Жорж Сименон - Рождество в доме Мегрэ

Кроме того, она воспользовалась первым попавшимся предлогом, чтобы уйти из дому, хотя у нее было достаточно провизии. По рассеянности она даже купила масло, хотя в оконном шкафчике на кухне у нее лежал целый фунт.

Мегрэ тоже поднялся, пересел в кресло у окна, снял телефонную трубку и вызвал уголовную полицию.

— Ты, Люка?

— Да. Я сделал все, что вы велели, шеф. У меня в руках список всех арестантов, освобожденных за последние четыре месяца. Их гораздо меньше, чем можно было ожидать. Среди них нет ни одного, кто когда-либо проживал на бульваре Ришар-Ленуар.

Теперь это уже не имело значения: Мегрэ почти полностью отбросил эту версию — слишком уж она была маловероятной. Допустим, кто-то, живший в квартире напротив, спрятал там перед арестом что-либо стоящее, добытое кражей или иным преступлением.

Очутившись на свободе, такой человек прежде всего захотел завладеть припрятанным. Но из-за болезни Колетты в комнату ни днем, ни ночью нельзя было попасть.

Совсем неглупая мысль — выступить в роли Деда Мороза и почти без всякой опасности проникнуть к девочке.

Но в этом случае мадам Мартен не стала бы колебаться, идти ли ей на встречу с Мегрэ. И уж конечно, не ушла бы сразу из дому под неуклюжим предлогом.

— Проверить весь список — каждого в отдельности?

— Нет. Удалось тебе что-нибудь узнать о Поле Мартене?

— Да. Это оказалось совсем нетрудно. Его имя известно самое меньшее в четырех-пяти комиссариатах в районе между площадью Бастилии, Отелем де Виль[4] и бульваром Сен-Мишель.

— Ты узнал, как он провел эту ночь?

— Сначала поужинал на барже Армии спасения. Он приходит туда регулярно каждую неделю, в один и тот же день, как завсегдатай, и всегда трезвый. Ужин дали праздничный, но, чтобы его получить, пришлось выстоять длинную очередь.

— А потом?

— Около одиннадцати вечера Мартен оказался в латинском квартале и зашел в одно из ночных заведений. Денег он, по-видимому, собрал достаточно и решил выпить, потому что в четыре часа утра его подобрали мертвецки пьяным метрах в ста от площади Мобер и доставили в участок, где он оставался до одиннадцати утра. Вышел он незадолго до того, как я получил эти сведения, и мне обещали доставить его сюда сразу по задержании. В кармане у него оставалось лишь несколько франков.

— А как насчет Бержерака?

— Жан Мартен возвращается в Париж первым дневным поездом. Он очень удивлен и обеспокоен утренним звонком.

— Больше ему никто не звонил?

— Сегодня нет. Зато звонили вчера вечером, когда он ужинал за общим столом.

— Тебе сказали, кто его вызывал?

— Кассирша из гостиницы, которая сняла трубку, уверяет, что слышала мужской голос. У нее спросили, в гостинице ли сейчас Жан Мартен. Она послала за ним горничную, но, когда Мартен подошел к телефону, никто не ответил. Это испортило ему настроение на весь вечер. Кто-то из коммивояжеров устроил пирушку в одном из ресторанов. Мне дали понять, что в компании были и красивые девушки. Мартен же, выпив вместе с другими несколько рюмок, все время рассказывал о своей жене и дочке. Он оставался там до трех ночи. Это все, что вы хотели узнать, шеф?

— Пока речь идет только об истории с Дедом Морозом и куклой.

— Что?

— Минутку! Мне еще нужно, чтобы ты попытался добыть домашний адрес директора часовой фирмы «Зенит» на авеню Опера. Думаю, что это можно узнать и в праздничный день. А он, вероятнее всего, у себя. Ты мне позвонишь?

— Как только узнаю.

Жена принесла комиссару стопку эльзасской сливянки, которую присылала им ее сестра. Он благодарно улыбнулся и на минуту попытался забыть об этой нелепой истории. Может, сходить днем в кино?

— Какого цвета у нее глаза?

Ему пришлось сделать над собой усилие: он не сразу понял, что речь идет о девочке, единственной, кто интересовал мадам Мегрэ в этом деле.

— Ей-богу, затрудняюсь ответить. Помню только, что не карие. Волосы у нее светлые.

— Значит, глаза голубые.

— Возможно. Во всяком случае, очень светлые и, кстати, спокойные.

— Понятно: она ведь относится ко всему по-детски. Она хоть смеялась?

— Для этого у нее не было повода.

— Нормальный ребенок всегда найдет повод. Достаточно, чтобы он испытывал доверие к окружающим и не боялся вести себя как свойственно его возрасту.

— Тебе симпатична мадемуазель Донкер?

— Я убеждена, что хоть она и старая дева, но умеет лучше обращаться с девочкой, чем эта мадам Мартен. Мне приходилось встречать ее в магазинах. Она из тех женщин, которые только и следят, как бы их не обсчитали, и вынимают из кошелька по монетке с таким видом, будто все хотят их обмануть.

Телефонный звонок прервал мадам Мегрэ, но она успела повторить:

— Мне не нравится эта женщина.

Звонил Люка, чтобы сообщить адрес месье Артюра Годефруа, генерального представителя часовой фирмы «Зенит» во Франции. Он жил на собственной вилле, в Сен-Клу, и Люка уже проверил: он сейчас дома.

— Поль Мартен здесь, шеф.

— Привели?

— Да. Он не понимает — зачем… Подождите минутку, я прикрою дверь… Ну вот! Теперь он меня не слышит. Сначала Мартен решил, что-то случилось с дочкой, и расплакался. Сейчас он успокоился, сидит покорно. Похоже, ему нехорошо после ночных возлияний. Что с ним делать? Послать к вам?

— Есть у тебя кто-нибудь, кто мог бы его привести?

— Только что пришел Торранс. Думаю, ему полезно подышать воздухом. Он неплохо провел рождественскую ночь. Я вам больше не нужен?

— Нет, еще нужен. Свяжись с комиссариатом Пале-Рояля. Вот уже пять лет, как бесследно исчез некий месье Лорийе, державший там небольшой магазин ювелирных изделий и старинных монет. Я хотел бы подробнее узнать об этой истории.

Мегрэ улыбнулся: он увидел, что жена, усевшись напротив него, начала вязать. Решительно, это расследование носило семейный характер.

— Разрешите вам позвонить?

— Позвони. Я никуда не собираюсь.

Через пять минут комиссар уже связался по телефону с месье Годефруа, который говорил с заметным швейцарским акцентом. Когда речь зашла о Жане Мартене, Годефруа сразу же решил, что раз его беспокоят в праздничный день, значит, с его коммивояжером что-то случилось, и рассыпался в похвалах по его адресу:

— Это такой преданный и способный малый, что я собираюсь в следующем году, иначе говоря через две недели, оставить его в Париже в качестве помощника директора. Вы его знаете? У вас серьезные причины им интересоваться? — Он прикрикнул на шумевших рядом детей и велел им замолчать. — Простите. Вся семья в сборе и…

— Месье Годефруа, не знаете ли, случайно, не обращался ли в последние дни кто-нибудь в вашу контору, чтобы узнать, где сейчас находится месье Мартен?

— Конечно, знаю.

— Тогда, пожалуйста, поподробней.

— Вчера утром кто-то позвонил в контору и попросил к телефону меня лично. Я был очень занят — сейчас ведь праздничные дни. Звонивший, должно быть, назвал свое имя, но я его забыл. Он хотел узнать, где сейчас Жан Мартен и куда ему можно позвонить по срочному делу. У меня не было никаких оснований скрывать, и я сказал, что Мартен сейчас в Бержераке, скорее всего в гостинице «Бордо».

— Больше ничего не спросили?

— Нет.

— Благодарю вас.

— Вы уверены, что эта история ничем ему не грозит?

Должно быть, дети тормошили Годефруа; Мегрэ воспользовался этим и поскорее закончил разговор.

— Слышала?

— Конечно, слышала, что ему говорил ты, но не знаю, что он отвечал.

— Вчера вечером кто-то звонил к ним в контору и узнавал, где сейчас находится Жан Мартен. Несомненно, этот же человек звонил вечером в Бержерак, чтобы убедиться, что коммивояжер по-прежнему там и в ночь под Рождество его не будет на бульваре Ришар-Ленуар.

— И этот же человек проник в квартиру?

— Скорее всего. По крайней мере, это доказывает, что Поль Мартен здесь ни при чем: ему незачем было дважды звонить по телефону. Он мог бы, не выдавая себя, узнать об этом у золовки.

— Начинаешь входить во вкус, Мегрэ? Признайся, ты в восторге, что произошла эта история. — И пока муж пытался найти оправдание, мадам Мегрэ продолжала: — Но это же естественно! Даже меня это живо интересует. Как тебе кажется, сколько еще времени нога у девочки будет в гипсе?

— Я об этом не спрашивал.

— А могут быть какие-нибудь осложнения?

Сама того не подозревая, она этой фразой навела мужа на новую мысль.

— Знаешь, ты сказала это очень кстати!

— Что сказала?

— Действительно, раз девочка уже два месяца лежит в постели, можно полагать, что, если не будет осложнений, она скоро поднимется.

— Вначале ей, вероятно, придется ходить на костылях?

— Не в этом дело. Через несколько дней, самое позднее через несколько недель, девочка уже не будет прикована к постели. Станет выходить с мадам Мартен на прогулку. Путь будет свободен, и любой запросто сможет проникнуть в квартиру, не нуждаясь в костюме Деда Мороза.