Оса Ларссон - Кровь среди лета

Лиза схватилась за край мойки и поднялась на ноги. Анетте в комнате не было.

Глаза у Лизы опухли, и она принялась прижимать к векам ледяные кончики пальцев. Потом включила кран и брызнула себе на лицо холодной водой. Достала лист плотной бумаги из стоявшей возле раковины корзины и, поцарапав себе нос, утерла сопли. Она так и не решилась взглянуть в зеркало.

Затем Лиза обернулась на собак. Теперь она смотрела на них почти спокойно, потому что уже выплакала свое горе. Ведь сильная скорбь подобна внезапно нахлынувшему воспоминанию: поднимется и уляжется. Лиза вышла из операционной. Через открытую дверь она увидела Анетте, которая работала за компьютером в своем кабинете.

Лиза вышла во двор. Сентябрьское солнце слепило глаза, предметы отбрасывали плотные, резко очерченные тени. В глазах у Лизы будто играли солнечные зайчики.

Она опустила солнцезащитный козырек и завела мотор. Выехав из города, Лиза направила машину в сторону Норвегии.

За рулем она ни о чем не думала, просто следила за поворотами дороги и смотрела на проезжающие мимо автомобили. Небо стало ядовито-синим. Высоко над горными хребтами проносились мохнатые облака. По сторонам мелькали скалы, ущелья. Вытянутое озеро Турнетреск походило на сверкающий камень лазурного цвета в оправе золотого осеннего леса. Возле турбазы «Каттерйокк» навстречу ей из-за поворота вынырнул большой грузовик. Лиза прибавила скорость и отстегнула страховочный ремень.

Винни привел Ребекку Мартинссон в подвал своего дома. Они спустились по крашенной в зеленый цвет каменной лестнице и оказались в комнате, которая, очевидно, использовалась одновременно в качестве погреба, продовольственного склада и столовой. Здесь царил страшный беспорядок. В воздухе чувствовалась сырость; белые стены, на которых местами осыпалась штукатурка, то там, то здесь испещряли влажные подтеки и пятна. Сделанные из досок полки были уставлены банками с вареньем, коробками с гвоздями и шурупами, самыми разными хозяйственными принадлежностями, бутылками с олифой и наполовину испарившимся растворителем, кисточками, склеившимися от застывшей краски, наждачной бумагой, ведрами, электроприборами и мотками провода. На стенах висели самые разные инструменты.

Винни шикнул на Ребекку и приложил указательный палец к губам. Затем взял ее за руку и подвел к стулу, на который она села, а сам опустился на колени и постучал ногтем по полу.

Ребекка не двигалась.

Винни достал из нагрудного кармана куртки пустой пакет из-под печенья, развернул его, шелестя бумагой, вытащил остававшийся там кусочек и разломил. Откуда ни возьмись появился маленький мышонок. Он пробежался по полу, описав фигуру зигзагообразной формы, остановился перед Винни и поднялся на задние лапки. Это был буро-серый зверек ростом не больше четырех-пяти сантиметров. Винни протянул ему половинку печенья. Мышонок хотел взять у него лакомство, но, поскольку Винни не разжимал пальцев, принялся есть прямо у него из рук. Послышался тихий хруст. Винни повернулся к Ребекке.

— Мышь, — сказал он.

Ребекка удивилась, что зверек не испугался человеческого голоса и продолжал грызть печенье. Она кивнула Винни и широко улыбнулась. Крупный молодой человек и крохотный мышонок являли собой удивительное зрелище. Ребекка спрашивала себя, как удалось Винни приручить зверька и победить его страх. Может, терпением, которого хватало на то, чтобы вот так сидеть на корточках и ждать?

«Удивительный юноша», — подумала она.

Винни попытался погладить мышонка указательным пальцем, но на этот раз страх пересилил голод. Серой молнией мелькнула мохнатая спинка и скрылась в куче мусора у стены.

Ребекка проводила животное взглядом.

Теперь пора. Она не могла оставлять надолго припаркованную на обочине дороги машину.

Ребекке послышалось, будто Винни что-то сказал. Она посмотрела на него.

— Мышь, — повторял Винни.

Ребекке стало грустно. Ей показалось, что она никогда не встретит человека более близкого ей, чем этот умственно отсталый юноша.

«Почему я не могу любить людей? — спросила она себя. — Почему не доверяю им? Всем, кроме Винни. Он не умеет притворяться».

— Пока, Винни, — сказала она.

— Пока, — равнодушно отозвался он.

Ребекка снова вышла на зеленую лестницу. Она не слышала, как во дворе остановился автомобиль, как хозяин дома взошел на крыльцо. В ту самую секунду, как она открывала дверь в прихожую, на пороге появилась грузная фигура Ларса-Гуннара. Словно скала, она преградила путь Ребекке; внутри у нее похолодело от страха.

Девушка посмотрела Ларсу-Гуннару в глаза. Он смерил ее удивленным взглядом.

— Какого черта… — выдавил он наконец из себя.

В половине десятого утра криминалисты обнаружили зарытое на берегу озера пулевое ружье калибра 30–06.

А в четверть одиннадцатого полицейские сверили списки владельцев огнестрельного оружия и автомобилей, отметив всех, у кого была машина с дизельным двигателем и пулевое ружье.

Анна-Мария откинулась на офисном стуле. Поистине замечательная вещь! Можно почти лежать, как на кровати или как в стоматологическом кресле, только без стоматолога.

Получившийся список включал четыреста семьдесят три фамилии. Анна-Мария пробежала их глазами. Из всего списка ей был знаком только один человек, Ларс-Гуннар Винса.

Он числился владельцем «мерседеса» с дизельным двигателем. Анна-Мария заглянула в другой список. Судя по нему, у Винсы было три ствола: один дробовик и два пулевых ружья, среди которых охотничье марки «Тикка» калибра 30–06.

Следовало бы изъять все ружья подходящего калибра для следственного эксперимента. Однако Анне-Марии захотелось сначала переговорить с Ларсом-Гуннаром. Как-никак речь шла о ее бывшем коллеге.

Она посмотрела на часы. Половина одиннадцатого. После обеда можно будет съездить к нему, захватив с собой Свена-Эрика.

Ларс-Гуннар Винса смотрел на Ребекку Мартинссон. На полдороге в город он вспомнил, что забыл дома бумажник, и вернулся. «Что это, заговор?» — думал он. Ведь он предупредил Мимми, что собирается в город. Неужели она позвонила этой чертовой шпионке из адвокатского бюро? Трудно поверить, но похоже на то. И вот она уже здесь.

У нее в руке зазвонил мобильный, но Ребекка не отвечала. Ларс-Гуннар, сжав зубы, смотрел на ее телефон. Оба они не говорили ни слова, а он не умолкал.

Ребекка подумала, что ей надо ответить, это наверняка Мария Тоб. Но странное оцепенение мешало ей нажать кнопку.

Вдруг мобильный полетел на землю. Это Ларс-Гуннар ударил ее по руке или все-таки она сама разжала пальцы?

Винса преградил ей путь на улицу. Теперь Ребекка не сможет выйти. Она почувствовала, что от ужаса теряет рассудок.

Ребекка развернулась и помчалась на второй этаж. Лестница оказалась крутой и узкой. Лак на ступеньках лежал, словно толстое стекло. Ребекка карабкалась на четвереньках, боясь поскользнуться. С боку мелькали грязные и пожелтевшие от времени обои в цветочек.

Она слышала за спиной тяжелые шаги Ларса-Гуннара. Единственное, что оставалось, — закрыться в какой-нибудь комнате. Но где?

Прямо напротив нее оказалась дверь в туалет. Ребекка вбежала в нее и успела повернуть замок. В тот же момент Ларс-Гуннар нажал снаружи на дверную ручку.

Окно в туалете выходило на улицу, но Ребекка не чувствовала в себе сил бежать. Она буквально оцепенела от ужаса. Не удержавшись на ногах, девушка опустилась на крышку унитаза. Ее трясло. Плотно прижав локти к животу, она закрыла лицо руками, которые дрожали и судорожно дергались, так что Ребекка била саму себя по губам, носу, подбородку, царапая лицо острыми, как иголки, ногтями.

Снаружи послышался грохот — это Ларс-Гуннар стучал в дверь. Ребекка зажмурила глаза, но слезы все равно струились по щекам. Она хотела прижать ладони к ушам, но руки ее не слушались, судорожная дрожь не унималась.

— Мама! — закричала Ребекка, когда дверь с треском отворилась.

Что-то больно ударило ее по ноге. Потом Ребекка почувствовала, как на ней рвется одежда. Она не решалась открыть глаза.

Ларс-Гуннар тянул ее вверх за воротник.

— Мама, мама! — кричала она, но наружу прорывался лишь жалостливый писк.

Винса уже слышал такое раньше. Шестьдесят с лишним лет назад его отец гонялся за матерью по кухне. Детей она заперла в соседней комнате. Ларс-Гуннар был старшим. Побледневшие младшие сестры вжались в диван, а он со средним братом колотил в дверь. Винса слышал мамины мольбы и плач. Все, что попадалось отцу под руку, с грохотом летело на пол. Папа хотел заполучить ключ, и вскоре он его нашел. И теперь настал черед Ларса-Гуннара с братом кричать от боли под отцовским ремнем, а запертая в соседней комнате мама отчаянно стучала в дверь.