Кэти Райх - Могильные секреты

Я здесь была не в одиночестве.

На каталке лежал мешок. И он не был пуст.

Я отскочила от трупа. Во рту пересохло, сердце бешено застучало.

Отвернулась, споткнулась и двинула в направлении, как я думала, двери.

Господи боже, у них есть на внутренней стороне ручки? У этих дверей есть внутренние ручки? Пусть там окажется ручка на внутренней стороне!

Я открыла за свою жизнь тысячи холодильников и никогда не замечала этого.

Дрожа, я брела в темноте.

Пожалуйста!

Холодный твердый металл. Гладкий. Я прошла дальше, ощупывая.

Пожалуйста! Пусть там будет ручка!

Я чувствовала как слабею с каждой минутой. Во рту остался стойкий вкус желчи, все тело колотило от дрожи.

Годы, десятилетия, несколько тысячелетий спустя, моя рука наконец нащупала что-то.

Да!

Я нажала ручку и толкнула дверь. Она открылась с мягким свистом. Я выглянула.

На светильнике остался снимок. Размытые серые пятна внутренних органов и непрозрачных костей — мрачный портрет сущности человека.

Комната для вскрытия номер три, слабо освещенная.

На каталке позади меня, значит, недавний пациент третьей комнаты? Нас сюда привез один и тот же человек?

Оставив дверь приоткрытой, я побрела к каталке и расстегнула молнию на мешке. Луч света упал на одутловатые белые ноги.

Я повертела табличку на пальце ноги, пытаясь прочитать имя. Света было недостаточно, а буквы были мелкие.

Рам…

Буквы сливались воедино, словно пузыри на воде.

Моргнула.

Рами…

Нечетко.

Рамирес.

Гватемальский эквивалент Смита или Джонса.

Я прошла к другому краю каталки, расстегивая молнию до головы.

На меня смотрело призрачно-бледное лицо Марии Цукерман с отверстием в виде маленькой черной точки во лбу. Пятна темнели на ее одежде.

Я подняла ее руку. Она была совершенно отвердевшей.

Не переставая дрожать, я снова прошла вдоль каталки, застегивая молнию.

Зачем? Глупая привычка.

Открыв дверь задом, я ступила в комнату номер три.

И к голове моей тут же ощутимо прижалось холодное дуло.

— Добро пожаловать обратно, доктор Брэннан.

Я узнала этот голос.

— Огромное вам спасибо, что избавили нас от ненужной поездки.

— Лукас?

Я чувствовала дуло, эту пустую пока трубку, которая легко могла послать пулю прямо мне в мозг.

— Вы ожидали кого-то еще?

— Диаза.

Лукас фыркнул.

— Диаз делает то, что я говорю ему.

Мои едва живые клетки головного мозга кричали одно слово.

Остановись!

— Вы убили Марию Цукерман. Зачем?

Голова становилась тяжелей, а я язык — неповоротливей.

— И вы убили Олли Нордстерна.

— Нордстерн был дураком.

— Нордстерн был достаточно умен, чтобы раскрыть вашу грязную игру.

Он на секунду задохнулся.

Продолжай отвлекать его разговором!

— Это же было ошибкой Патрисии Эдуардо? Она узнала чем занималась Цукерман?

— Вы, как погляжу, занятая девушка.

Комната начала вращаться.

— И вы крепкая, доктор Брэннан. Намного крепче, чем я ожидал.

Ствол оружия ткнулся мне в шею.

— Обратно в кроватку!

Второй тычок.

— Двигай!

Не возвращайся в холодильник!

— Я сказал идите.

Лукас пихнул меня в спину.

Нет!

Умереть от пули или бог знает когда в холодильнике? Я резко развернулась и рванула к двери.

Заперто!

Я обернулась, чтобы снова столкнуться с напавшим на меня Лукасом. Он ткнул мне в грудь «береттой».

Перед глазами все плыло.

— Давайте, доктор Лукас. Застрелите меня.

— Это мне не нужно.

Мы впивались друг в друга взглядом как осторожные животные.

— Почему Цукерман? — все же поинтересовалась я.

Лукас раскололся на четыре застывшие части.

— Почему Цукерман?

Я сказала это или просто представила себе что спрашиваю?

— Что-то вы очень бледны, доктор Брэннан.

Я сморгнула капельку пота.

— Моя выдающаяся коллега составит вам компанию.

Я изо всех сил пыталась понять смысл сказанного.

— Почему? — я смогла только повторить.

— Доктору Цукерман нельзя было доверять. Она была слаба и подвержена панике. Не такая как вы.

Почему Лукас не стрелял в меня?

— Вы убивали своих жертв, доктор Лукас? Или просто обворовывали их трупы?

Лукас сглотнул и его кадык запрыгал вверх-вниз как на пружине.

— Мы бы сделали большое дело.

— Или это убийства для черного рынка.

Губы Лукаса искривились в фальшивой улыбке.

— А вы еще лучше, чем я думал. Хорошо. Я действительно люблю поболтать о науке.

— Давайте.

Остановись!

— Ваш президент отправил исследования стволовых клеток обратно в двенадцатый век.

— Он действовал так из соображений научной этики.

— Этика? — Лукас открыто засмеялся.

— Это не законно?

Мои мысли распадались на фрагменты. Думать становилось все труднее и труднее.

— А что, исследования стволовых клеток требуют убийства младенцев? Такие исследователи не лучше, чем Менгеле и его нацистские эксперименты! Вы называете этот бред научной этикой?

Лукас махнул своим оружием на правила техники безопасности, прикрепленные к стене.

— Да этот зародышевый пузырь не больше, чем точка на этом…

— Это — жизнь.

Мои слова раздавались глухо и как будто издалека.

— Отходы после лечения бесплодия. Материал после прерванных беременностей.

Возбуждение Лукаса возрастало. Я все делала неправильно.

— Сотни тысяч страдают от болезни Паркинсона, диабета, травм позвоночника. Мы, возможно, помогли бы им.

— Это было целью доктора Цукерман?

— Да.

— А вашей целью было набить свой бумажник.

— Почему бы нет? — В уголках его губ заблестела слюна. — Механические сердца. Фармацевтические препараты. Патенты на протезные изделия. Умный доктор может сделать миллионы.

— Убивая или просто воруя эмбрионы?

Разве я не спрашивала уже об этом в прошлой эре?

— Цукерман бы вечность еще смешивала яичники и сперму в своих маленьких чашечках. Мой способ был гораздо быстрее. Это сработало бы.

Мне до смерти захотелось закрыть глаза.

— Вы же понимаете, что все кончено, — произнесла я.

— Это закончится, только когда я скажу!

Я отчаянно захотела все прекратить и заснуть.

— Вопрос со смертью Цукерман будет решен. Ее лаборатория уже собрана.

— Вы лжете.

У него вдруг на одном глазу задергалось нижнее веко.

— Сюда едут два детектива. Я должна их встретить.

Лукас облизал губы.

Я добивала его, едва соображая что говорю.

— Правда о Чупан Йа выплывет. Мы уже готовим отчет о том, что произошло с теми несчастными людьми.

Мои колени начали слабеть.

— И шантаж закончится. Участие Диаза в резне было обнародовано. Он больше не будет вашим ручным песиком.

Пальцы Лукаса напряглись на пистолете.

— Хорхе Серано находится в тюрьме. Они заключат с ним сделку и он вас кинет.

Ироничный смех.

— Обвинит меня в чем? В краже нескольких мертвых эмбрионов?

— В убийстве Патрисии Эдуардо.

Пристальный взгляд Лукаса не сместился ни на дюйм с моего лица.

— Тот скелет уже давно в прошлом. Его идентичность всегда будет под вопросом.

— Вы забыли одну вещь, доктор Лукас. Будущий ребенок Патрисии. Ребенок, которому вы не дали вздохнуть.

Вдалеке я услышала вой сирены. Голова Лукаса дернулась вправо, затем возвратилась ко мне.

Продолжай говорить!

— Я нашла кости младенца в одежде его убитой матери. Эти останки обеспечат четкое ДНК.

Мой голос казался еще более далеким.

— Та ДНК совпадет с образцом, данным матерью Патрисии Эдуардо. Этот младенец посмертно решит вашу судьбу.

Суставы Лукаса стали белыми, а глаза совсем потемнели. Глаза снайпера, террориста, или захватчика заложников, который загнан в угол. В них осознание, что выхода нет.

— В таком случае я все равно должен разобраться с вами. Что-то еще?

Темная завеса накрыла меня. Я уже не могла говорить. Не могла двигаться.

Я умру в морге в Гватемале.

Но тут…

— Вы профессиональны и находчивы, доктор Брэннан. Я признаю это. Считайте что это ваш самый удачный год.

Сквозь черный туман я увидела, как Лукас отнял пистолет от моей груди, сунул дуло себе рот и нажал на курок.

Эта история не появилась на первых страницах ни в Гватемале, ни в Канаде.

В гватемальской «La Hora» разместили небольшую статейку об обвинении Мигеля Анхеля Гутиерреса в убийстве первой степени. Мать Клаудии де ла Альда выразила свое удовлетворение проведенным расследованием. Две маленькие колонки. Страница семнадцать.

В отдельных статьях убийства Патрисии Эдуардо и Марии Цукерман были приписаны организованной преступности, и смерть Лукаса была классифицирована как самоубийство.