Луиз Пенни - Самый жестокий месяц

– А потом ты используешь их в своих целях, – сказал Сандон, не способный забыть, как он проиграл двести долларов одному из постояльцев Габри, который оказался чемпионом по покеру.

– Деревня успокаивается, – объяснил Габри Гамашу. – Я несу культуру в Три Сосны.

Никто не стал напоминать ему про визжащего оперного певца.

– Когда Жанна приехала, она гадала мне по руке, – продолжил Габри. – В прошлой жизни я был Хранителем света в Акрополе, только никому об этом не говорите.

– Обещаю, – торжественно произнесла Клара.

– Но перед этим я обошла деревню, – сказала Жанна. – Почувствовала энергию этого места. Забавно то, что, кто бы это ни написал, – она показала на брошюру в руке Гамаша, – он был почти прав. Здесь действительно есть лей-линии, но они идут параллельно. Это довольно необычное явление, когда линии проходят так близко друг к другу. Но они не спариваются. И вообще-то, никому не нужно, чтобы они спаривались. Возникает слишком много энергии. Это хорошо для всяких священных мест, но вы ведь знаете, что в Стоунхендже никто не живет.

– По крайней мере, если кто и живет, мы их не видим, – сказал Гамаш, ко всеобщему удивлению. – Тот, кто отправил вам эту брошюру, не сомневался: Габри узнает, что его гостья экстрасенс, а это гарантировало, что он попытается ее использовать. Так что проведение спиритического сеанса было вполне предсказуемо. Вчера вечером у Питера и Клары вы, Мирна, принесли мне книгу. «Словарь магических мест». Я просмотрел ее, и знаете, что нашел?

Все молчали. Он обратился к Жанне:

– Я думаю, вы знаете, что я там нашел. У вас был расстроенный вид, когда появилась эта книга, в особенности еще и потому, что это было последнее издание. Оливье спросил, неужели обнаружились какие-то новые магические места. Он, конечно, шутил, но, как выяснилось, был очень близок к правде. За последние двадцать лет и в самом деле было обнаружено новое магическое место. Во Франции. Несколько пещер, названных по району, в котором они были найдены. Пещеры Шове.

Снова послышался скрип, и Гамаш понял, что время истекает. Приближалось что-то темное и личное.

– Жанна Шове. Экстрасенс и самозваная виканка, носящая имя средневековой героини, сожженной за колдовство, и фамилию магической пещеры. Невозможно, чтобы вы так звались от рождения. Но вчера вечером случилось и еще кое-что. Мы с инспектором Бовуаром не могли уснуть – мешали лягушки. Мы сидели в гостиной, просматривали ежегодные альбомы школы, где учились Хейзел и Мадлен. И тут появилась Жанна. А сегодня утром альбомы пропали. Взять их мог только один человек. Почему вы это сделали, Жанна?

Жанна сидела, уставившись в темноту. Спустя несколько секунд она сказала:

– Что-то грядет.

– Pardon? – спросил Гамаш.

Она повернулась к нему, и свет наконец упал на ее глаза. Они сияли. Это было неестественно, обескураживало.

– Я знаю, вы это чувствуете. Это то, о чем я предупреждала вас тем утром в церкви. Оно здесь.

– Зачем вы забрали альбомы, Жанна?

Гамаш должен был оставаться собранным, не позволить мыслям перескакивать на другое. Но он знал, что время на исходе. Ему необходимо было закончить это сейчас.

Она, не скрываясь, смотрела на дверь и хранила молчание.

– Сегодня днем я заехал в школу и взял там две вещи. Еще один альбом и список выпускников. Я бы хотел прочесть кое-что из выпускного альбома Хейзел и Мадлен. – Он достал альбом из сумки и положил себе на колени. Открыл на заложенном месте. – «Джоан Каммингс. Член группы поддержки. Жанна д’Арк собирается спалить этот мир».

Он тихо закрыл альбом.

– Ты Джоан Каммингс? – спросила Хейзел, поднимаясь со стула. – Из школы?

– Ты меня не узнала, да? Мад тоже не узнала.

– Ты изменилась, – сказала Хейзел, у которой от смущения стал заплетаться язык.

– А вот Мад не изменилась, – заметила Жоанна.

Гамаш перевернул альбом и показал им фотографию. В неясном свете они увидели молодую женщину: крепкие руки воздеты к небу, на красивом лице улыбка во весь рот.

– Это было почти тридцать лет назад. Но, несмотря на всю косметику и улыбки, они называли вас Жанной д’Арк и говорили о сожжении.

Жанна стрельнула глазами в дверь, потом снова перевела взгляд на Гамаша:

– Я знала Мадлен по группе поддержки. Вы были правы, говоря о солнце. Да, такой она и была, и даже еще больше. Она была по-настоящему прекрасной, что делало ее еще хуже. Меня много лет дразнили и мучили за то, что я не такая, как все, и я хотела одного – быть принятой. Стала пользоваться косметикой, сделала прическу, научилась нести чушь и наконец поступила в группу поддержки. Я хотела стать ее подругой, но она меня не замечала. Она не была жестокой, просто снисходительной.

– Вы ее ненавидели? – спросила Клара.

– Наверное, вы всегда пользовались успехом, – отрезала Жанна. – Хорошенькая, талантливая, энергичная. – (Клара услышала эти слова, но не узнала в них себя). – У меня ничего этого не было. Мне просто хотелось иметь подругу. Одну-единственную подругу. Вы представляете себе, как ужасно все время быть чужаком? И вот наконец меня взяли в группу поддержки. Там были все самые крутые девчонки. И знаете, как мне это удалось?

Ее голос упал до шепота.

– Я предала все, чем была прежде. Стала глупенькой и поверхностной. Каждый день изживала себя прежнюю. Я заперла в себе все, что мне было важно, и повернулась спиной к людям, которые могли бы стать моими друзьями. И все ради одной идеальной девчонки.

– Ради Мадлен, – кивнул Гамаш.

– А она была идеальной. Худшим днем в моей жизни стал тот, когда я поняла: я предала все, что мне было важно, и не получила за это ничего.

– И тогда вы изменили свою фамилию на Шове. И снова стали такой, как прежде.

– Нет, я в конечном счете приняла себя такой, какая я есть. Изменение фамилии на Шове стало праздником, декларацией. Я наконец перестала прятать от людей свое истинное «я».

– Она ведьма, – прошептал Габри Мирне.

– Мы знаем, mon beau. И я тоже.

– Я знала, кто я, но не знала откуда. Я всюду оставалась чужаком. Пока не попала сюда. Как только я проехала по дороге в Три Сосны, я поняла, что нашла дом.

– Но еще вы нашли Мадлен, – сказал Гамаш.

Жанна кивнула:

– На сеансе тем вечером. И я знала, что она опять похитит мой свет. Не из корысти, а потому, что я сама отдам его ей. Я это чувствовала. Я нашла себя, нашла дом, мне не хватало только друга. И как только я увидела Мад, то сразу поняла, что опять пойду по тому же кругу. Попытаюсь стать ей другом и буду отвергнута.

– Но зачем было ее убивать? – спросила Клара.

– Я ее не убивала.

По кругу прошел недоверчивый шепоток.

– Она говорит правду, – сказал Гамаш. – Она не убивала Мадлен.

– Тогда кто? – спросил Габри.

Жанна встала и уставилась в темноту у дверей.

– Сэр?

Голос, донесшийся оттуда, был молодым, робким и от этого почему-то еще более пугающим: все равно как узнать, что дьявол – друг твоей семьи.

Гамаш тоже поднялся и повернулся к двери. Он не видел ничего, кроме черноты, но потом появились и очертания. Его время кончилось. Он повернулся к кругу. Все глаза были устремлены на него, лица круглые и открытые, как прожектора, ищущие подтверждения, что все правильно.

– Я вернусь через несколько минут.

– Вы покидаете нас? – спросила Клара.

– Прошу прощения. Это необходимо. Но не бойтесь, ничего плохого с вами не случится.

Гамаш развернулся и вышел из мерцающего круга света, исчез за краем мира.

Агент Лемье провел его в самый конец коридора, в плохо освещенную комнату, где сидел какой-то человек, положив ногу на ногу, с фонариком на коленях.

– Привет, Арман.

Голос был такой знакомый. Да и фигуру, даже в тусклом свете, Гамаш узнал сразу. Он столько лет любил его. Они вдвоем еще в запретном возрасте заглядывали в бары, ходили на свидания вчетвером, зубрили учебники перед экзаменами, отправлялись в долгие прогулки, разбирали насущные мировые проблемы. А потом собирали их до последнего винтика. Вместе курили. Вместе прогуливали. Они были шаферами друг у друга на свадьбах. Стояли друг за друга горой, просили друг друга стать крестными своих драгоценных, любимых детей.

Внезапно Арман Гамаш снова оказался дома. Он прижимался щекой к грубой ткани дивана, устремив глаза на дорогу. Он ждал маму и папу. Они приходили домой через день. Но тем вечером приехала какая-то незнакомая машина. Из нее вышли два человека. Постучали в дверь. Рука бабушки нашла его руку, в нос ударил неожиданно резкий запах нафталина от ее свитера, когда она прижала его голову к себе, чтобы защитить его от слов. Но слова все же нашли его, накатили на него и прилипли к нему на всю оставшуюся жизнь.