впору.

Я сунул связку обратно в карман, прошел в ванную и повернул до отказа душевой кран. Именно в эту минуту на входной двери звякнул колокольчик, и одновременно дверь распахнулась. Я закрыл кран, крикнул дежурному, чтобы он поставил кофе на стол, и вновь пустил воду. Я надеялся на комбинацию кофе и душа, которая внушит кому следует, будто в моем лице они имеют вполне респектабельного гостя, нетерпеливо предвкушающего приятный и праздный вечер. Однако я не поставил бы ни пенни на то, что они клюнут на эту удочку. Да ладно, попытка — не пытка.

Я слышал, как закрылась дверь номера, но душа не выключил — на тот случай, если дежурный приложит ухо к двери: уж очень он походил на человека, который проводит массу времени, прикладывая ухо к дверям или подглядывая в замочную скважину.

Я вышел из ванной, подошел к двери и нагнулся. Он не подглядывал. Я приоткрыл дверь и отдернул руку, но никто не ввалился в переднюю в образовавшуюся щель. Это означало, что либо я ни у кого не вызываю подозрений, либо у кого-то их так много, что он не хочет подвергаться риску и выдавать себя. Что ж, неплохо — и в том и в другом случае.

Я опять закрыл дверь, запер на ключ, положил его в кармам, вылил кофе в раковину, закрыл кран и вышел на балкон. Балконную дверь пришлось оставить широко открытой, для чего я подпер ее тяжелым стулом. По вполне понятным причинам, балконные двери в отелях редко имеют ручки с наружной стороны.

Бросив взгляд вниз, на улицу, я посмотрел на окна здания напротив, потом, перегнувшись через перила, огляделся по сторонам для того, чтобы удостовериться, что меня не видят жители соседних домов. Потом я выбрался на бетонную балюстраду, добрался до орнаментального грифона, вырезанного из камня с такой тщательностью в деталях, что спокойно можно было ухватиться за любую часть, поднялся до края стены и перемахнул… на крышу. Не могу сказать, будто подобная гимнастика мне по душе, но что оставалось делать? Другого пути я не находил.

На плоской крыше, насколько я мог видеть, никого не было. Поднявшись, я перешел на противоположную сторону, обходя антенны, выходы вентиляции и застекленные люки для света, которые в Амстердаме используют как миниатюрные оранжереи. Дойдя до края, я осторожно глянул вниз. Там лежал очень узкий и темный переулок — совершенно пустынный, по крайней мере, в этот момент. Слева от себя в нескольких ярдах я обнаружил пожарную лестницу и спустился на второй этаж. Пожарный выход, по обыкновению, был заперт на двойной замок, но даже самый секретный замок не устоял бы против моих железяк, развешанных вокруг пояса.

В коридоре не было ни души. Я сошел на первый этаж по парадной лестнице, поскольку из лифта трудно… выйти незаметно, особенно если он рядом со стойкой портье. Правда., все складывалось даже лучше, чем я мог ожидать — а холле не оказалось ни помощника управляющего, ни посыльного. Кроме того, зал кишел приезжими, только что прибывшими из аэропорта и осаждавшими стол регистрации.

Я слился с толпой, вежливо тронул чье-то плечо, просунул руку к столу и, аккуратно положив ключ своего номера, неторопливо пересек бар и вышел из отеля.

Днем прошел дождь, и на улице все еще было сыро, но, тем не менее, пальто, которое я захватил с собой, не понадобилось. Перекинув его через руку, с непокрытой головой я шел, поглядывая по сторонам, останавливаясь и вновь, шагая вперед, в зависимости от моего желания.

Это произошло, когда я проходил по Херенграхт, любуясь, как положено, фасадами домов, принадлежавших знатным купцам XVII века. Внезапно я ощутил хорошо знакомое чувство, которое меня никогда не подводило — нечто вроде зуда в затылке. Такое чувство не развить никакой тренировкой, никакими упражнениями. Возможно, оно возникает инстинктивно, возможно, нет. Но вы или родились с этим чувством, или у вас его вообще никогда не будет. Я с ним родился! За мной вели слежку!

Амстердам, столь известный своим гостеприимством, странным образом пренебрег одной мелочью: не поставил на берегах своих каналов ни одной скамейки для усталых гостей города — да если уж на то пошло, то и для своих граждан. Если вечером или ночью у вас возникнет желание задумчиво полюбоваться темным мерцанием воды в канале, вам придется привалиться к дереву. Так я и поступил — прислонился к дереву, которое показалось мне наиболее удобным, и закурил сигарету.